Антон испугался, даже съежился.

– Не надо говорить об этом вслух, Рима.

– Мы одни дома, – удивилась я.

– Я понимаю, но будь, пожалуйста, осторожна.

– Хорошо, обещаю.

– А что касается Максима, то скажу по секрету, лучшие ученые, историки-архивисты работают над этим вопросом, и не только у нас в стране. Ищут родовые корни. И будь уверена, найдут.

– Куда они денутся, – не удержалась я. – Только ума не приложу, при чем здесь мой отец?

– Как «при чем»? – поразился Антон. – Он тоже элита, как и ты, между прочим. И дает мне бесценные рекомендации.

– Какие же советы он может дать?

– Пойми, Максим метался, не знал, чем себя занять, но теперь, опираясь на элиту, перед ним выстроилась четкая и ясная цель. Я рядом с ним. У нас великое будущее!

Только, похоже, мне в этом будущем места нет.

Дни тянулись своим чередом, ничем не омрачая и не радуя. Мужа я практически не видела. Если он и появлялся дома, то очень поздно, когда я уже спала. Вместе мы бывали только на важных приемах и презентациях. Ненавижу эти мероприятия, скучные и чопорные.

Наташа в один из обычных, тягучих, серых, противных, тоскливых, удручающих дней вдруг решила поговорить со мной о нашем бизнесе.

– Рима, необходимо подумать о рекламе, так дело не пойдет.

Вообще-то наша реклама регулярно появляется на страницах городских газет; иногда мы устраиваем презентации новых коллекций, и этим ограничиваемся. Бюджет не позволяет большего.

– Мы упускаем богему, свой потенциальный контингент. А для них одежда очень важна, особенно вечерние наряды, ты согласна? – продолжала настаивать Наташа; мы уже давно перешли на «ты».

– В принципе, да.

– Вот именно, а теперь скажи, ты можешь представить себе балерин или художников, читающих свежие газеты, выискивающих последние международные новости и натыкающихся при этом на нашу рекламу?

– Честно говоря, нет. Но я не уверена, что у большинства из них есть деньги на наш товар.

– Рима, видно, что ты плохо знаешь эту среду. – Наташин напор иногда утомляет. – Они будут жить впроголодь, не оплатят коммунальные услуги, но ради новой престижной тряпочки пойдут на все.

– Короче, что ты предлагаешь? – Ее пропаганда достигла цели.

– Хочу познакомить тебя с удивительным человеком, владельцем известной в городе картинной галереи. Он просит, чтобы мы спонсировали вернисаж.

Мне не понравилась идея. Нет ничего удивительного в том, чтобы владеть галереей, это раз; во-вторых, спонсировать малопосещаемое мероприятие экономически нецелесообразно; а в-третьих, я подозревала, что Наташа нашла себе очередного жениха и изо всех сил пытается ему угодить.

– Поясняю, – не унималась Наташа. – Просит он совсем немного, мы можем себе это позволить. А подобные мероприятия с удовольствием освещают пресса и телевидение. Кроме того, у нас появится прекрасная возможность завести знакомства в богемной среде и затянуть их в наш магазин. И последнее. – Наташа изобразила оскорбленное самолюбие. – Если ты думаешь, что я в этом заинтересована лично, то глубоко ошибаешься. Он не в моем вкусе. Меня не влечет к мужчинам, нуждающимся в спонсорской помощи.

– Ничего я такого не думаю. – Она еще заставляет оправдываться.

Наташу мое заявление вполне устроило, и она продолжила:

– Зато тебе он точно понравится, я знаю.

– Чем же? – опешила я.

– Он интеллигентный, эрудированный и такой, не знаю даже как сказать, вальяжный что ли. С бородой.

Мы прыснули от смеха.

– Глупая ты, Наташка, – отсмеявшись, сказала я. – Бородатые мужчины меня никогда не интересовали.

– Посмотрим, – хитро улыбнулась она.

Владелец галереи, Андрей Андреевич, произвел на меня весьма благоприятное впечатление.

– Извините за любопытство, у вас есть сын? – Не удержалась я от бестактного вопроса.

– Да, есть, Андрей. – Владелец галереи, конечно, не ожидал такого начала разговора и очень удивился. – Но он живет в другом городе, с матерью.

– Простите за излишнее любопытство, но мне показалось, что вы обязательно назвали бы сына Андреем, – улыбнулась я.

