– У вас все в порядке, мисс Дюбуа?

Сюзетт быстро отскочила в сторону.

– Все хорошо, Том. Проводи, пожалуйста, мистера Маршалла. Мне нужно одеться.

Юноша открыл дверь, Николас помедлил и вышел из уборной. Сюзетт крикнула вслед:

– Две недели, Ник. Дашь мне ответ через две недели.

Николас вышел из театра через заднюю дверь и побрел по сырому зловонному переулку.

«Две недели… две недели»… Слова отдавались похоронным звоном. У него всего две недели, чтобы поймать удачу за хвост, и единственная богатая женщина, которой он еще не докучал, – противная кузина Лидия. Она настолько неприятна, что даже со своим огромным богатством не может привлечь к себе поклонников.

Николас брел в темноте, сожалея о прошлом, обдумывая будущее, и снова вспомнил о Лидии и уже не мог выкинуть эту мысль из головы.

Да, она невыносима и невзрачна, как калоша, но также глупа, медлительна и жалостно одинока, а это довольно выигрышное сочетание. Безо всяких трудностей он сумеет склонить ее к такому поведению, которого потребует. В конце-то концов, как она сможет ему отказать? А вскоре последует свадьба.

Справится ли он? Хватит ли ему смелости совершить такую гадость?

К театру подъезжали кареты – светский Лондон собирался, чтобы полюбоваться на Сюзетт. Мысленным взором Николас видел, как она прохаживается и кружится по сцене, видел, как мужчины в зрительном зале влюбленно смотрят на нее и одобрительно кричат.

– Лидия… – задумчиво произнес Николас. – Что ж я о ней раньше-то не подумал?

* * *

Джеймс Дрейк выбрался из толпы, подошел к сестре сзади и пробормотал:

– Привет, Эллен.

Она замерла, пытаясь понять, в самом ли деле услышала его голос.

– Джеймс! – выдохнула девушка и резко повернулась. Она оказалась значительно старше, чем он помнил, но прошло уже десять лет со дня их последней встречи. Он все еще представлял ее той наивной восемнадцатилетней девушкой, какой она была, когда случилось то несчастье, но, конечно, очень трудно пережить такое потрясение и остаться прежней. Он и сам настолько изменился, что люди, знакомые с ним раньше, его просто не узнавали.

К двадцати шести годам он перестал быть тем долговязым симпатичным пареньком, каким был когда-то. Потрясения и бедствия превратили его светлые волосы в серебристые, а глаза из синих стали серыми. Он был теперь мускулистым, сильным, как бык, кожа задубела от работы под жарким солнцем, в уголках глаз появились морщины, а улыбка пропала. Спину его исполосовали шрамы от порок, плечи ссутулились, и он хромал – нога, сломанная во время особенно жестокого избиения, постоянно давала о себе знать.

От Джеймса исходила опасность, заставлявшая людей держаться на расстоянии. Он излучал угрозу и силу, и, несмотря на облачение джентльмена – аккуратно завязанный галстук и отлично сшитый сюртук, – было видно, что он самозванец. Плети выбили из него все благородство.

Джеймс с удовольствием отметил, что Эллен по-прежнему чертовски хороша, однако ее озорная невинность исчезла. Она была такой чопорной и правильной, такой взрослой и печальной. Выглядела она измученной, словно очень много пережила, и хотя в том скандале не было его вины, Джеймс все равно почувствовал себя ответственным за эти перемены.

Сумеет ли он возместить ей все это? Да стоит ли пытаться?

Было очевидно, что Эллен очень хочет обнять брата и с трудом сдерживается, но они стояли посреди Бонд-стрит, мимо шли прохожие, и выставление своих чувств напоказ непременно привлекло бы интерес. Именно поэтому Джеймс и выбрал такое оживленное место. Он волновался, не зная, какой прием его ожидает. На случай, если Эллен с отвращением отвернется, ему требовалась толпа, в которой можно скрыться.

Джеймс увидел, что сестра рада встрече, и его измученное сердце возликовало.

Эллен украдкой взяла брата за руку:

– Что ты здесь делаешь?

– Ты написала, что будешь в Лондоне, – объяснил Джеймс. – Я должен был тебя увидеть. Ты получаешь деньги, которые я тебе посылаю?

Конечно, этого было недостаточно, но он делился с сестрой всем, чем мог и когда мог, и суммы постоянно возрастали.

– Да, спасибо. Часть я потратила вот на это платье. – Она расправила юбку колоколом, чтобы брат увидел, какое оно красивое.

– Я рад, что ты тратишь их на себя. – Не удержавшись, Джеймс протянул руку и потрогал локон, выбившийся из-под чепца. – Ты ничуть не изменилась.

