Мэлоди Брайт - Под моей кожей

С каждой маминой мольбой мне все больше хотелось, чтобы она поскорее умерла и прекратила изводить нас с отцом своим бесполезным присутствием.

Отец продолжал ходить на работу и оставался там допоздна. Чтобы не сваливать на меня заботу о «больной» матери, он нанял сиделку. Целую неделю она приходила к ней и ухаживала: водила по дому, убирала, помогала облегчить боль и делала еще много бесполезных вещей. Жалкое зрелище. Я же сидел в своей комнате, читал, смотрел фильмы и любимые программы по телевизору. Изредка – исключительно ради приличия – я приходил к ней в комнату и сидел с ней. А в голове были лишь мысли о побеге.

В один прекрасный день – кажется, это случилось через неделю – мы с отцом обнаружили маму мертвой. Это был самый запоминающийся и невероятно счастливый момент в моей жизни. Как только я увидел труп матери, все мое нутро восторжествовало. Я еле скрыл восторг! Ведь при смерти любого близкого человека обязательно нужно плакать, но я так и не проронил ни одной слезинки – ни в тот день, ни потом. Родственники списали это на шок.

Врачи, приехавшие за маминым трупом, сказали, что она умерла от удушья. Я так и не узнал всех подробностей. Мне никто ничего не сказал. Знаю только, что дядя Эрик все уладил.

Через три дня были похороны, и я еле выдержал соболезнования со стороны родственников и знакомых. Весь день они надоедали мне своими «бедный мальчик, остался без матери» и все такое.

Мне стало намного проще жить. Никто не мешал мне делать то, что я хочу. После смерти матери отец стал пить еще сильнее, но меня это не волнует. Я презираю отца, хотя он ничего плохого мне не делает. В общем, теперь все просто замечательно!

Я выскальзываю из авто и спешу к особняку Уильямс. Чертова погода: пока шла, вся промокла! Холодный дождь бьет меня по лицу и телу, мокрая одежда уже прилипла к коже. Вода смешивается с слезами, которые ручьем льются из моих глаз.

Я вбегаю на крыльцо и нажимаю кнопку звонка. Проходит минута, но мне никто не открывает. Неужели она знает, что это я? Неужели она даже дверь мне не откроет? Или ее просто нет дома? Мне становится еще больнее. Хочется упасть на землю и рыдать, но я решаю позвонить еще раз. Дверь распахивается; передо мной стоит Мелисса с растрепанными светлыми волосами и книгой в руках. Она выглядит так, будто только что проснулась: немного щурит глаза от дневного света. На ней ярко-бирюзовый плюшевый костюм и забавные домашние тапочки. Она явно не ожидала увидеть меня в такую погоду, да еще и в таком виде.

– О, боже, Лидия! Входи, скорее! – Она закрывает книгу и пропускает меня в дом. – Ты вся мокрая. Поднимайся в мою комнату.

Я бросаю на подругу осторожный взгляд: мне по-прежнему стыдно смотреть ей в глаза. Я медленно поднимаюсь наверх. У Лиссы в комнате как всегда пахнет свежесрезанными цветами – в основном, ирисами – и свежей выпечкой.

– Кого-то ждешь? – спрашивает она, входя в комнату.

– Нет, – выдавливаю я сквозь слезы.

– Тогда умойся и снимай с себя мокрую одежду.

Я как можно быстрее бегу в ванную: смываю потекшую тушь и кровь. Горячая вода разъедает треснувшую кожу на губе и щиплет. Я жмурюсь от мерзкой боли. Смотрю на себя в навесное зеркало, вижу опухшее от плача лицо, черные круги под глазами и красные от крови губы. Я вздыхаю. Чувствую напряжение. Сердце съеживается.

Я медленно снимаю с себя одежду и в одном нижнем белье возвращаюсь в комнату. Постель Мелиссы уже расправлена.

– Давай, ложись.

Я ныряю в теплую постель подруги и укрываюсь мягким одеялом.

– Что с лицом? – уже совсем другим тоном спрашивает она.

