- Ты такая чертовски мокрая.

Я отодвинул ткань в сторону и погрузил палец глубоко в её киску. Она застонала и прогнулась так, что её грудь прижалась к моей.

Я втиснул два пальца.

- Это то, зачем ты пришла сюда?

Она закрыла глаза и вздрогнула.

- Да.

Я снял с неё топ. Чашечку бюстгальтера я просто оттянул вниз. Я наклонил голову и укусил за розовый сосок.

- Доктор Кейн, - всхлипнула она.

- Меня зовут Марлоу.

Её полуприкрытые веки трепетали. Зрачки расширены и с поволокой желания. Я добавил в киску третий палец.

Она откинула голову к двери и застонала. Я вытащил пальцы и домашние брюки соскользнули с моих бедер. Член выскочил твердый и готовый. Я поднял её правую ногу и закинул вокруг своих бедер, так что её киска вся опухшая, мокрая и голодная раскрылась. Её клитор набух и увеличился. Я сжал его капюшон, отодвинул и раскрыл его центр, маленький, белый, суперчувствительный и мой. Я хотел к нему присосаться. Но не сейчас, я был слишком возбужден. Отчаянно нуждаясь быть внутри неё.

Я схватил её правое бедро и удерживал, чтобы она не смогла двинуться, и насадил её на себя. Это было резко, беспощадно и без предупреждения. Она вскрикнула. Я не останавливался. Я продолжал входить в неё по самые яйца.

Я трахал её так жестко, что её тело дергалось словно марионетка. Видеть Оливию абсолютно беспомощной, то, как она извивалась и стонала и билась об меня, было завораживающе. Мне нравилось видеть её в таком положении. Полностью открытую для меня. Уязвимую. Полностью доминировать. Я чувствовал себя исполином.

- О чёрт, - прорычал я.

Я почувствовал, как оргазм приближается, поэтому нехотя вышел из неё и кончил на её золотистые завитки. Всё ещё тяжело дыша, я посмотрел на дело своих рук. Подобно капелькам воды, пойманным в паутину, молочно-белые капли были на ней повсюду. Своей рукой я пометил её кожу, собрал немного пальцами и поднес практически к её рту.

Мы смотрели друг на друга. Её губы дрожали. Она подалась вперед и поймала мои пальцы своим ртом. Мы не отрываясь смотрели друг на друга, пока она дочиста не обсасала их.

- Моя очередь, - сказал я и встал на колени. Я закинул её бедро себе на плечо и уткнулся лицом в её киску, мой язык скользнул в неё, вылизывая влажные складочки. Она впилась в мои плечи и отчаянно толкнулась вперед. Я откинул голову назад.

- Да, так, детка! Объезжай меня, - призывал я с вожделением, прежде чем погрузить язык в её пульсирующая глубину. И я, блять, пожирал её плоть, а она двигала своими бедрами по моему рту, пока не кончила с пронзительным криком и потоком мурашек.

Оливия

Мы пошли в его комнату. Больше похожую на монашескую келью. Голые стены, простая кровать, дешёвые шершавые простыни, комод и две тумбочки. Он вонзал в меня свой такой невероятный член и трахал, пока я стояла в коленно-локтевой позе. Он был диким, несдержанным и величественно-красивым. Я пыталась перевести дух, но оргазм втянул нас в водоворот экстаза. Я безудержно вздрагивала. И когда это прекратилось, мое дыхание было сбивчивым. Я мысленно пыталась отогнать слезы счастья, но они были неконтролируемыми. Плотский запах нашего совокупления окутал нас словно туман. Он озадаченно коснулся слезинки, блестящей на моих ресницах.

- Ты так прекрасна.

Я не могла сказать ему, что сожалею о том, что он не оставил своего семени в моём чреве. Что оно не покрыло мои внутренности и не переросло в нечто большее.

И тогда я это поняла. Он был моим путем домой. Он вышел из меня.

- Нам нужно поговорить.

- Нет, не нужно. Пусть это будет просто секс без обязательств. Я знаю, это всё, наверное, раскроется, когда ты скажешь мне, что скрываешь от меня, но прямо сейчас я довольна. Я не прошу большего, чем то, что есть сейчас.

- О, Оливия. Какой бардак я сделал из всего этого.

- Это не твоя вина. Я вынудила тебя на это. И не жалею об этом. Что бы ни случилось, я никогда не буду об этом сожалеть.

