Элизабет догнала его через несколько шагов. Она стащила садовую перчатку и сняла с пальца кольцо с рубином.

— Вот, возьми.

— Но я вовсе не настаиваю на этом, — заметил Джессоп.

— Зато я настаиваю. Пусть побудет у тебя, пока я хорошенько поразмыслю над своей жизнью. — Элизабет разжала его ладонь и вложила в нее кольцо. Оно никогда ей не нравилось. Ей хотелось кольцо с изумрудом.

Элизабет смотрела, как он идет по дорожке к своей лошади, привязанной возле конторы. Несмотря на жару, она дрожала и крепко обхватила себя руками, пытаясь согреться. Ее озадачил этот разговор. Итак, Джессоп не уверен, что хочет жениться на ней. Да вот беда: Элизабет подозревала, что ей-то это глубоко безразлично.


День начал клониться к вечеру. Ной попрощался с Элизабет и оставил ее в кабинете одну за работой. Собаки не находили себе в комнате места, чесались и поскуливали, пока Элизабет не выставила их за дверь. Из окна она наблюдала, как гончие носятся вверх и вниз по склону холма. Элизабет улыбнулась и обмакнула перо в чернила.

Грохот взрыва потряс стены конторы. Элизабет вскочила, опрокинув чернильницу. Вероятно, она что-то крикнула, потому что собаки в мгновение ока оказались под ее окном. Она бросилась к выходу и выскочила наружу, забыв даже запереть за собой дверь.

Элизабет сразу увидела клубы густого черного дыма, но не могла понять, откуда он валит. Всего один взрыв, убеждала она себя, поспешно спускаясь по гранитным ступеням, и, похоже, слабый; он вряд ли причинил слишком большой ущерб… Достигнув подножия холма, Элизабет заметила бегущих людей. Все они спешили вверх к тому месту, где был — построен новый склад.

Очевидно, взрыв произошел не в цехах, а на складе и потому был совершенно не похож на тот, что прогремел в прошлом году. Даже стекла в ее конторе не вылетели. Взрыв был не сильный и, слава Богу, всего один… один.

Элизабет удалось нагнать рабочих. Вместе с ними она завернула за поворот дороги и резко остановилась, с трудом переводя дыхание. Она увидела обугленные туши двух лошадей и остатки фургона. Кто-то вез бочонки с порохом на склад.

Господи… О'Брайен говорил, что собирается перевозить порох. А вдруг это он?

Элизабет протиснулась сквозь толпу рабочих, пытавшихся тушить небольшие очаги огня вдоль дороги. Дым ел глаза, заставлял ее кашлять. Она схватила за руку первого попавшегося человека.

— Кто правил? — спросила Элизабет.

— Я его не видел, хозяйка, — мрачно покачал головой тот. Лицо рабочего было так перепачкано сажей, что Элизабет не узнала его.

Она обошла кругом дымящуюся груду и заметила возле склада кучку людей.

— Что здесь произошло? Кто-нибудь скажет мне, что случилось? Где мой управляющий? — крикнула она.

Рабочие расступились перед ней, и она увидела О'Брайена. Элизабет вздохнула с облегчением: он был жив и даже не ранен. Рядом с О'Брайеном лежал на земле человек. Элизабет подошла к управляющему. Его штаны и рубашка были порваны и прожжены в нескольких местах.

— Что здесь, черт возьми, происходит? — вскричала Элизабет, стараясь под гневом скрыть свое беспокойство о нем. — О'Брайен, это вы уничтожили фургон и упряжку лошадей?

Он улыбнулся ей, стирая сажу с лица тыльной стороной.

— Это вовсе не я, хозяйка! Это все Том со своей проклятой трубкой.

С трубкой? Элизабет округлившимися глазами посмотрела на человека, который пытался подняться с земли. Он курил трубку, когда перевозил порох?

— Кто такой Том?

— Мы наняли его на этой неделе, помните?

— Вы только что наняли его, и первое, что поручили, — транспортировать порох? — вспыхнула Элизабет. — Как вы могли свалять такого дурака?

— Я и не думал доверять ему это, — возразил О'Брайен, проводя грязной рукой по волосам. — Фургоном должен был править Марбл. Не знаю, что произошло, но обещаю вам выяснить.

Элизабет взглянула на Тома. Его одежда обуглилась, и сам он был обожжен, но, кажется, не слишком серьезно.

— Он не сильно пострадал?

— Нет, спасибо мистеру О'Брайену, — вышел вперед Джонни Беннет, сняв шляпу с головы, прежде чем обратиться к Элизабет. — Я все видел с дороги. Взрыв сбросил Тома с повозки вместе с его трубкой, одежда на нем загорелась. Он стал метаться по дороге, как безумный, но мистер О'Брайен остановил его и сбил пламя руками.

