– Да, для этого пришлось обезоружить охрану фабрики, которая пыталась не выполнить мой приказ и изъять все документы из бухгалтерии. Я сделал это по настоятельной просьбе как экономического, так и финансового отделов, – Михалыч выдержал паузу. – И вопреки вашим указаниям.

– Не зарывайся, Михалыч, – обреченно произнес я, понимая, что он абсолютно прав. – Отложим совещание на завтра.

Вечером, с террасы дома, я наблюдал закат. Кровавый, угрюмый, тяжелый. В голове роились такие же мысли, одна ужаснее другой.

– Значит, ты решил мстить, – за спиной раздался голос Лили.

– Кто тебя пропустил? – Завтра же сменю охрану!

– Ты распорядился не впускать меня? Прячешься?

Никаких распоряжений я не давал и охрана здесь ни при чем, я опять пытался сделать виноватым кого-то другого.

– Что тебе нужно? Зачем пришла?

– Твои люди изъяли документы на фабрике, сменили охрану. Ты пытаешься запретить видеть тебя. Что все это значит? – Надо же, она разгневана!

– Это значит, что управление фабрикой перешло ко мне, ты временно отстранена от должности директора. – Постараюсь быть выдержанным и спокойным. Очень постараюсь.

– Ах, вот как! Я надеялась, что ты мужчина. Не ожидала от тебя такого. Слишком мелочно.

Она по-прежнему чертовски хороша и соблазнительна.

– Давай не будем обсуждать мои мужские недостатки, – поморщился я. – Ты читала отчет о результатах ревизии?

– Ну и что? – воскликнула Лиля. – Это временные трудности, в ближайшие дни мы должны выйти на рентабельность, ты знаешь об этом.

– Нет этого времени. А платить по кредиту надо, очередной платеж послезавтра.

– Заплати деньгами холдинга, со следующего квартала кредит будет гаситься за счет доходов фабрики, – самоуверенно предложила Лиля.

– Нет у меня таких денег, – спокойно ответил я.

На ее лице явно читался испуг, она не ожидала такого ответа.

– Как это «нет денег»? Что за глупости?

– За последние полгода я потерял четыре крупнейших предприятия, мои акции заложены в трех банках. Оставшиеся предприятия холдинга лихорадит из-за бесконечных проверок налоговых органов и милиции.

– Но почему, ведь все было хорошо?

– Максим. Я у него как кость в горле.

Она задумалась, вернее сделала вид, что задумалась. У женщин этот прием отрепетирован.

– В таком случае у меня есть деловое предложение.

– Извини, я не нуждаюсь в твоих предложениях.

– Не язви, Олег, то, что я сейчас скажу, должно тебя заинтересовать. – Она перестала быть красивой и соблазнительной. Передо мной сидела хищница. Рысь, готовящаяся к прыжку. – Передай фабрику, есть люди, готовые взять ее с долгами.

– Кроме кредита туда вложены и мои личные средства.

– О личных вложениях придется забыть, в противном случае с тебя взыщут еще пять миллионов, а передав фабрику, ты сможешь спасти холдинг. – Она была напряжена, ее длинные когти (то есть ногти) впились в ручки кресла.

– Кто эти люди?

Она смутилась, опустила глаза, томно повела плечом, якобы смущаясь моего взгляда, случайно брошенного на ее грудь.

– Ну так кто? – повторил я.

– Инвесторы, кажется иностранные. – При этом она сосредоточенно разглядывала закат за окном.

– Пусть будут инвесторы, чьи это люди?

– Как «чьи»? Западные какие-то, приходили, интересовались…

В нашей стране не бывает инвесторов в обычном понимании этого слова. Любой иностранный бизнесмен, прежде чем вкладывать свои деньги, должен заручиться поддержкой кого-то из власть имущих. Чем больше масштаб инвестиций, тем круче должна быть «крыша». Скажем, у нефтяных корпораций поддержка наивысшая. Иначе нельзя, слишком велик риск. Кто этого не понял, тот уехал.

– Если ты пришла поговорить, то говори.

– Итальянцы по национальности, гражданство у них канадское, бизнес в Сингапуре, зарегистрированы на Кипре. Попробуй, разберись.

– Кто их привел?

Лиля выпрямила плечи и расправила грудь.

– Антон, – сказала, как отрезала.

Теперь наступила моя очередь терзать ручки кресла. Помогло, сдержался. Мне вспомнилось, как Антон отговаривал меня от идеи продать фабрику, а ведь были отличные покупатели, навар составил бы не меньше миллиона, и я избавился бы от этого сомнительного кредита. Вероятно, они давно сговорились, и Лиля сознательно вела дело к краху. Теперь им все достанется бесплатно.