Он снял футболку и я увидела то, чего не заметила тем вечером в офисе. На его потрясающем торсе, прямо над его сердцем, были две белые татуировки в виде слезинок. Они не были красивыми. Нисколечко. Они напоминали мне шрамы, продольные, белые, рожденные в боли. Я протянула руку и дотронулась до одной из них. Он вздрогнул, но потом успокоился. Я взглянула на него, моя рука застыла в воздухе. Его глаза ничего не выражали.

- Кто они? - спросила я, и еще даже не успев услышать ответ, я знала, что он скажет.

- Мои дети, - он посмотрел на них. - Это Рокси, а это Рик.

- Прости. Я так о них сожалею, - свет буквально потух в его глазах. - Они были маленькими, не так ли?

- Да, Рокси было пять, а Рику четыре.

И он выглядел таким мрачным и сломленным, что мне захотелось держать его крепче.

- О, Марлоу!

Он покачал головой.

- Всё хорошо, - вымолвил он. - Это было в другой жизни. Я научился жить с этим. Со мной все в порядке.

А затем он опустился на кровать, вздохнул и провел рукой по волосам.

- Всё хорошо, - сказал он снова, как будто он не со мной разговаривал, а успокаивал себя, хотя и знал, что никогда уже не будет прежним.

- Ты хочешь об этом поговорить? - спросила я.

Он посмотрел на меня, в его красивых глазах плескалась боль.

- Я не могу. Я просто не могу. Не сейчас.

Глава 19

Марлоу

После того, как Оливия ушла на следующее утро, я полез на верхнюю полку своего шкафа и достал конверт, который там лежал. Ему было всего лишь два года, но он был серым и потрепанным. Я читал его содержимое так много раз, что знал текст почти наизусть. Каждое слово врезалось в моё сознание и ещё догорало в нём спустя все это время. В письме было четыре страницы. Я открыл его. Заломы на бумаге были такими укоренившимися, они были мягкими и чернила с них стерлись.

Я вгляделся на первую страницу.

Её почерк: аккуратный, контролируемый, компактный и знакомый. Такой знакомый. О! Мария. Я помню, она писала мне любовные записки и складывала их в ланч боксы, настаивая на том, что заботилась обо мне. Они были немногословными…

На мне нет трусиков. Когда придешь домой, найди меня и не сказав ни слова, трахни меня. ХМина.

Или

Перекусывая этими сэндвичами с солониной, просто помни, что я думала о тебе, пока разводила горчицу, и я буду думать о тебе весь день, пока ты не вернешься ко мне и не раздвинешь мне ноги. ХМина.

Но она не оставила последнее письмо, чтобы оно нашло меня. Она уже успела его отправить. Оно пришло на следующий день после происшествия. В то время я был так потрясен, прочитав всё два раза, но ничего не мог понять.

Позже я смотрел на него без какого-то ни было понимания. Хотя я понял смысл каждого слова и каждого предложения, но в целом это выглядело: “Какого хрена происходит? Какого черта она имела в виду?”

Тогда должно быть я думал о её покупке гранаты. Я имею в виду, кто так делает? Кто себя взрывает гранатой? Задохнуться в своем собственном гараже, принять снотворное, перерезать вены или что по-настоящему страшное, спрыгнуть с небоскреба, но граната? Вау! И потом, покупая все эти канистры с горючим только чтобы быть уверенной в том, что ничего из того, что стоило бы спасать исчезнет в пожаре.

И если её целью было полное публичное уничтожение, то оно удалось. Я видел как всё произошло, словно в замедленной съемке: взрыв, сначала красная, а после оранжевая вспышка, следом белая и возврат к оранжевой и красной. Затем был дым: густой, чёрный, едкий дым. Я лежал на земле и смотрел на разлетающиеся двери в стороны и ввысь, звон стекла, в то время как вокруг меня сыпались обломки. Обувь Рокси была самой жуткой частью. Кстати она приземлилась рядом со мной, обугленная и душераздирающе маленькая.

Как издевка. Посмотрим, насколько я силен.

Я смотрел на дно стакана виски и прокручивал в голове её образ, как она за день до смерти, жуя яблоко, смеясь, с почти надменным выражением лица, наблюдала, как я играю с детьми. Как женщина может быть с таким выражением лица, зная, что завтра все закончится?

Там ничего не было. Ничто мне не говорило о том, что она была расстроена или на грани самоубийства, и о намерении забрать с собой детей. Это было самым загадочным, шокирующим. В конце концов, я созвонился с её подругой.

- Тебе известно, что Мария думала, будто у нас был роман?

- Что? – она почти кричала в трубку.

- Она думала, что у нас с тобой роман, - ответил я.

- С чего она это взяла?

- Я не знаю.

- Тогда почему ты так решил?

- Она оставила письмо.

