– Ух ты! – произносит Крис и еще сильнее вгоняет меня в краску. Я собираю волосы в тугой хвост и ложусь рядом с ним. Осторожно кладу голову ему на плечо. Несколько минут мы лежим молча, слушая дыхание друг друга.

– Тебе сильно больно?

Он убирает лед с синяка, и я вижу, что опухоль начинает спадать, а кожа теряет синеватый оттенок.

– Нет, не сильно.

Опять врет! Зачем он так старательно скрывает боль? Я ведь вижу, как тяжело ему дается каждое движение.

– Я могу еще что-нибудь сделать?

– Нет, Лидия, ты уже сделала все, что могла, – улыбается он, глядя на меня потухшими глазами.

Я бережно дотрагиваюсь рукой до его лица, и он тут же закрывает их, наслаждаясь моими прикосновениями. Я тянусь к его губам, и осторожно касаюсь их своими. Мой любимый находит в себе силы ответить на мой порыв и дарит мне нежный и трепетный поцелуй.

– Я так испугалась за тебя!

– Все уже закончилось. Все в порядке, детка. Через несколько дней я буду полностью здоров!

Иногда меня пугает его оптимистичность. Ушибы серьезные, и я боюсь, что он будет еще долго прикован к постели.

– Надо бы завтра все-таки вызвать врача.

– Я ведь сказал: никаких врачей, – уверенно говорит Крис. – Тем более, что у меня есть ты.

Черт! А приятно.

– И я буду здесь, пока ты не поправишься.

Крис бросает на меня довольный взгляд и, закрыв глаза, снова кладет голову на подушку. Я рассматриваю каждый сантиметр его идеального тела, и во мне просыпается желание. Я хочу облегчить его страдания, превратить их в наслаждение. Сама не понимаю, как я могу думать об этом, когда Крис в таком состоянии? Мне даже становится стыдно, но мое тело – мой враг. И почему каждый раз, когда я смотрю на него, внутри меня будто что-то вспыхивает? Это подобно крошечной искре, которая возникает в груди и отдает между ног! Я чувствую, как моя грудь набухает и начинает приятно ныть, требуя прикосновений, а соски твердеют и выпирают из-под тонкой ткани рубашки.

Как же я хочу сейчас покрыть влажными поцелуями каждую клеточку его тела! Едва я наклоняюсь, что бы коснуться губами его шеи, как он открывает глаза.

– Что ты задумала?

– Тише…, – я дотрагиваюсь пальцем до его чувственных губ. – Расслабься и закрой глаза.

Я нежно касаюсь губами кожи на его шее, и он тихонько вздыхает. Я опускаюсь чуть ниже, провожу языком по соблазнительной ямочке между ключицами. Начинаю целовать его вздымающуюся грудь, затем снова пускаю в ход язык, обводя им каждый кубик пресса. Я как можно аккуратнее дотрагиваюсь влажными губами до каждого синяка, и Крис вздрагивает, но не просит меня остановиться. Я продолжаю ласкать его: хочу, чтобы он забыл о том, что было пару часов назад, и растворился в моей любви.

Крис будто чувствует мое желание: я ощущаю, как он тихонько гладит меня ладонью по волосам, задевая пальцами кожу на щеке. Я не собираюсь останавливаться: целую область чуть выше члена и слышу, как его дыхание учащается.

Я медленно стягиваю брюки вместе с боксерами, обнажая его крайнюю плоть. Я наклоняюсь и как можно нежнее провожу языком от основания до головки. Крис ерзает ногами по покрывалу, тихо постанывая, а я довольно улыбаюсь. Обхватываю его член рукой и снова слышу стоны. Я облизываю свои мягкие губы и засовываю член глубоко в рот, от чего мой любимый запрокидывает голову, а его стоны становятся громче.

В комнате настолько тихо, что я, кажется, слышу, как сильно бьется его сердце – то ли от боли, то ли от наслаждения. Но я продолжаю доставлять ему удовольствие, двигая головой, обхватив член плотным кольцом губ. С каждым моим движением я ощущаю, как его член твердеет и набухает, и это еще больше заводит меня. Между ног все ноет, голова кружится. Оторвавшись от любимого, я снимаю с себя его рубашку и провожу одним из сосков по его гладкому члену, и это прикосновение отзывается между моих ног яркой вспышкой. Я крепко беру возбужденный член в руку, оголяю головку и начинаю совершать такие движения, словно облизываю сливочное мороженое. Мой язык скользит по головке, выписывая разнообразные фигуры. Я вращаю языком вокруг нее, периодически засовывая язык в ее отверстие. А мой любимый стонет все громче и громче и уже готов спустить. Еще пара движений, и я, наконец, вытаскиваю член изо рта. Несмотря на физическое состояние Криса, я безумно хочу ощутить его внутри себя! Немедленно! Я снимаю с себя трусики и аккуратно сажусь на него сверху. Беру его руки и кладу их себе на бедра. Они расслаблены и нежны, а его пальцы ласково поглаживают мою бархатную кожу. Спустя пару мгновений я чувствую, как он медленно проникает внутрь – настолько глубоко, что я громко вздыхаю и запрокидываю голову. Я начинаю неторопливо двигать бедрами, проталкивая его еще дальше в себя. Крис крепко сдавливает мои бедра и громко стонет. Через несколько секунд он кончает. Я двигаюсь все быстрее и быстрее, и тут мое тело вздрагивает, по нему прокатывается горячая волна, а перед глазами все плывет. И я, и Крис тяжело дышим. Я переворачиваюсь и ложусь рядом.