– Значит, Антон. Это не он был с тобой в ту ночь? – Все-таки я сорвался!

– Нет, не он. У него, если хочешь знать, есть своя любовница. – Она презрительно и почему-то брезгливо посмотрела на меня.

– Меня это не интересует. – Я изобразил безразличие, не уверен, что у меня это получилось.

– Зато интересует его жена, – съехидничала Лиля.

– Тебя это не касается. А Антону можешь передать, что я подумаю над его предложением. – Я встал, чтобы завершить этот тошнотворный разговор.

– Подожди. – Она протянула руку к моему плечу (в этом месте у меня наверняка останется след от ожога). – Прости, я не хотела, чтобы ты плохо думал обо мне… так получилось.

Если я что-нибудь отвечу, то она продолжит словоизвержение. Молчу, быстрее бы ушла.

– Это получилось случайно, понимаешь…

– Не надо оправдываться. До свидания.

– Но выслушай меня! Ты сам во всем виноват! Тебе постоянно некогда, и даже уделяя мне время, находясь со мной в постели, ты всегда был не со мной. Да, я это чувствовала, не смей мне лгать! – Вообще-то я молчу, даже если бы я попытался вставить хотя бы слово, то вряд ли сумел бы. – Тот, с кем я была в ту ночь… это была простая случайность… мы выпили… он подарил колечко… тебя не было дома… я звонила… а он – сын очень крупного человека… слишком молод и настойчив… я была не в силах его прогнать.

– Хорошо. До свидания. – Что я мог еще сказать? Шлюха.

– Знаю, она любит тебя, я видела, как она ревновала. Но у вас ничего не получится…

– Заткнись! – не выдержал я.

– Не дождешься! Я люблю тебя и могла бы быть тебе хорошей женой. – В воздухе повисла пауза, показалось, что теперь можно перевести дыхание. Отнюдь, она просто меняла обойму в пулемете, но я ошибся – она продолжила: – Можно я останусь? Вот увидишь, все будет хорошо. И с фабрикой мы что-нибудь придумаем, я столько узнала о Максиме, это тебе поможет, мы справимся.

– Все. Заявление об уходе можешь оставить в приемной.

– Ну что ж, – женщины умеют изображать гордость, а ведь секунду назад была готова ползать у меня в ногах. – Ты обижен? Расстроен? Разочарован? А чего ты хотел? Это была сделка, обычная сделка, которая теперь завершена. Ты владел мною, я владела фабрикой. Теперь я не желаю иметь с тобой ничего общего. И я не жалею, что встречалась с тем болваном в ту ночь. В постели он куда изобретательней, чем ты.

Она ушла, громко хлопнув вдерью.

Михалыч поставил меня перед тяжелым выбором.

– Олег Александрович, несмотря на наше согласие передать швейную фабрику, давление на нас не ослабевает. Министерство труда наложило санкции на наши соляные копи, там обнаружены незаконные иммигранты.

– Откуда они взялись? – удивился я.

– Соседи, бегут от своего процветающего капитализма к нам на заработки. Нам это выгодно, мы платим им втрое меньше, и они счастливы.

– Надо было предвидеть эти неприятности! – я стукнул кулаком по столу.

– С местным комитетом по труду все было улажено, но пришло указание из центра.

– Что еще?

– Приостановлено финансирование наших строительных компаний, проверяется целевое расходование государственных средств. И находят нарушения. Дело идет к тому, что нам предъявят иск, – спокойно проговорил Михалыч.

– Ясно, – отозвался я. – Твои предложения?

Он вздохнул, неожиданно поднялся, вышел из-за стола, открыл холодильник и вытащил бутылку виски.

– Давайте выпьем.

Не перестаю удивляться Михалычу.

– Ну, давай. – В этот момент мне почему-то вспомнилась Лиля; я представил ее с другим мужчиной, скулы сводит.

Михалыч достал бокалы, налил и предложил:

– Давайте до дна, Олег Александрович.

– Ну давай. – А ведь она действительно хороша в постели… Надо выпить.

Мы осушили бокалы, отдышались и уставились друг на друга.

– Уезжайте, Олег Александрович, – сказал Михалыч.

– Ну давай, – непроизвольно повторил я, как заезженная пластинка, продолжая вспоминать Лилю. И наконец до меня стал доходить смысл сказанного. – Что ты сказал?

