Марко спросил, голодна ли Кейт, и она, улыбаясь, кивнула в ответ. Меню им не подали, но он заказывает официанту все блюда на пробу и двойную порцию морских ежей, которых, как он сообщил ей, следует называть уни.

— Женщина, умеющая есть, крайне сексуальна, — сказал он, глядя Кейт прямо в глаза.

Первым блюдом, поданным на стол, была нарезанная лентами рыба, присыпанная тонкими колечками перца халопиньо. Марко откусил кусочек и закрыл глаза, сконцентрировавшись на вкусе блюда. Он заметил, что секретом вкусного блюда является баланс между сладостью, кислинкой, горечью и солью — рецепторы языка реагируют лишь на эти четыре вкуса. В этом блюде равновесие соблюдено, и потому, объяснил он, оно и есть козырь ресторана «Нобу». Кейт про себя подумала, что именно эти составные части характеризуют ее жизнь в Нью-Йорке.

— А ты знаешь, что синеплавниковый тунец может проплыть отсюда до Японии всего за месяц? — спросил он, занявшись кусочками пурпурно-красно- го мяса рыбы, которые так и тают на языке.

Он поведал, что тунцов изучают в аквариуме города Монтеррей — неподалеку от места, куда он десяти лет от роду переехал из Италии с семьей. Тунец может не есть неделю, а его чешуя — всегда идеально серебряного цвета.

— Идеальное существо, — произнес он.

О тунце он рассказывал с тем же жаром, с которым Тим вещает о Джессике Симпсон.

— Но если тунцы попадают в неволю, у них под подбородком появляются наросты. Они безопасны, но никто не может объяснить этого явления.

Он рассмеялся.

Следующее блюдо — уни, ежи мягкие и удивительно вкусные. В ее горло льется вкус моря. Марко говорит, что ежи — естественный афродизиак, а Кейт не знает, что заставило так биться ее сердце — еда или его бедро, прижавшееся к ней.

В перерывах между блюдами он обучал ее, как правильно держать палочки — надо брать их ближе к утолщенным концам, чтобы захватывать кусочки рыбы было удобно и красиво. Этой технике он научился в Японии. После он показал, как высасывать мозги — «самое вкусное» — из голов креветок: положил голову с усиками, глазами и прочим в рот и разжевал. Кейт не могла заставить себя смотреть на черные выпученные глазки креветок, но боялась, что Марко подумает, будто она трусиха, и сунула одну в рот. И он оказался прав: по ее языку расплылся вкус океана.

— Нобу — очень приятный парень, — сказал, жуя, Марко. — По-моему, он единственный в поварском цеху, кто не изменяет своей жене.

— Что, никто другой не верен?

Лучшие из информаторов — непосредственные участники событий.

— Хочешь, чтобы я рассказал тебе, в какие гостиницы они возят своих любовниц?

Ее глаза округлились.

— ДА!

Она уверена, что Лейси будет осчастливлена подобной информацией.

И Марко рассказал, присовокупив к этому рассказ о неком шеф-поваре, заслужившем три звезды, который возбуждается только в апартаментах «S&M», расположенных над его рестораном «Загат».

Может быть, это выпитый саке, а может, она осмелела от того, что он рассказал столько секретов. Теперь она хотела узнать одну из его тайн.

— А почему ты расстался с Венди Уинтер?

Он вздохнул и промокнул губы салфеткой.

— Венди сорок, она хочет замуж и детей, а я нет, — ответил он.

Кейт вспомнился тунец, плавающий в неволе в аквариуме.

— Я не хочу никаких официальных отношений. Мне и на работе формальностей хватает.

Его речь о браке кажется отрепетированным монологом, подготовленным на случай необходимости поставить в рамки любую даму, с которой он встречается, и Кейт не очень ему поверила.

— Мои родители друг другу не изменяют, — заметила она, откусывая кусочек нежной рыбы. — Они действительно любят друг друга.

— Это ты так думаешь. Мужчины не могут быть верными.

— Может, ты не можешь, но мой отец может. Я в этом уверена.

Кейт вспомнила, как ее родители проводят летние вечера в саду и в прогулках вдоль ручья. Скорее всего, они не одобрили бы ее свиданий с Марко. «Найди себе кого-нибудь симпатичного», — твердили они.

— Это редкость, — сказал он так, словно не поверил ни слову из того, что она сказала.

Все блюда меню стоят на их столе.

— Это секрет нашего мира, — объяснил Марко, сменив тему разговора. — Это самый дешевый способ подкормить вип-гостя.