– Лжец, – поддразнила брата Эллен, но улыбка ее увяла, когда она заметила на его пальце кольцо – золотую полоску с сапфирами, выложенными в форме птички, точную копию той проклятой драгоценности, которая их уничтожила.

– Откуда у тебя это кольцо? – требовательно спросила она.

– Не беспокойся. Это не настоящее.

– Но тогда… зачем?

– Чтобы я никогда не забывал, что они со мной сделали.

– О, Джеймс… – Эллен вздохнула, несомненно, желая побранить брата, но понимая, что он не прислушается к ее словам. Вместо этого она спросила: – А откуда у тебя столько денег? Пожалуйста, доверься мне.

– Я работаю, глупышка. А откуда они, по-твоему? – Джеймс не стал вдаваться в подробности, не желая говорить о пороках и азартных играх, о вымогательстве и запугивании. Эллен все равно не поймет его новых привычек и не захочет с ними мириться.

Случившееся несчастье дало ему возможность познать такие интересные черты своего характера, которых он никогда бы не узнал, если бы жизнь шла так, как планировалось. Джеймс мог быть безжалостным, мог быть жестоким, и он развил эти свои наименее приятные качества как можно сильнее. Его не волновало то, что он жил в запущенных районах Лондона среди людей низших классов. После того, что ему пришлось пережить, он больше не собирался водить дружбу с господами, как ему приходилось делать это юношей. И мысль о том, что сестра должна работать ради куска хлеба, ему претила. Эллен давно пора быть матерью семейства с благополучным мужем и выводком детишек, хозяйкой красивого дома, опорой общества. Но ничего этого не осуществилось, и Джеймс был убежден, что их отец не сможет покоиться в мире до тех пор, пока Эллен не устроится.

Джеймсом двигали две цели: месть и желание хорошо устроить сестру. Эти два стремления влияли на каждый его шаг, и он не сдастся, пока не достигнет и того, и другого.

Он не надеялся, что у них будет много времени на беседу, поэтому нужно было поторопиться. Хозяйка Эллен только что зашла в лавку, и Джеймс понимал, что она скоро выйдет оттуда. Не нужно, чтобы Эллен застали за разговором с ним.

– Скажи-ка, – начал он, – где могила отца? Я должен отдать ему дань уважения.

Эллен нахмурилась, а потом очень ласково произнесла:

– На достойные похороны не хватило денег, Джеймс. Его погребли на участке для нищих, позади церкви.

Это значило, что нет ни надгробного камня, ни другой отметки, указывающей, что сей добрый человек вообще когда-то жил на свете. Еще один крест для Джеймса, и невероятно тяжелый.

Эта новость только укрепила решимость Джеймса, помогла сосредоточиться на главной цели. Семья будет отмщена! И даже если на это уйдет вся жизнь до последнего вздоха, он добьется своего.

Внезапно Эллен выдернула руку и выпрямилась. Джеймс обернулся и убедился, что хозяйка сестры возвращается.

Она оказалась моложе, чем предполагал Джеймс, и невероятно красива, с дивными темными волосами и большими зелеными глазами. Невысокая, но восхитительно округлая во всех нужных местах и очень веселая. Она излучала самоуверенность и изящество, присущие только очень богатым людям. Она символизировала все то, что он ненавидел, и Джеймс почувствовал к ней отвращение с первого взгляда. Он быстро украдкой оценил ее драгоценности и сумочку, прикинул их стоимость, мысленно соображая, как проще всего стянуть их и заложить. Джеймс понадеялся, что она не слишком к ним привязана. Во всяком случае, потому что, когда он уйдет, эта милашка лишится…

– Эллен, – воскликнула женщина, подойдя ближе, – так мило, что ты дождалась меня!

– Это нетрудно, – ответила Эллен. – Ты же знаешь.

– Я никак не могла решить, какую хочу ткань, и в конце концов выбрала синюю.

– Превосходно. Тебе очень пойдет.

Наступила неловкая пауза. Девушка внимательно посмотрела на Джеймса, потом на Эллен, потом снова на Джеймса. Очевидно, она ждала, когда их представят друг другу.

Эллен в замешательстве пыталась решить, что сказать, но ее язык опередил мысль.

– Ребекка, позволь мне представить тебе моего… моего…

Она не смогла закончить фразу, поэтому Джеймс просто шагнул вперед, взял леди за руку и поклонился.

– Я мистер Джеймс Дункан, – солгал Джеймс, назвавшись фальшивой фамилией. – Мы с Эллен старые друзья. Вместе росли в Суррее, но не виделись уже… о… лет десять, а то и больше.

