— Какая красавица, правда, Лиз?

— Я тоже так думаю, но я, возможно, слишком пристрастна.

Он погладил дочку по очаровательной круглой головке.

— Она ведь рыжая, как мои братья и сестры. Элизабет усмехнулась.

— Думаю, Бог наказал меня за все то, что я говорила о рыжих женщинах.

— О, Лиз. — О'Брайен крепко прижал ее к себе, целуя в мокрые губы. — Нам нужно поговорить. Я должен многое тебе сказать.

Элизабет вцепилась в его рукав.

— Индеец убил Кэти, а я до сих пор не знаю почему.

— Мне кажется, я знаю. Поговорим об этом в доме.

— Я тоже должна тебе кое-что рассказать, — прошептала Элизабет, прижимаясь щекой к его плечу.

— Давай-ка внесем ее в дом, — предложил О'Брайен, помолчал, потом осведомился: — А как ее зовут? Я даже не знаю ее имени. И когда она родилась?

— Морган. Морган О'Брайен. Сегодня ей исполнилось три дня от роду.

— О Господи! Я так виноват, Лиз!

Он снова поцеловал ее, и они нырнули под крышу сквозь пелену непрекращающегося дождя и оказались в уютной, теплой кухне.


Чуть позже, переодевшись во все сухое, Элизабет и О'Брайен встретились внизу, в гостиной. На ней было несколько плотных нижних юбок, и на плечи накинута простая неяркая шаль, а на ногах ее излюбленные ботинки, на нем же его привычная одежда — панталоны и миткалевая рубашка.

Элизабет покормила дочку и устроила в колыбельке, подоткнув со всех сторон одеяльце.

Тело Кэти забрал ее жених, чтобы подготовить к достойному погребению на кладбище возле Рабочего Холма. Элизабет советовала Нгози и Сэмсону оставаться дома и поостеречься, но Нгози, уложив раненого мужа, пришла посидеть с Морган.

О'Брайен плотно притворил за собой дверь гостиной, чтобы никто их не услышал. Он протянул к ней руки, и она вошла в их кольцо.

Уткнувшись лицом ему в плечо, Элизабет бормотала:

— Прости. Я вела себя ужасно глупо все последние месяцы. Я так боялась появления ребенка, так боялась полюбить тебя.

— Мне тоже есть за что просить у тебя прощения, — ответил О'Брайен, отводя локоны с ее щеки и целуя ее. — Я был редким тупицей, настоящей свиньей, даже не мог разглядеть того, что было у меня под самым пятачком. — Он приподнял пальцем кончик носа. — Но Сэмсон раскрыл мне глаза.

На мгновение он отвел взгляд, а когда вновь посмотрел на нее, на лице его читалось волнение и неподдельное чувство.

— Все эти месяцы я не видел очевидного или пытался не видеть. Я люблю тебя, Лиз. Должно быть, полюбил с того первого дня, как приехал на завод Лоуренса.

— Это когда дал мне оплеуху? — поддразнила Элизабет.

Они дружно рассмеялись.

— Неужели мы могли быть такими чертовыми упрямцами и так глупо тратить время? — спросила она. — Отчего у меня не хватило ума приблизиться к тебе и опереться на тебя, вместо того чтобы отталкивать!

Она провела рукой по его небритой щеке.

— Но я люблю тебя, — прошептала Элизабет. Он привлек ее к себе, разглаживая ее непокорные пряди.

— И все же я никогда не буду таким, каким ты хотела бы меня видеть, Лиз Ты должна это понимать

Она подняла глаза и посмотрела ему в лицо.

— А я и не хочу, чтоб ты был другим, — она опустила глаза. — Раньше хотела. Но это было очень глупо с моей стороны. Мне не нужен такой человек, как Джессоп. Знаю, что он делает все как надо: читает нужные книги, одевается, как положено джентльмену, и в друзьях у него только нужные люди. — Она скорчила гримаску. — Но потому-то я и не хотела выходить за него.

Заметив, как внезапно помрачнел О'Брайен, и все еще не отпуская его, Элизабет спросила:

— Что с тобой?

Им предстоит еще много сказать друг другу, многим поделиться. Это потребует немало времени, но Элизабет не сомневалась: вместе они смогут справиться со всем.

— Нелегко начать такой разговор, Лиз. Думаю, я знаю, почему здесь появился этот индеец. Он пытался убить нас обоих, покончить с нами. И я догадываюсь, кто его послал.

Она предостерегающе подняла руку.

— Нет, подожди. Не говори мне этого. Пока не говори. — Она взяла его ладонь и сжала ее. — Мне самой надо кое-что сказать тебе. Боюсь, сейчас ты едва ли мне поверишь, но попытайся.

О'Брайен терпеливо, не перебивая, выслушал ее странный рассказ об обстоятельствах рождения Морган. Он задал ей несколько вопросов, но в основном только слушал и кивал головой, побуждая продолжать рассказ. Наконец она закончила свое повествование и замерла, всматриваясь в его блестящие зеленые глаза и взглядом моля его поверить ей.