– Все хорошо? – Я тихонько дотрагиваюсь до его лица, и он открывает глаза.

– Лучше и быть не может, – отвечает он и довольно улыбается.

– Тебе не больно?

– Издеваешься? Конечно, нет.

Я прикусываю губу и кладу голову ему на грудь.

Глава 8

2005 год

Недавно я узнал, что моя мамочка беременна, и через девять месяцев у меня появится брат или сестра. Признаться, я ни капли не обрадовался этой новости. Я всегда хотел быть одним в семье. Вся любовь и забота должна доставаться только мне и больше никому.

Когда Амалия родилась, мы с отцом были в больнице вместе с мамой. Я увидел этот съежившийся комок розовой плоти, и мне стало неприятно, что теперь это будет забирать у меня внимание родителей.

Когда ее принесли домой, я сразу понял, как она мне мешает. Повсюду гора детского питания, бутылочки, странные розовые игрушки и прочая ерунда. Амалия ныла и плакала почти каждую ночь, не давая мне спать. Мама сюсюкалась и носилась с ней днями напролет, совершенно забыв про меня.

– Ну, сынок, ты же уже совсем большой, самостоятельный, а Амалия ещё маленькая. Я ей очень нужна, – говорила она мне каждый день, чем здорово надоедала.

Через пару месяцев я решил избавить нашу счастливую семью от этого бремени. В один прекрасный день мама поручила мне погулять с сестренкой в саду. Она дала мне все необходимое и сказала, чтобы в случае чего я мигом бежал домой. Погода была по-осеннему холодная, сад был похож на гербарий, и сухие разноцветные листья шуршали под ногами.

Я катил Амалию в ее желтой колясочке, а она спала. Это были самые тихие моменты в моей жизни, ведь в остальное время Амалия орала так, будто ее режут.

Покатав ее минут двадцать по саду, до меня дошло, что сейчас – самый подходящий момент, чтобы, наконец, избавиться от моей драгоценной сестренки. Неподалеку от нашего особняка была большая дорога. Автомобили практически каждую минуту проносились мимо домов. Как только я заметил вдалеке черный джип, я легонько толкнул коляску, и она покатилась прямо ему под колеса. Удар… коляска перевернулась, и моя сестра шлепнулась на асфальт. Джип резко затормозил, испугавшийся до полусмерти водитель выскочил из авто и ринулся к младенцу. Надеюсь, мне удалось убить ее.

Со спокойной душой я пошел домой «обрадовать» маму.

– А где твоя сестра, Кристофер? – спросила она. – Ты что, оставил ее на улице одну? Крис?

– Мамочка, прости, пожалуйста, просто коляска укатилась. Я не успел ее догнать, а потом в нее врезался джип.

– Что? Что ты такое говоришь? О, боже! Где моя малышка? – Она заплакала, схватила меня за плечи и начала трясти и кричать, как ненормальная. Потом вцепилась в мою руку и потянула за собой. Бежала она очень быстро. Я еле поспевал за ней. Увидев джип, перевернутую коляску и тельце Амалии, она завопила, ринулась к ребенку, упала на землю и начала рыдать.

– Ну, мамочка, не расстраивайся! Ведь ничего страшного не произошло. У тебя все ещё есть я, а Амалию мы похороним в оранжерее.

– Что ты сказал? – Она посмотрела на меня своими серыми глазами, а затем ударила холодной ладонью по лицу. Я упал на асфальт.

– Мэм, простите меня! – голосил водитель. – Я не заметил, как коляска выкатилась на дорогу! Я не успел отреагировать! Служба спасения уже в пути!

Он сел на асфальт и схватился за голову.

Позже врачи констатировали мгновенную смерть от черепно-мозговой травмы.