Подана овальная тарелка с шариками мороженого, обсыпанного липким рисом. Мягкий шоколадный пироге мороженым вкуса зеленого чая, которое должно притупить резкую сладость теста. Когда они закончили, счет им не подали, однако Марко попросил официанта принести счет за десерты, чтобы оставить на чай. Кейт подглядела в чек: двести долларов.

Когда они выходили из ресторана, Марко положил руку ей на спину — словно они обедали вместе уже бесчисленное количество раз. Снаружи их ждал автомобиль — держать машину столько времени, должно быть, стоит целое состояние — водитель распахнул перед ними дверцу. Забравшись внутрь, Кейт сползла по кожаному сиденью.

— Ты сонная, и это очаровательно, — сказал Марко, притянув ее к себе, а Кейт обнаружила, что на его груди очень даже удобно примоститься. Он снял с ее волос заколку и стал гладить ее кудри.

Он настоял на том, чтобы отвезти ее в Бруклин, а Кейт хотелось, чтобы водитель просто продолжал ехать. Чтобы он пересек еще один мост и увез их куда- нибудь подальше. Чтобы этот вечер продлился еще.

Но вскоре они прибыли. Пробки возникают только, когда ты куда-нибудь спешишь, и рассасываются неизвестно куда, если ты наслаждаешься поездкой. Кейт хотелось пригласить Марко к себе, но в квартире не убрано, повсюду стоят мышеловки, в раковине грязная посуда, у двери мешки с мусором. А начало отношений только одно, и оно должно быть идеальным.

— Ты не пригласишь меня к себе? — спросил он.

Кейт отрицательно покачала головой и, прежде чем водитель успел открыть перед ней дверь, задергала ручку.

— Спасибо тебе за удивительный вечер.

Она выскочила из машины и чуть не бегом пустилась к лестнице. Она знала, что если обернется, то точно не удержится…

«Без купюр», «Нью-Йорк экзаминер», Поя Питер- сон и Кейт Саймон.

Знаменитые шеф-повара меняют свои прославленные рестораны на отели. Вместо того, чтобы заняться приготовлением еды, они заказывают ужины в номера. Надежный информатор сообщил нам: некий повар, дослужившийся до трех звезд, после закрытия своего ресторана, прежде чем поехать домой к жене и детям, тайком отправляется в гостиницу в центре города. Метрдотель некоего популярного заведения также неравнодушен к табличке «не беспокоить» — он использует ее для свиданий с собственной женой и третьим партнером — дамой из высшего общества с титулом и темным прошлым.

Когда Тим добрался до офиса в десять утра, на его столе стояла бутылка любимой водки. Наверное, это дело рук Кейт. Несколько дней назад он рассказывал ей, почему предпочитает именно эту марку. Карточка меж тем утверждала, что это благодарность Марко за упомянутый Тимом факт, что в «Побережье» ужинал Ральф Лорен, и за то, что в этой статье Марко не был назван «Распутным Кулинаром». Хороший способ избавить себя от неприятной клички.

Чарли, прибывший в редакцию через полчаса, внимательно поглядел на Тима, явно подумывая, что тот явился сегодня рано только потому, что приехал прямо с затянувшейся вечеринки. Однако именно Чарли был в той же, что и вчера, одежде, и это его жена уже дважды справлялась по телефону о местонахождении мужа. Тим объяснил, что у него была спокойная ночь с Зо. Они поужинали в бистро в Верхнем Ист-Сайде, где, что порадовало Тима, он никого не знал. Счет на сто двадцать долларов — достойная плата за анонимность.

Чарли сел за свой стол лицом к Тиму и начал читать почту.

— Ты не болен?

— Немного — из-за того, что покутил ночью.

— Хе-хе, это поможет, конечно, — захихикал Чарли, кивнув на бутылку водки. — У меня ночь прошла продуктивно. Я поужинал с лучшим информатором с Уолл-стрит.

Тим знал, что этот информатор был уволен из респектабельного банка за роман с секретаршей, и Чарли пришлось «заняться неотложным делом», о котором он вряд ли расскажет жене.

— Оказывается, Стивен Брэдли и еще несколько крупных шишек попали под следствие из-за того, что покупали предметы искусства здесь, перевозили их в свои загородные резиденции, а затем самолетом обратно сюда, чтобы не платить высоких налогов Нью- Йорка.

Чарли крайне доволен. Он обожает скандалы в высшем обществе. Так он чувствует себя Домиником Данном, только без его высокой зарплаты.