Андрей Андреевич рассмеялся, громко и от души. Так, наверное, смеются люди, не отягощающие себя житейскими или моральными проблемами.

– Я понимаю, – жизнерадостно ответил он. – Семейная традиция, из поколения в поколение, решил ее не прерывать.

Он действительно начинал мне нравиться – мягкий, добродушный, спокойный. Только сейчас я поняла, как устала от издерганных, вечно озабоченных делами, холодных мужчин. Говорил он неспешно, так, будто рассказывал увлекательную историю; и я невольно заслушалась.

– Я покажу вам картины самых модных сейчас художников. А если вы пожелаете, то сможем попасть в мастерские и увидеть, как пишутся картины. Это, я вам скажу, очень занятно. – Он говорил спокойно, не торопясь, чуть-чуть нараспев.

От Андрея Андреевича исходили теплые и приятные волны. Его низкий бархатный голос успокаивал, создавая ощущение уюта. Интересно, какой он без бороды?

Разумеется, я спонсировала открытие выставки. Ради искусства.

Собираясь на открытие вернисажа, я подумала об Олеге. Несколько месяцев не слышала его голоса. Папино разочарование, да и мое собственное, видимо, стали причиной нашего отдаления друг от друга. Я невольно сравнила Олега и Андрея Андреевича, сама не понимая почему. Олег – высокий, подтянутый и жилистый. А Андрей (про себя я называла его без отчества) немножко рыхловат. Олег строг в одежде, всегда в ослепительно белоснежной сорочке, в тщательно подобранном галстуке и, как правило, в очень дорогих и идеально начищенных туфлях. Его наряд настолько безупречен и строг, что выглядит, как броня. Андрей же, напротив, абсолютно доступен – в джинсах и уютном свитере. В его образе ощущалась раскованность, свобода самовыражения и даже романтичность.

Я нисколько не стыжусь своих рассуждений. Никто из них не является моим мужчиной. Я же Антона с ними не сравниваю.

Мои размышления прервала Наташа, войдя в кабинет.

– Принесли вот, от Олега Александровича. – Она протянула мне пакет с документами.

– Спасибо, – я отложила пакет в сторону, дождалась, пока Наташа выйдет, и лишь потом раскрыла его.

Это был годовой отчет холдинга; близился конец года, и Олег решил проинформировать нас о состоянии дел. Меня чуть не стошнило от обилия цифр. Первым моим желанием было просто захлопнуть папку. Но что-то удержало взгляд. Да, графа «Прибыль/убытки». На многих строчках стояли минусы, минусы, минусы. И внизу в графе «Итого» была указана фантастическая цифра с минусом во много «млн дол. США». Не надо быть бухгалтером и экономистом, чтобы понять, что холдинг в убытке.

Тревога, охватившая меня, не давала сосредоточиться. Наверняка такой же отчет получил и папа, значит, вскоре должен последовать звонок от мамы.

– Доченька, сегодня ужинаете у нас. – Мама, как всегда, озабочена заполняемостью наших желудков.

– Хорошо, мама.

– А Антон придет? – осторожно спросила мама.

– Нет, у него работа.

– Ну и ладно, – мама облегченно вздохнула.

Вскоре, заехав домой и забрав сына, я прибыла к родителям.

Естественно, первый вопрос папы касался моего материального благополучия.

– Все в порядке, магазин дает неплохой доход, на карманные расходы хватает, – отчиталась я. – Все остальное решает Антон.

– У тебя такой маленький доход, что хватает только на карманные расходы? – удивился папа.

– Нет, папа, у меня такие расходы.

– Что ты понимаешь, – встряла в разговор мама, одновременно стягивая с Павлика куртку. – Ты знаешь, что сейчас не положено появляться в обществе дважды в одном и том же наряде?

– И сколько же стоит одно платье? – обратился ко мне папа.

– Сто долларов! – ответила мама вместо меня.

– И даже больше, – добавила я.

– Так сколько же? – продолжал настаивать папа.

– По-разному, доходит до тысячи. Дороже стараюсь не покупать.

Папа даже крякнул от удивления, а мама поперхнулась.

– А получается, – иронически спросил папа, – дороже не покупать?

– Не всегда, – честно призналась я.

– Судя по последним статистическим отчетам, средняя зарплата по стране немногим больше ста долларов, – укорил он меня.

Они такие умные, включая моего папочку. Пошел бы да купил себе что-нибудь на сто баксов.

