– О, моя дорогая! – Шарлотта сжала руку Арабеллы горячими пальцами. – Как это чудесно! Я всегда хотела детей, но у меня их так и не было.

Она снова закрыла глаза и добавила едва слышным шепотом:

– Но возможно, все это к лучшему. В Ле Шатле дети не живут долго.

Арабелла ничего не ответила, только продолжала обнимать и поддерживать ее, пока не вернулся Джек с подносом, который и поставил на стол, привинченный к полу болтами. Он посмотрел на сестру и сделал над собой усилие, чтобы сохранить на губах бодрую улыбку, так не вязавшуюся с жесткими линиями его лица.

Он снова опустился на колени возле постели и сказал:

– Как только мы причалим, поедем в горы, Шарлотта, где воздух чистый и свежий. Ты там растолстеешь и порозовеешь на хорошем молоке, яйцах и сливках… – Голос его пресекся.

Она накрыла его руку своей.

– Да, да, мой дорогой, я там поправлюсь. Я это знаю.

Но ее запавшие глаза говорили о другом, и Джек знал, что это не так, и понимал, что его фантазии не могли заставить забыть горькую правду. Он поднес ее руку к губам и поцеловал пальцы. Потом снова медленно поднялся и взял миску с подноса. Стараясь придать своему голосу силу и бодрость, он сказал:

– Давай! Ты должна поесть или никогда не выздоровеешь.

Джек сел на угол скамьи и поднес к ее губам ложку каши, приправленной специями. Она попыталась есть, но, проглотив одну ложку, отстранила еду, пробормотав слова извинения. Джек смотрел на нее в полном отчаянии, сознавая свою беспомощность.

– Думаю, тебе следует нас развлечь, – немедленно вмешалась Арабелла, – хочу послушать о твоей беспутной юности. Правда, Шарлотта?

Она улыбнулась:

– Он почти всегда жил в опасности. Джек никогда не задумывался о правилах. Потому и нарушал их. Расскажите мне, как вы встретились.

В воздухе повисло напряжение, потом Джек ответил:

– Я нашел Арабеллу на цветочной грядке в грязи и поту. Не знаю почему, но я счел такое сочетание неотразимым.

– А Джек, конечно, был безупречен, – сказала Арабелла. – Но я не сразу оценила его. Ведь известно, что противоположности притягивают друг друга, и, в конце концов, это произошло.

– Я вовсе не уверен, что, когда речь заходит о респектабельности, мы так далеко отстоим друг от друга, – заявил Джек, видя, что его сестра оживилась и в ее глазах появились крошечные искорки света.

– Ну, не может быть, чтобы только один из нас придерживался нестандартных взглядов, – заметила Арабелла с усмешкой. – А иначе наш союз не был бы счастливым.

– Мне бы так хотелось увидеть вашего ребенка, – сказала Шарлотта со слабой улыбкой, слегка пошевелившись на узкой койке.

Джек стремительно повернулся к Арабелле, все еще лежавшей на койке рядом с Шарлоттой, голова которой покоилась на ее плече, как на подушке. Улыбка Арабеллы была благодушной и снисходительной.

– Я не думаю, что страдаю от морской болезни, – сказала она. – У меня до отвращения крепкий организм…

Шарлотта слабо рассмеялась, но даже столь ничтожное усилие оказалось для нее непомерным. Смех перешел в ужасающий приступ спазматического кашля, и полотенце, которое она поднесла ко рту, уже через несколько секунд стало алым. Арабелла молниеносным движением выхватила его и подставила миску, которую держала наготове на полу возле скамьи. Джек отвернулся, не в силах видеть страдания сестры. Наконец кашель прекратился, и Шарлотта заняла прежнее положение. Голова ее лежала на плече Арабеллы. Лицо было белым, как бумага, глаза запали так глубоко, что казались пустыми глазницами, а синие тени под ними доходили теперь почти до скул. Искра жизни, еще теплившаяся в ней, теперь угасала, как слабое пламя гаснущей свечи.

Арабелла протянула миску Джеку, без единого слова опорожнившему ее и поставившему на стол. Потом снова прилегла на койку и поддерживала тело, столь хрупкое и невесомое, что, казалось, легчайшее прикосновение могло его сломать. Она продолжала поддерживать Шарлотту, в то время как Джек, сидя на скамье у окна, смотрел в иллюминатор. Спина его казалась оцепеневшей, плечи каменными. Арабелла чувствовала, как жизнь медленно вытекает из женщины, лежавшей рядом с ней.

– Джек, – позвала она тихо.

Он обернулся, встал и подошел к койке, опустился на колени возле нее, взял высохшую, будто бумажную, руку сестры в свои, прижал ее к щеке и нежно баюкал, пока последний вздох, похожий на шепот, не слетел с губ Шарлотты.