— Словно они такие бедные, что не могут позволить себе заплатить пошлину.

Кровь отлила от лица Тима.

— Может, мне удастся заставить отца Блейка заговорить в обмен на обещание не упоминать его в статьях.

— Отец Блейка и есть персона-прима истории.

— А может, сделаем героем Марка Рида? Он только что заработал триста миллионов.

— Благодаря Стивену Брэдли, — поднял брови Чарли. — Если Блейкова папашу не упомянем мы, это сделает «Джорнал». Они тоже роют в этом направлении. Ты не хуже меня знаешь, что мы должны как-то приглушить скандал, показать, что мы были на месте преступления первыми.

Ту же речь Тим выдает своим излишне рьяным информаторам. Пора бы уже формализовать ее — на диск записать, что ли.

Схватив мобильный, Тим сказал, что идет пить кофе. Отойдя от редакции на несколько кварталов, он позвонил Блейку и перешел сразу к делу.

— Чарли сказал, что он не платил налога на при обретение предметов искусства, что открыто дело, что этим занимается также Джастин Катц из «Джорнал». Нам надо что-то предпринять, и почему бы тебе не сказать мне, что именно.

Тиму было слышно, как Блейк скрипит ручкой, записывая за ним все сказанное от руки, — не печатает на компьютере. Должно быть, он не хотел, чтобы Тим знал, что он докладывает обо всем отцу.

— Обмен?

— Нет уж, придумай что-нибудь получше.

— Обман?

— Обманывай, но делай это быстро. Я могу придержать новость день или два. Нам в спину дышит даже редактор деловой хроники. Если новость будет разворачиваться медленно, он может оказаться на первой полосе со своим расследованием, а в этом случае, сам понимаешь, мы потеряем всякий контроль над ситуацией.

У Блейка в запасе должно быть нечто, что отец отдал ему именно на такой случай. И он не заставляет себя просить:

— Марк Рид только что купил на «Сотбис» Пикассо за тридцать миллионов. — Все журналисты колонок культуры и светской хроники пытались узнать, кто же именно приобрел картину — всплывали имена Пола Аллена, Лили Сафры и Стива Уинна.

— Это даст тебе несколько дней, но лучше придумать официальную версию происходящего, — ответил Тим. — Эту новость не похоронить.

Каждый раз, думая об отце, Блейк чувствовал во рту вкус омлета из ресторана Университетского клуба. Он глотнул еле теплого кофе, прихваченного в индийском ресторанчике; от этого напитка создается ощущение, что у тебя прободение желудка. Затем позвонил отцу и попал на его давнюю секретаршу, которая любит поболтать о всякой ерунде и делает это бесконечно долго. Ну почему, почему, чтобы поговорить с отцом, ему раз за разом нужно преодолевать одни и те же барьеры?

— Это срочно, — произнес он, и — слава богу — его немедленно вывели на прямой номер отца.

Отец всегда говорил, что вступления — это для тех, кому нечего делать и нечего сказать.

— Кто знает?

— «Колонка А» и «Джорнал».

Примерно минуту отец молчал. Слышен звук переворачиваемых газетных страниц, отец ругнулся и вздохнул. Внезапно Блейка озарило — он, Блейк, знает выход из положения. Это его игра, и он включает автопилот. Для начала приказал отцу заткнуться и заплатить все необходимые налоги немедленно. Затем дал ему телефон агента, которому, попав в беду, звонят сильные мира сего, за улаживание подобных проблем тот берет минимум тридцать тысяч в месяц.

— Врать не стоит, — продолжал Блейк. — Врать будут все остальные, а когда волна ажиотажа спадет, это случится примерно через две недели, ты окажешься самым хорошим парнем в округе.

Отец молчал.

— А если ты не станешь кобениться и заплатишь все, что обязан, то, когда они начнут копать, не смогут к тебе придраться. Не начни Билл Клинтон врать о романе с Моникой, его, может, и не довели бы до импичмента. Вранье никого никогда не доводило до добра, разве что Марту Стюарт.

— Не надо было мне поддаваться уговорам Линдси и таскаться по галереям в Челси, — с присвистом прошептал отец. Осторожничал, хотя у него огромный угловой кабинет, в котором подслушать разговор невозможно. — Вот что случается, если покупать картины за пределами Пятьдесят седьмой улицы.

— Неважно, как или почему все произошло. Ты теряешь время и силы на то, чтобы это понять. Важна не история инцидента, а его последствия.