– На вас активно формируется компромат, скоро начнется атака в прессе, депутаты потребуют привлечь вас к ответственности. Мы не в силах это остановить.

– Подожди, Михалыч. – Надо сосредоточиться, но и виски хорошее, ничего не скажешь. – Давай подумаем.

– О чем тут думать, Олег Александрович, – протянул Михалыч. – Пять миллионов – швейка, примерно столько же зависает на остальных проектах, дорога в банки нам закрыта. Процесс пошел, многие в стране, а в первую очередь Максим, уже навострили когти.

Жизнь какая-то когтистая пошла.

– Значит, нам необходимо десять миллионов, так? – «Дорогостоящая шлюшка мне досталась», – мелькнуло в голове.

Михалыч согласно кивнул и налил еще виски.

– Да, Олег Александрович, думаю, с такими деньгами мы смогли бы отбиться и заткнуть всем рты.

Мы снова выпили. В голове судорожно блуждали разные мысли. Но бежать хотелось меньше всего. Мне нравится бывать в других странах, но только в качестве гостя или туриста.

Поставив опорожненный бокал на стол, я обратил внимание на заголовок в газете, разложенной на столе: «Приватизация государственного банка».

– Тогда нам ничего не остается, как купить банк!

Михалыч сильный мужик, но и напиток попался неслабый.

– Не понял?

– Купим банк. – Я ткнул пальцем в газету. – Что тут неясного?

– А на какие шиши, позвольте спросить? – Нет, он все-таки крепкий мужик, соображает.

– Слушай меня внимательно, Михалыч. У этого банка только один покупатель – Максим. Что сделаем мы? Объединим всех его врагов и в складчину купим банк. Он не ожидает конкурентов и, соответственно, намерен купить банк по дешевке, а мы неожиданно предложим большую сумму, понимаешь?

– А где вы их возьмете, врагов и деньги? – рассудительно спросил Михалыч. – Тут речь пойдет о семидесяти, если не больше, миллионах.

– Заложу весь холдинг, привлеку партнеров. Куплю банк и постепенно со всеми рассчитаюсь.

– Что-то легко у вас все получается. Может, еще по одной?

– Хватит, Михалыч. За работу! – Я взглянул в его мечтательные глаза, ставшие таковыми под влиянием виски, и добавил: – С завтрашнего дня!

План был простым и трудным одновременно. Максим успел многим насолить и многих обидеть. Его поступками были недовольны крупнейшие предприниматели и банкиры страны и, соответственно, опекающие их «крыши». Но в одиночку каждому из них тягаться с Максимом было невозможно. А объединяться в альянс тихие враги Максима боялись, никто не хотел быть зачинщиком. Так вот, я решил рискнуть и попытаться организовать антимаксимовый союз. Естественно, никаких иллюзий я не питал, в случае малейшей опасности предполагаемые соратники отрекутся от меня; мало того, зная их осторожность и жадность, весь риск, как политический, так и финансовый, я брал на себя взамен на финансовую поддержку. Формально это выглядело как обычные кредиты под залог моих предприятий. После покупки банка, если операция завершится успешно, я постепенно рассчитаюсь с кредитами, а чтобы снизить процентные ставки и тем самым удешевить свои долги, предложу своим кредиторам еще и долю в приобретаемом банке. Все должно пройти успешно, необходимо сыграть на их самолюбии и страхе потерять все вслед за мной. Я стану экспериментальной «овечкой Долли». Если дело выгорит, то они вслед за мной поднимут головы. Если же я прогорю, то они подожмут хвосты и начнут присматривать подходящие дома где-нибудь в Ницце или во Флориде.

А что касается тебя, дорогая Лиля, то выметайся из моей головы. Не до тебя теперь!

РИМА. В никуда

Я вновь окунулась в давно забытый мир флирта и ни к чему не обязывающих отношений.

Андрей знакомил меня с художниками, поэтами и прочими творческими личностями.

Мне очень понравился один художник с африканскими чертами лица: пухлые губы, глаза навыкате, большой расплюснутый нос, смуглая кожа и кучерявые волосы. Он мимоходом, буквально «на коленке», набросал мой портрет так, что я была просто поражена его мастерством, великолепной техникой, умением прочувствовать нечто нематериальное, особенное… Но потом выяснилось, что дальше набросков не идет, он уже восьмой год работает над каким-то никому не ведомым «шедевральным» («от слова „враль“, – как остроумно подметил Андрей) полотном, а на самом деле пьет и колется.