- Письмо? Обвиняя нас в связи. Не могу в это поверить. Мне бы хотелось увидеть его.

- Нет, - я отказал ей. Мне бы не хотелось, чтобы она знала, о том, как Мария передала ей, что она двуличная, с отвисшими сиськами, безсосковая, тощезадая хуесоска и ведёрко со спермой.

Она замолчала.

- Она тебе не казалась холодной, по отношении к тебе или изменившейся каким либо образом? – настаивал я.

- Нет. Мы были лучшими подругами. Мы всё друг другу рассказывали, - отрицала она с закравшимся в её голосе подозрением. Видимо начала сомневаться в существовании этого письма. Она была, как и все человеческие существа – скорее поверит в ложь, чем признает, что её основательно одурачили.

Наш разговор закончился не очень приятно.

Я позвонил ещё нескольким её близким друзьям. Не говорила ли она им что-либо. Их ответ был всегда одним и тем же. Нет-нет-нет-нет. Позвонил её брату. Он с отвращением бросил трубку, едва услышав мой голос.

Мне часто снились мои дети. Мы были в саду или в школе. Там же с ними играли и другие дети. Я позвал, и они подбежали ко мне. Подхватив, я крепко держал их, облегчение разливалось по моим венам.

- Спасибо, Господи! Спасибо, Господи. Это был всего лишь ночной кошмар. Мне приснилось, что вы умерли.

- Как бабушка и дедушка? – спрашивали они меня.

- Как бабушка и дедушка, - отвечал я им, смеясь и плача одновременно.

- Но мы не настоящие, - с серьезным видом говорили они мне. А после я проснулся со слезами, стекающими по моему лицу. Мне не хотелось просыпаться. Уверен, что они живы в другом измерении.

Несколько недель спустя фурор спал, и медицинский фонд стал употреблять выражения «к сожалению», «неприемлемо», «подмоченная репутация» гораздо реже. Вместе с этим пришла ярость. Как я проклинал её. Сука. Ёбаная тупая пизда.

Мне было так плохо, что от гнева становилось невыносимо дышать. Пришлось прекратить видеться с друзьями. Я серьёзно рисковал абсолютно сбрендить, если бы кто-нибудь сказал мне: «Богу было угодно забрать обратно к себе своих маленьких ангелочков», либо что-то вроде подобной херни.

Плевать я на них хотел. – «Ах, да! Именно поэтому он решил сжечь их дотла? Бог не делал этого, чёртов ты дебил!» В то время открывал его так часто, что в конце концов, шарахнул по столу кулаком и сломал эту чертову штуку. Я был так взбешен, что однажды решил сжечь письмо в камине, но руки дрогнули, когда я попытался бросить его туда: «Я не смогу уничтожить то, в чём ещё не разобрался. Спустя столько месяцев, тщательно развернув её письмо снова, пытаюсь понять свою роль во всем этом.

Я больше не злился на неё или её обидчиков, превративших её в монстра. Пришло чувство вины. Это было хуже гнева. Гораздо хуже. Ах, эта вина. Как она съедала меня изнутри! Это всё моя вина, что я был настолько слеп и был поглощен своим собственным успехом, что ничего не заметил. Ни разу.

Когда-нибудь видели, как банда термитов может полностью уничтожить дерево, пока не останется одна лишь кора?

Я был как раз тем, чем сделала меня моя вина. Я бродил будучи пустой оболочкой. Ходил, разговаривал, ел, но внутри я был мёртв. Не было ни единого способа искупить то, что я сделал. Она ушла и забрала моих невинных детей с собой.

Оливии не было, но её запах всё ещё оставался на моей коже. Я держал в руке письмо и вдруг стало легче. Потому что я впервые понял.

Я взял страницу:

Когда я уйду, я буду смотреть на тебя и буду нас помнить. Наши тела слились вместе. В комнате косой луч света. Чашки с кофейной гущей. На тарелке крошки от круассана. Одна тарелка. Мы разделили её, помнишь?

Твое дыхание на моей коже. Твоя рука на моей груди. Твоя нога перекинута через мою. Твоя плоть. Моя плоть. Соединены. Приклеены. Навсегда. Навсегда.

Ты слышишь, доктор, большая шишка, Марлоу Кейн?

Навсегда. Неважно кто касается тебя. Кто трахается с таким твоим великолепным, большим, грязным хуем.

Я знаю, что нравится длинному херу большого папочки. Я знаю все твои секреты.

Ты думаешь я не знаю сколько пизд было у тебя. Они такие же гладкие, как у меня? Они выкрикивают твоё имя, когда ты трахаешь их в задницу?