— Но доказательств тому нет, — проговорил он, помолчав. — Это только предположение, Лиз.

— Понимаю, — прошептала она с дрожью в голосе. Она снова взяла его руку и поднесла к левой груди, где билось ее сердце. — Но прошу тебя поверить в то, что я чувствую сердцем. — Она попыталась совладать со слезами. — Если ребенок умер, я готова с этим примириться. Но я должна знать правду.

С минуту он смотрел ей в глаза.

— И ты думаешь, это дело рук Клер? Или экономка тоже замешана в эту историю?

Элизабет всплеснула руками.

— Не знаю. Но наш ребенок пропал, и, жив ли он или мертв, необходимо все выяснить.

— Ну, если ребенок у Клер, то мы отыщем его, — сказал О'Брайен, хмурясь. — Но ведь и Джессопу должно быть об этом известно. Нельзя держать ребенка в доме и скрыть это от хозяина.

Элизабет покачала головой.

— Джессоп еще не вернулся из Дувра.

— Да, — задумчиво кивнул О'Брайен. — Думаю, его и не должно быть дома.

— Почему?

Он махнул рукой.

— Я расскажу тебе об этом позже. Пусть все движется своим чередом. Идем.

— Пойдем теперь же? Сейчас?

— Сейчас. Нгози останется с Морган до нашего возвращения. — Обняв за плечи, он повел Элизабет к выходу. — Сможешь ехать верхом? Так будет скорее.

— Да. Конечно, смогу!

Она опередила его, торопясь из гостиной.

— Мы сами оседлаем лошадей.


Ко времени, когда Элизабет и О'Брайен добрались до дома Джессопа, гроза почти прекратилась. Шел только мелкий дождик.

Они спешились и подошли к дверям. О'Брайен подергал ручку и постучал кулаком. Почти тотчас же дверь отворила заспанная Клер. В своей тонкой белой ночной сорочке, украшенной лентами у выреза и запястий, она была похожа на ангела.

— Где ребенок, Клер? — спросил О'Брайен, проходя мимо нее в холл. Элизабет следовала за ним.

— Что? — Клер смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ребенок. В ту ночь Лиз родила двоих младенцев, а домой вернулась только с одним.

Клер решительно тряхнула головой.

— Один ребенок. У Лиз только один. — О'Брайен смотрел в темный холл.

— А где экономка? Я хочу с ней поговорить! Немедленно!

Клер выпятила нижнюю губу.

— Она уехала. Я дала ей денег и велела искать новое место. Она мне никогда не нравилась.

О'Брайен переглянулся с Лиз. Они оба поняли, что дело нечисто.

— Посмотрите на меня, Клер, — сказал О'Брайен. — Клер, смотрите мне прямо в глаза.

Она медленно обратила к нему бледное лицо: по щекам ее сползали слезинки.

— Клер, я всегда был вам другом, с того самого момента, как появился здесь.

Она кивнула.

— Вы всегда были моим другом. Вы всегда были добры ко мне, никогда не сказали дурного слова.

— Верно. А ведь друзья должны быть честны друг с другом, не должны лгать. А теперь скажите, что случилось с другим ребенком. Его забрала экономка? Нам нужно узнать правду.

— Один ребенок для Лиз, другой для Клер, — пробормотала Клер нараспев.

Элизабет зажала рот рукой, чтобы не закричать. Пускай О'Брайен разговаривает с Клер. Только он и может чего-то добиться от нее.

О'Брайен предложил Клер руку.

— Покажите мне своего ребенка, Клер. Я хочу посмотреть на него.

Внезапно все лицо ее осветилось.

— Хотите его видеть? О, это такой хорошенький мальчик!

К горлу Элизабет подступали рыдания, но она попыталась взять себя в руки. Теперь жизнь ребенка зависит от того, как поведут себя они с О'Брайеном.

Клер приложила пальчик к губам:

— Тш-ш. Вам придется вести себя очень тихо. Ребенок спит. — Она подняла со стола лампу. — Идите на цыпочках.

Элизабет и О'Брайен без возражений последовали за ней. Клер прошла через холл, миновала еще один коридор поуже, ведущий в кухню, куда Лиз никогда не случалось заходить. Под лестницей была незаметная дверь. Клер отворила ее и повела их вниз, в подвал. Они спустились по крутым ступенькам и пошли по темному коридору, в конце которого брезжил свет.

Элизабет изо всех сил сдерживалась: ей хотелось рвануться вперед и обогнать Клер. О'Брайен предупреждающе сжал ее руку. «Осторожней!» — говорило его пожатие.

Так они проследовали до тесного помещения, где была оставлена зажженная лампа. У дальней стены Элизабет разглядела старую колыбель, а в ней сверток в одеяльце.