Элизабет искоса взглянула на О'Брайена. Спасая этого растяпу, он мог погибнуть.

— О'Брайен, здесь надо все расчистить. Осмотрите этого человека, дайте ему денег и отправьте на все четыре стороны. Если у него не хватает мозгов сообразить, что нельзя курить рядом с порохом, ему не место на моем заводе.

Элизабет отвернулась. Ее била дрожь, а она не желала, чтобы рабочие поняли, как сильно она напугана.

— Лиз! Лиз, погодите!

Она слышала голос О'Брайена, но не повернулась и не ответила, а только быстрее зашагала назад в контору. Элизабет не хотела, чтобы он видел слезы у нее на глазах.

12

Собаки сопровождали Элизабет до конторы, описывая вокруг нее круги. Элизабет раздраженно вытирала слезы. Отчего она расплакалась? Фургон, пара лошадей да дюжина бочонков с порохом — вот все, что она потеряла.

Элизабет добралась до конторы, дверь которой впопыхах оставила открытой.

— Оставайтесь снаружи, — приказала она собакам. — Хоть раз сделайте что-нибудь полезное, поймайте крысу или еще кого-нибудь. — Она захлопнула дверь и прошла в свой кабинет, залитый последними лучами заходящего солнца. Элизабет никак не могла унять слезы и злилась на себя за это.

Снаружи послышался лай собак. Кто-то подошел к конторе и открыл дверь.

— Лиз? Ты здесь, Лиз?

Это был О'Брайен. Она лихорадочно утерла слезы: ни к чему ему видеть ее в таком состоянии.

— Я здесь, в дальней комнате, — крикнула Элизабет, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.

О'Брайен вошел в кабинет. Она глядела на него, не в силах отвести глаз. Элизабет потеряла Пола. Она, наверное, потеряла Джессопа. Сегодня она чуть не потеряла О'Брайена: он мог погибнуть при взрыве или спасая Тома.

— Лиз, все не так плохо. Потери минимальны. Несчастные случаи бывают всегда.

— Ты осел! — крикнула Элизабет. — Ты чуть не погиб! Сбивал руками пламя, герой! Несколько недель назад бросился в бушующую реку! Ты хочешь умереть, да? — Она опять вытерла глаза, слезы текли по ее щекам.

— Эх, Лиз, Лиз. — О'Брайен шагнул к ней, и Элизабет тоже двинулась навстречу ему. Он протянул к ней руки, и она ухватилась за его грязную мятую рубашку.

— Тебя могло убить! Тебя могло убить, дурак, — повторяла она снова и снова. О'Брайен, смеясь, отвел ее непослушные локоны со лба.

— Ох, Лиз, я слишком проворный и въедливый, дьяволу меня не поймать. — Он обнял Элизабет за плечи, и она прижалась к его груди, слыша, как стучит его сердце. Она дрожала всем телом. О'Брайен напугал ее, вернее, Элизабет сама себя напугала. Да, этот человек ей небезразличен. Но только сейчас она поняла, сколь много он для нее значит. О'Брайен гладил ее по волосам, нашептывая на ухо успокоительные глупости. От него пахло дымом и табаком, от него пахло мужчиной.

Элизабет подняла голову, торопясь заглянуть в его зеленые глаза. Взгляд О'Брайена притягивал ее, завораживал, а она и не пыталась противиться его чарам. Когда О'Брайен склонился к ее рту, Элизабет встала на цыпочки, желая поскорее ощутить вкус его губ.

Элизабет провела рукой по его шелковистым волосам, распустила тугую косичку. Они не могли оторваться друг от друга, стоя посреди кабинета в наступающих сумерках, не прерывая поцелуя. Они не спешили, но все же неуклонно и неотвратимо приближались к тому мгновению, когда возврата назад уже не будет.

Элизабет гладила его лоб и высокую переносицу настоящего ирландца, его губы, только что касавшиеся ее губ.

О'Брайен целовал ее в шею и плечи, ласкал ее руки своими большими ладонями, прикосновение которых было нежнее пуха.

Дыхание Элизабет участилось, она всем существом откликалась на эти прикосновения. Рука О'Брайена проникла под ее корсаж, она почувствовала его натруженную ладонь у себя на груди и затаила дыхание.

— О'Брайен, — прошептала Элизабет, взяв в ладони его лицо и принудив взглянуть ей прямо в глаза. — Возьми меня, О'Брайен, люби меня.

— Лиз, ты понимаешь, что говоришь? — спросил О'Брайен. Голос его сразу охрип.

Она провела рукой по обтягивающим панталонам вдоль его бедра.

— Я знаю, что говорю, — ответила Элизабет мягко. — Я просто умру, если ты этого не сделаешь.