– Знаешь, папа, сколько стоит твой плащ? Пятьсот. Дешевле только барахло.

– А где же одеваются простые люди? – продолжал удивляться папа.

– Там же, на барахолке. – Не люблю, когда обсуждают мои расходы. – Я тебе удивляюсь папа. Ты видел годовой отчет Олега? Там речь идет о миллионах долларов, но это почему-то тебя не беспокоит.

– Это совсем другое дело, дочка. Бизнес, предприятия, инвестиции.

– А знаешь, сколько стоит загородная резиденция холдинга, картины?

– Ну, хорошо-хорошо, давай не будем спорить, – стал мириться папа, но все-таки не удержался и уколол напоследок: – Но тратить на тряпки тысячи долларов…

Мы прошли в кабинет.

Я люблю эту комнату. В детстве она казалась особенной и таинственной, мне не разрешалось там бывать, прикасаться к чему-либо без согласия папы. Та же мебель, массивная и старинная, теперь уже антикварная – при переезде папа категорически отказался ее менять, и, как показало время, правильно сделал. Старые пожелтевшие фотографии на стенах: папа с Андроповым, Лихачевым, Брежневым. На столе добавилась одна новая: я с сыном на руках.

– Ты напомнила мне Олега, когда он впервые появился в нашем доме. Он также рассматривал фотографии, – улыбнулся папа.

– Пап, у Олега огромные убытки, ты знаешь об этом?

– Знаю, – отец был совершенно спокоен, – это закономерно. Наша задача выйти из кризиса, по возможности, с минимальными убытками.

– Закономерно? – Я не поверила своим ушам.

– В стране идет передел собственности, концентрация капитала. В этом и заключается закономерность. Слабые поглощаются сильными. Поэтому любая ошибка приобретает огромное значение и ведет к серьезным последствиям. Разобщенность Антона и Олега и мое несвоевременное вмешательство привели к такому результату. Без поддержки власти любой серьезный бизнес обречен на убытки. – Он говорил монотонно, без эмоций. – Видно было, что все это папа обдумывал не один час.

Главное – не перебивать, сейчас мне все станет ясно.

– Мало того, Антон работает на Максима и способствует дальнейшему ослаблению холдинга, – продолжал отец.

Так вот в чем дело!

– Я пытаюсь переубедить Антона, а он, свою очередь, Максима изменить их стратегические цели, оставить холдинг в покое. Не безвозмездно, конечно. К этому надо добавить неудачные решения и безобразный менеджмент на швейной фабрике. Отсюда и убытки, – он говорил все так же спокойно, но я чувствовала, что дается ему это нелегко. – И еще я вынужден был пообещать Максиму свою поддержку и влияние. Я беспокоюсь за Олега, – спокойно продолжал папа, – полоса неудач и финансовый кризис могут надломить его. Ему нужна поддержка, но я вынужден держать его на расстоянии, в противном случае мой план может потерпеть провал.

– План? – вырвалось у меня, но, согласитесь, я долго терпела.

– Так долго продолжаться не может, рано или поздно мы должны поднять и усилить холдинг. – Он не услышал вопроса или не захотел услышать. – Главное, чтобы не сорвался Олег. И мне нужна твоя помощь.

Я продолжала молча слушать.

– Почему ты молчишь? – спросил папа, приподняв брови.

Кажется, перестаралась.

– Слушаю тебя, папа.

Папе не понравился ответ. Но трактовал он его иначе, посчитав, видимо, что я жду от него дальнейших разъяснений.

– Не считаться с властью – самоубийство. Поэтому я, как и любой здравомыслящий человек, обязан идти на сотрудничество. Тем более что общий вектор развития нашего общества в принципе верен. – Он взглянул на меня, чтобы убедиться, что мне это интересно.

Далее последовала очередная лекция «О путях развития нашего общества» (что-то часто в последнее время мне читают лекции). Она показалась мне поучительной.

– Любое демократическое общество превозносит свои ценности, включая, например, одно из них: право избирать. Свободное, как говорят, волеизъявление народа – краеугольный камень демократии. А теперь скажи, что важнее, возможность жить сыто, делать покупки (не могу поверить, что какая то тряпка может так дорого стоить!), иметь крышу над головой или пресловутое право голоса? С другой стороны, демократия, как ее понимают на западе, в нашем обществе, к сожалению, приводит к обратным результатам.