С того самого дня все в нашей жизни пошло наперекосяк. Отец ходил по дому сам не свой, но держался достойно. А вот мать начала понемногу сходить с ума: все вещи погибшей Амалии она сохранила нетронутыми, ходила каждый день в ее комнату и часами плакала. По ночам ей снились кошмары. Она кричала, часто просыпалась и шла на кухню или в кабинет отца за выпивкой, чтобы хоть как-то утопить в ней горе. Почти все время мама проводила в своей комнате одна, а если и общалась с нами, то часто кричала и выходила из себя, обвиняя меня в смерти Амалии. Я не считал себя виноватым – я избавил нас от лишнего рта и надоедливых криков. Иногда мать жаловалась на мигрень, боли в мышцах и желудке. Она не могла есть, и постоянно говорила о смерти и желании умереть. Я все думал: может, ей помочь?

Спустя пару недель отец отправил мать в местную психиатрическую лечебницу. Он говорил, что врачи наблюдают за ней. Больше я ничего не знаю. На самом деле, меня мало волнует, что с ней происходит. Как-то раз я случайно подслушал телефонный разговор папы с главным врачом лечебницы. По голосу отца было ясно, что состояние мамочки ухудшилось. Судя по всему, она стала овощем. Остается одно – лоботомия. Хотя я до конца так и не понял, что это такое.

Через несколько дней мама скончалась.

***

2014 год

– Отец, ты дома?

Никто не отзывается. Значит, моего старого алкоголика нет. Замечательно! Так будет даже легче сделать то, что я задумал.

Я переступаю порог отцовского особняка, кидаю сумку на пол и иду в гостиную. О! Он прикупил новый виски. Открываю хрустальный графин и наливаю в стакан темно-янтарную жидкость. Пробую на вкус – какая гадость! Лучше бы мы дальше пили старый-добрый «Джек Дэниэлс».

Как назло, у меня закончились деньги. У Лидии просить пока рано. Она мне ничего не даст. И скорее всего, начнет задавать глупые вопросы. Для чего, зачем? Нужны, значит, нужны, и неважно, для чего! Как же хорошо, что у отца где-то здесь есть наличные. Он часто прячет несколько сотен то в книгах, то в диване, то еще где-нибудь. А мне сейчас срочно нужны деньги. А если честно, то мне очень скучно. С Лидией даже толком не развлечешься!

На днях мне в голову пришла потрясающая мысль. А что если мне проверить мою маленькую девочку? Достаточно ли она болтается на моем крючке? Думаю, надо предложить ей сделать что-то из ряда вон выходящее – то, на что она не сможет пойти в здравом уме. Например, кого-нибудь ограбить или попробовать наркотики, которыми я иногда балуюсь.

Я роюсь в огромном шкафу из красного дерева, перебирая одну книгу за другой, но денег не нахожу. Вот черт! В китайских вазах тоже пусто. И зачем отец хранит это старье?

Диван! Надо проверить его! Есть! Нахожу в складке между подушками несколько хрустящих, немного помятых купюр по сто долларов. Отлично!

Кладу деньги в задний карман джинсов и поднимаюсь на второй этаж. Зайдя в свою комнату, смотрю на кровать и тут же вспоминаю, как совсем недавно моя девочка мне отсасывала. У меня встает. А Лидия умеет это делать! Кто бы мог подумать? С виду не скажешь, что мисс Застенчивость может так хорошо работать ртом и языком. В те минуты я был в полузабытьи, лежал с закрытыми глазами и чувствовал боль от недавних ударов вперемешку с сильным возбуждением, которое с радостью подарила мне моя Лидия. А вот мне интересно, на что еще она готова ради меня? Когда меня побили, и по моей щеке текла кровь, она осталась со мной. В детстве я терпеть не мог, когда няньки, нанятые моей мамашей, лезли ко мне со своей заботой! «Кристофер, ты надел теплую куртку!? Кристофер, дорогой, в этом костюмчике ты похож на принца!». Ужас какой!

Где-то здесь, в одной из тумбочек я оставлял несколько доз. Необходимо срочно их забрать. Не хватало еще, чтобы прислуга случайно нашла их во время генеральной уборки, которая проводится тут чуть ли не каждый четверг.

– Мистер Джонс!

Я оборачиваюсь и вижу одну из горничных. Не помню ее имени. Она стоит и жмется, будто студентка на экзамене. Как же я люблю эту соблазнительную форму – черные чулки, короткое платье на пуговицах.

– Чего тебе? – спрашиваю я, не проявляя к ней ни малейшего интереса. А ведь я знаю, что любая из горничных отца готова на все, лишь бы я ее заметил!

– В вашей комнате уборку сделать сейчас? – тихо произносит она, застенчиво убирая прядь светлых волос за ухо.

– Да, сейчас! А то тут столько пыли – дышать нечем! – грубо говорю я: прислуга должна знать свое место.