Арабелла плакать не могла, глаза ее оставались сухими, возможно, потому, что у Джека хватило слез на двоих.

Наконец Джек осторожно приподнял тело Шарлотты, освободив от нее Арабеллу, и прижал к груди. Арабелла поняла и, соскользнув со скамьи, неслышно вышла из каюты, предоставив Джека его скорби.

На рассвете они похоронили Шарлотту, мягко опустив ее тело в спокойное, окрашенное розовым море. Том Перри произнес просто:

– Мы предаем ее тело морю.

Моряки хранили молчание, пока Джек неподвижно стоял у перил и смотрел, как тело его сестры скрывается в воде. Арабелла накрыла его руку своей, но понимала, что он не чувствует ее прикосновения. Он снова отдалился, ушел от нее. И все же она не убирала руки, безуспешно стараясь подавить рвущиеся наружу слезы. Она лила слезы из-за Джека и из-за себя тоже. Она была знакома с Шарлоттой всего несколько дней, но успела полюбить ее как сестру и теперь оплакивала свою утрату. Она плакала и из-за будущего младенца, которому не суждено узнать свою тетку.

Когда все было кончено, Джек, поблагодарив Тома Перри, тотчас же ушел в свою каюту. Арабелла сделала шаг, чтобы последовать за ним, но он едва уловимым знаком показал, что хочет побыть один, и она со страхом поняла это. Поколебавшись, она вернулась к поручням и одна смотрела, как рассвет вступает в свои права, а береговая линия Англии вырисовывается на горизонте.

Она скорее почувствовала, чем услышала, возвращение Джека. Он приблизился к поручням, когда пробились первые лучи утреннего солнца. Подался вперед и загляделся на гладь канала и гавань. Молча, он протянул руку к жене, и она сделала несколько шагов, чтобы оказаться с ним рядом. Он не дотронулся до нее, хотя их тела были так близко друг к другу, что она чувствовала его тепло.

– Прости меня, – прошептала она.

– За что, Арабелла?

Он медленно повернул к ней голову. Лицо его было спокойным, но глаза полны боли. Она пыталась найти слова:

– За моего брата.

– Прошло много месяцев с тех пор, как я считал, что ты живешь в одной вселенной с Фредериком Лэйси, – сказал он.

Его рука обвила ее плечи, и он крепко прижал ее к себе.

– Это я должен попросить у тебя прощения, любовь моя. У меня ушло слишком много времени на то, чтобы понять, какое сокровище я нашел в тебе… и как мало я его заслуживаю.

Все тело Арабеллы заполнило тепло. Она глубоко и трепетно вздохнула и опустила голову на его плечо. Боль и неуверенность ушли.

Через минуту он заговорил снова:

– У меня такое чувство, что Шарлотта умерла дважды, Арабелла. И дважды я не смог ее спасти. Не знаю, смогу ли я это вынести.

Голос его прервался, и он закрыл лицо руками.

Она обняла его, и их слезы смешались. Это была разделенная скорбь и взаимная любовь. И в эту минуту они были единым целым. У нее не было слов утешения. Она могла только прижимать его к себе, пока он сам не справится со своим горем.


ЭПИЛОГ

Убийственно холодным январским утром Мэг стояла на нижней ступеньке крыльца дома на Кэвендиш-сквер, весело прощаясь с невероятно усатым кавалерийским офицером, отдающим ей изящный поклон и размахивающим своей шляпой с плюмажем:

– Прощайте, дражайшая леди. Буду томиться до нашей новой встречи.

– Да бросьте вы, – отвечала Мэг. – Вы это говорите каждой женщине моложе шестидесяти лет, лорд Томас.

– Вы считаете меня вертопрахом, – ответил он, улыбаясь так же широко, как она.

Качая головой, Мэг повернулась, чтобы подняться по ступенькам в дом, но столкнулась с герцогом Сент-Джулзом, без шляпы сбегавшим вниз в непривычной для него спешке.

– Где вы были, Мэг? – спросил он, отстраняя ее, чтобы пройти.

– В парке, – ответила недоумевающая Мэг.

– Арабелла… доктора, – пробормотал он, показывая жестом куда-то в сторону, уже готовый бежать дальше.

– Постойте, Джек! – Мэг схватила его за руку. – Ребенок? – Разумеется, вопрос был риторическим. – Почему вы сами бежите за доктором? Не послать ли за ним лакея?

Он покачал головой:

– Арабелла не хочет, чтобы я оставался в комнате. Сказала, что не вынесет моего присутствия. Мне надо привести доктора. Не знаю, что еще я смогу сделать. Не могу оставаться дома.