Элизабет будто приросла к месту. Из колыбели не было слышно ни звука, не было заметно движения. Неужели ее сын мертв? Неужели он родился мертвым, и Клер даже не поняла этого?

Клер улыбнулась.

— Хотите подержать его?

Элизабет была не в силах сделать и шага вперед к безмолвной колыбельке.

О'Брайен отпустил ее руку и вслед за Клер подошел к колыбели.

— Да. Я бы с радостью подержал его на руках, — сказал он самым веселым тоном, на какой был способен.

По щекам Элизабет катились слезы. Она видела, как Клер передала О'Брайену все еще безмолвный сверток. Элизабет затаила дыхание: ее муж приподнял белоснежное одеяльце, и под ним сверкнули в свете лампы ярко-рыжие волосики.

— Он?.. — Элизабет была не в силах договорить.

О'Брайен прикоснулся к ребенку и тотчас же поднял голову и улыбнулся ей.

— Слава тебе Господи! — приглушенно вскрикнула Элизабет и бросилась к О'Брайену, спеша посмотреть на своего ребенка. Это был хорошенький рыжий мальчик, который мирно спал у него на руках. О'Брайен осторожно передал малыша Элизабет и повернулся к Клер, которая гордо улыбалась, как счастливая мать.

— У вас очень красивый мальчик, Клер.

— Он много ест, — кивнула Клер.

— Ты кормила его? — удивленно спросила Элизабет.

— Конечно, козьим молоком. Марта давала его своим детям, когда у нее пропало молоко. Я тоже кормила своего козьим молоком, и он ел и ел.

Внезапно Элизабет испугалась: где Марта? Вдруг Клер сделала с ней что-нибудь ужасное, чтоб та не проговорилась?

— Клер, — спросила она очень мягко, — куда подевалась Марта?

— Я же сказала, она уехала с полным карманом денег. Она говорила, я не могу оставить ребенка у себя. Но я пригрозила пожаловаться Джессопу, и уж он бы заставил ее замолчать. Она его боялась и согласилась уйти, если я дам ей денег. — Клер невинно улыбнулась. — Я дала ей целую охапку из сейфа Джессопа.

Элизабет чуть не засмеялась. Все это было бы смешно, если бы Клер не была больна. Внезапно в погребе раздались шаги, и в комнату вошел Джессоп. О'Брайен сильнее сжал руку Элизабет. Джессоп был в шелковом халате, со спутанными волосами, как будто только что проснулся.

— Что здесь происходит? — спросил он резко.

— А я думал, вы останетесь в Дувре, чтобы никто вас не заподозрил, когда нас зарежут в собственных постелях, — разгневанно произнес О'Брайен.

Элизабет с удивлением посмотрела на О'Брайена: неужели это Джессоп подослал индейца?

— Не понимаю, о чем вы говорите. Я приехал домой, тревожась за сестру, — мрачно ответил Джессоп. Он щелкнул пальцами. — Сестра, немедленно подойди сюда и объясни, что здесь происходит. Откуда этот ребенок?

— Это мой сыночек, братец, — улыбнулась Клер. — Помнишь, он умер, а теперь вернулся ко мне. Хочешь подержать его?

Элизабет сильнее прижала к себе малыша и почувствовала, как напрягся О'Брайен. На лице Джессопа появилось странное выражение.

— Что ты такое лепечешь! Немедленно марш в свою комнату! — заорал он.

— Однажды ты уже отобрал у меня ребенка, но больше тебе это не удастся, — решительно замотала головой Клер. — Ты сказал, что я была очень плохой и у меня в животике завелся ребенок. Ты позвал ту женщину, она причинила мне боль, и ребенок появился на свет мертвым. Ты говорил, то было Божье наказание за мои грехи. Но этот ребенок жив!

— Хватит! — закричал Джессоп, его лицо покраснело, как свекла.

— Ты сам всегда был плохим. Еще когда я была маленькой девочкой. Ты меня обвинял, будто я заставляю тебя прикасаться ко мне. Я заставляю тебя причинять мне боль своей ужасной штукой.

— Матерь Божья! — прошептал О'Брайен. Элизабет, онемев, уставилась на брата и сестру.

Сомнений не было, Клер рассказывала о кровосмешении. Джессоп взглянул на Элизабет и О'Брайена и слабо махнул рукой.

— Она не понимает, что говорит, она очень больна. — Он постучал себя по виску. — Моя бедная сестра очень сильно нездорова.

— Замолчи! — крикнула Клер. — Не смей говорить, что я ненормальная. Это ты — сумасшедший! Ты убил моего ребенка. Ты убил брата, когда тот узнал о нас. Брат никогда не причинял мне боли, не то что ты, но ты заставил этого Джои Марбла взорвать Пола! Ты пытался заставить меня убить Аиз и О'Брайена, чтобы они не узнали правды. Я ненавижу тебя! Слышишь, ненавижу! Каждую ночь я лгала, что люблю тебя! Лгала!