– Десять лет! Боже мой!

– Разве это не удивительно? Мы нечаянно столкнулись на улице.

– После такой долгой разлуки? – ахнула девушка. – Как это замечательно! Меня зовут мисс Ребекка Бертон, – добавила она, перехватив инициативу, потому что было очевидно, что Эллен не в состоянии представить ее.

– Мисс Бертон? – уточнил Джеймс. – Как случилось, что ни один счастливчик еще не умыкнул вас?

– Один сумел. – Ребекка улыбнулась и показала на кольцо с бриллиантом размером чуть не с Ирландию. – Я приехала в Лондон для официального обручения.

– В самом деле? – Эллен не сообщила ему об этом в своих письмах. Сказать по правде, она весьма сдержанно рассказывала о своей работе, но мисс Бертон, похоже, была вполне приемлемой нанимательницей.

– Может быть, вы знаете моего жениха? – поинтересовалась мисс Бертон.

Этот вопрос заставил Эллен открыть рот.

– Джеймс, Ребекка помолвлена с Алексом Маршаллом.

Имя Стэнтона, произнесенное вслух, потрясло Джеймса, но он сумел отреагировать спокойно, что дало ему повод для гордости. В голове пронеслась тысяча мыслей, главной из которых была одна – невозможно поверить, что Эллен согласилась работать на этих людей! Ничего удивительного, что она об этом не упоминала.

Что касается обожаемого жениха мисс Бертон, Джеймс так и не узнал, кто из этих испорченных, самовлюбленных аристократов на самом деле украл кольцо, определившее его безысходное будущее, но Алекс Маршалл там присутствовал – и числился в списке тех, с кем Джеймс собирался поквитаться.

– Мои поздравления, – поклонился он мисс Бертон. – Он невероятный счастливчик.

– Вы так добры, – отозвалась Ребекка.

И улыбнулась. На щеках появились ямочки. Эта улыбка словно наполнила энергией и осветила воздух вокруг, и в голову Джеймса закралась мысль подлая, жестокая и безнравственная – как раз из тех, с помощью которых он и преуспевал.

Стэнтон может считать, что вот-вот женится на Ребекке Бертон, но теперь, когда на ее пути возник Джеймс, его шансы на это сильно уменьшились.

– Я слышал о помолвке, – начал сочинять Джеймс, – но никто не говорил о том, как прелестна будущая невеста.

Ребекка рассмеялась:

– Вы ужасный льстец, мистер Дункан.

– Встретившись с таким очарованием, – любезно заявил он, – удержаться просто невозможно.

– Похоже, вы знаете лорда Стэнтона.

– Мы знакомы много лет.

Ответ был чистой правдой, хотя и не совсем точным, и создавал впечатление, что Джеймс вращается в светских кругах, являясь завсегдатаем всех тех мест, где могла появиться самодовольная физиономия Стэнтона. С помощью этой выдумки проще будет организовать следующую встречу.

– Нам пора идти, – вмешалась с хмурым видом Эллен. За прошедшие десять лет Джеймс превратился в незнакомца, и она не понимала, что он задумал.

– Вы еще долго пробудете в Лондоне? – спросил он сестру.

– Все лето, – ответила она, – но не могу сказать, что я буду делать потом.

Вмешалась мисс Бертон:

– Но ведь ты останешься с нами до свадьбы? Ты не можешь покинуть меня раньше. Мне тебя будет очень сильно не хватать.

– Лето, – повторила Эллен. – А там посмотрим, как пойдут дела.

– Я дам о себе знать, – обратился Джеймс к Эллен, имея в виду и мисс Бертон.

– Это хорошо, – сказала Эллен.

– Удачного вам дня, мисс Бертон, мисс Дрейк. – Джеймс поклонился и пошел от них в противоположную сторону, но едва он растворился в толпе, как Ребекка воскликнула:

– Моя сумочка! Куда она делась?

Глава 5

Мисс Дрейк перестала его преследовать. Почему?

Куда бы Алекс ни шел, он все время оглядывался, ожидая встретить компаньонку Ребекки, но Эллен нигде не было, и ее исчезновение злило Стэнтона.

Он крадучись прошел по темному коридору к комнате мисс Дрейк, не в силах остановить собственные ноги. Что за странная прихоть овладела им? Что сделает Эллен, когда откроет дверь?

Лишится чувств, вот что, поэтому стучаться он не будет. Просто войдет и посмотрит, что произойдет. Непохоже, что она станет жаловаться кому-нибудь, а если ей и хватит смелости начать болтать, кто ее будет слушать? Он хозяин дома, и прислуга знает, что он может вести себя так, как ему заблагорассудится.