Мэг больше не пыталась удержать его. Она поспешила в дом, где обычно невозмутимый Тидмаус мерил шагами холл.

– О, это вы, мисс Баррет… Ее светлость…

– Да. Герцог сказал мне, – ответила Мэг, поспешно поднимаясь по лестнице.

Она быстро преодолела ступеньки и вбежала в комнаты Арабеллы. Борис и Оскар бегали по коридору у двери в будуар герцогини и принялись прыгать на Мэг, возбужденно лая.

– Ш-ш, – сказала она. – Не о чем беспокоиться. Все в порядке.

Она заставила их лечь.

– Оставайтесь здесь.

Мэг вошла в будуар и плотно закрыла за собой дверь под их сердитыми и печальными взглядами.

Спальня была открыта. Арабелла расхаживала по комнате. Лицо у нее было белое и мрачное. Леди Баррет и Бекки занимались постельным бельем. На треножниках над сильным огнем стояли котлы с водой.

– О, Мэг, слава Богу, ты вернулась, – с облегчением сказала Арабелла. – Это началось так неожиданно.

– Я уже поняла, – ответила Мэг, сбрасывая плащ и шляпу. – Я столкнулась с твоим мужем. Он побежал за доктором. Джек совершенно растерян.

– О-о, Джек! – Арабелла махнула рукой. – В критических случаях он никуда не годен, просто распадается на части.

Мэг подавила готовый вырваться смешок, услышав такую характеристику всегда уравновешенного и невозмутимого герцога Сент-Джулза.

– Я объяснила его светлости, что женщины в родах могут быть несколько раздражительными, – сказала леди Баррет. – Иногда они говорят такие вещи, о которых вовсе не думают.

– О, я как раз это и думаю, – возразила Арабелла и, не глядя, протянула руку Мэг, которая приняла ее и сделала гримаску, потому что Арабелла сжала ее так сильно, что на глазах у ее подруги выступили слезы.

– Думаю, теперь тебе следует лечь в постель, Белла, дорогая, – спокойно сказала леди Баррет. – Все происходит довольно быстро.

– А я считала, что рождение первого ребенка длится целую вечность, – ответила Арабелла, но подчинилась и легла в постель.

– Не жалуйся, – возразила практичная Мэг. – Это не развлечение. Чем скорее все кончится, тем лучше.

Арабелла ответила слабой улыбкой:

– Я бы хотела, чтобы именно это сказал мой муж, вместо того чтобы ломать себе руки и стонать.

– Он не делал ничего подобного, Арабелла, – возразила леди Баррет. – Он был очень спокоен, пока ты не начала кричать на него.

Бекки суетилась с куском ткани, намоченным в лавандовой воде, который она возложила на лоб Арабеллы, когда новые схватки исторгли невольный стон у роженицы.

Мэг снова взяла ее за руку.

– Я говорила Джеку, что мне не нужен доктор, – сказала Арабелла, когда пароксизм боли прошел, и она снова смогла вздохнуть. – Леди Баррет и Бекки могут прекрасно со всем справиться.

– Но я думаю, так будет лучше, моя дорогая, – сказала Мэг, выглянувшая в окно на улицу. – Как бы то ни было, но врач уже здесь. Джек просто выпихнул беднягу из наемного экипажа.

Доктор вошел в комнату, опережая Джека, нерешительно остановившегося в дверях.

– Если ты все еще не переносишь моего вида, любовь моя, я снова уйду.

Но Арабелла уже больше не замечала никого из находившихся в комнате.

Джек не мог ни остаться, ни уйти, а время шло, и наступал полдень. Джек был охвачен безумным страхом. Смерть Шарлотты стала его частью и осталась в нем навсегда. Печаль затаилась глубоко в его душе, но он сжился и примирился с ней. Умиротворение принесла ему Арабелла, а теперь он боялся потерять и ее. С такой потерей он не смог бы жить дальше.

Он беспомощно стоял в изголовье кровати, глядя на ее белое искаженное лицо, и отирал пот с ее лба тканью, которую ему передала Бекки. Он пытался почерпнуть спокойствие от доктора, от деловитости и внимания леди Баррет, от очевидной невозмутимости и уверенности Бекки, и так тянулось весь день. Он хотел бы походить на Мэг, способную вести легкую беседу, на которую Арабелла иногда отвечала улыбкой.

Внезапная суета у другого конца кровати встревожила его, и ужаснул пронзительный крик Арабеллы, а потом изумил тонкий писк младенца. Он тупо смотрел на окровавленный кусочек плоти в руках леди Баррет.

– Сын, – сказала она. – У вас сын, ваша светлость… Белла, дорогая, он красив.