— Лиз… — О'Брайен поцеловал ее страстно, его язык настойчиво раздвинул ее губы. Элизабет обняла его за плечи, прижимаясь всем телом к мускулистому торсу. Потом она высвободила полы его рубашки из-за пояса панталон и стянула ее с него. Элизабет выпустила ткань из рук, и рубашка упала на пол. О'Брайен засмеялся нежно и чувственно. Спустив платье с плеч, он обнажил ее грудь. Видя, как смуглые широкие руки ласкают ее шелковистую белую кожу, Элизабет возбуждалась все сильнее. Она потянулась за поцелуем, наслаждаясь ласкающим прикосновением мягких волос на его груди к коже своих сосков.

— Так красива… — прошептал О'Брайен, наклоняясь поцеловать углубление между ее грудей. — И запретна…

— Не запретна, — покачала головой Элизабет. — Только не сегодня.

Она понимала, насколько опасно заниматься этим в конторе, можно сказать, у всех на виду. Наверное, назавтра Элизабет пожалеет о содеянном, но сейчас ей было все равно. Она устала все время поступать правильно, соблюдать этикет. Ей надоело только отдавать, ничего не получая взамен. Сегодня Элизабет отдастся наслаждению, которое обещает ей О'Брайен, а завтра смело встретит последствия этого поступка.

О'Брайен заставил ее отступить назад на несколько шагов, пока она не оперлась о письменный стол. Элизабет освободилась от своего платья и корсета на косточках, вслед за ними нижние юбки оказались на полу возле ее ног. О'Брайен нагнулся и приподнял полу ее нижней сорочки, чтобы снять ботинки.

— Это не обязательно. — Элизабет сама не узнала своего голоса. — Кто-нибудь может войти…

— Я хочу все или ничего, — прошептал он в ответ. Их взгляды встретились. Сквозь шелк чулок Элизабет чувствовала жар его рук, этот жар передавался ей, поднимаясь вверх по бедру.

— Быстрее, быстрее, — шептала она, но О'Брайен не спеша расшнуровал ботинки, развязал подвязки и стянул чулки. Элизабет никогда не считала свои ноги особенно чувственными, но прикосновения О'Брайена просто сводили ее с ума. Наконец О'Брайен выпрямился. На нем по-прежнему были панталоны, на Элизабет же осталась одна только льняная сорочка. От его прикосновений, аромата его тела у Элизабет кружилась голова, она вся дрожала от возбуждения.

— Лиз, скажи мне, чего тебе хочется, — попросил О'Брайен. — Я сделаю тебя счастливой, ты этого заслуживаешь.

Элизабет прижала руку к щеке. Она знала: все, что он говорит, — ложь. Эти слова он шептал всем своим женщинам, даже жене… Но они звучали искренне, и этого было достаточно.

— Люби меня, — прошептала она.

— Я люблю тебя…

— Нет, дотронься до меня, — Элизабет взяла его руку и положила ее между своих бедер. Лишь тонкая ткань сорочки отделяла его руку от ее влажной плоти, которую прежде ласкал только ее муж. — Разденься и люби меня…

О'Брайен застонал. Элизабет испугалась, не сказала ли она чего-то неподобающего, но он взял ее на руки и осторожно опустил на пол. Элизабет не чувствовала жесткого пола под собой, она ощущала только горячие руки О'Брайена, когда он снимал с нее сорочку.

Он осыпал ее поцелуями с ног до головы. Элизабет пылала, теряя голову от желания. Почему раньше она не испытывала ничего подобного? Почему ее муж не дарил ей такого наслаждения, как этот человек?

О'Брайен ловко скинул с себя панталоны, чулки и ботинки, и между обнаженной кожей их тел не осталось никаких преград, кроме теплого вечернего воздуха, пронизанного их страстью. Теплый ветерок доносил через открытое окно стрекотание цикад. О'Брайен поцеловал сосок Элизабет, и она застонала.

Почувствовав его горячее дыхание в низу живота, там, где густо росли темные завитки волос, Элизабет робко запротестовала.

— Лиззи, — голос О'Брайена убаюкивал ее, — ты пахнешь огнем и медом. Клянусь Господом, я должен это попробовать, не то сойду с ума. — Его слова были нелепы, но действовали на нее успокоительно. — Лиз, милая Лиззи, — шептал О'Брайен, поглаживая упругие завитки волос.

С этого момента Элизабет не могла уже больше сопротивляться. Она лежала на дощатом полу своего кабинета, полностью отдавшись его властным губам и рукам. Никто не доставлял ей подобных ощущений, не прикасался к ней так, как О'Брайен. Он увлекал ее все дальше и дальше в океан наслаждения; она металась по полу, звала его по имени. Внезапно волна экстаза застала Элизабет врасплох. У Элизабет перехватило дыхание. Прикосновения мужа всегда были ей приятны, но никогда еще она не испытывала такого блаженства.