Мое лицо кривится в отвратительной гримасе, и я начинаю плакать. Мелисса протягивает мне мягкое полотенце небесного цвета и пытается заглянуть в глаза.

– Это он? Скажи мне, это Джонс? – Я молчу. – Понятно. Можешь не отвечать. – Я продолжаю громко рыдать. Наверное, меня слышит не только Дарем, но и вся Северная Каролина.

– Лидия, Лидия, ну, почему ты меня не послушала? – еле слышно шепчет подруга и пристально смотрит на меня. – Лидия, я так хотела быть рядом!

– Лисса, почему это происходит?

– А чего ты ждала от психопата? Любви?

Я каждой клеточкой ощущаю, что Мелиссе тяжело со мной говорить. Она все еще сильно обижена. А я так сильно люблю ее! Только сейчас до меня начинает доходить, что ближе, чем она, у меня никого нет. Как же мне стыдно! Я привстаю, прикрываю рот руками и продолжаю плакать.

– Пожалуйста, прости меня!

– Я тебя уже простила. Но мне было больно видеть, как родного и близкого мне человека губит какой-то моральный урод. Знаешь, сейчас все гораздо лучше: я не мучаю себя, а вы с Крисом почти не мучаете меня. Лидия, давай я вызову доктора, вдруг что-то серьезное?

– Нет, Мелисса, пожалуйста! Давай завтра, – умоляю я.

– Лидия!

– Пожалуйста!

– Тогда ложись и отдохни, поспи, приди в себя, наконец! Может, хочешь есть? Принести тебе чего-нибудь? – спрашивает Мелисса, вставая с кровати.

– Только воды, если можно.

Мелисса выходит из комнаты и через пару минут возвращается со стаканом кристально чистой воды.

– Держи.

Я быстро делаю глоток и ставлю стакан на прикроватный столик. Затем кладу подушку чуть ниже и закутываюсь в пышное, как облако, одеяло. Тело расслабляется, но голова немного побаливает. Не успеваю только я закрыть глаза, как проваливаюсь в глубокий сон. Просыпаюсь я от резкой боли в затылке.

Сумерки спускаются на город, а дождь уже прекратился. Сад медленно погружается в сон. Плакучая ива за окном затихает и опускает свои ветви. Звезд и луны еще нет, и небо кажется необычайно чистым. Скорее всего, я проспала часа 3, может, больше. Я присматриваюсь и вижу Мелиссу, которая лежит на софе с книгой в руках. Она так увлечена чтением, что не заметила, как я проснулась.

– Снова «Грозовой перевал»? – с легкой улыбкой спрашиваю я.

– Да! А как ты узнала?

– Я помню переплет. Она ведь с детства у тебя. До сих пор помню Кэтрин.

Мелисса заливается смехом.

– Какой раз ты ее перечитываешь? Может, 10? – Несмотря на все мои раны и ссадины, я не могу не улыбаться. Мелисса подходит ко мне, забирается на кровать и кладет книгу между нами.

– Я пыталась забыть тебя, Лидия, пыталась отвыкнуть, но не смогла вычеркнуть тебя и нашу дружбу из своей жизни. Мы – одно целое, нас нельзя разделять. Я знаю, что нужна тебе, но ты даже не представляешь, насколько мне нужна ты! – Я внимательно слушаю, стараясь не пропустить ни одного слова, а Мелисса превращается в настоящий водопад: таких горьких слез я еще не видела!

– Я люблю тебя, слышишь! – Я беру ее холодную руку. Она смотрит мне прямо в глаза и бросается в мои объятия.

– Я так тебя люблю! Я так боюсь потерять тебя! Ты для меня – лучик света! – Она всегда была такой теплой, такой родной! Она обнимает меня так крепко и так нежно, как умеет обнимать только моя Мелисса. Я ужасно соскучилась! Соскучилась по ее улыбке, голосу, запаху. Я соскучилась по очень родному и близкому мне человеку. – Ты ведь останешься у меня? Пожалуйста, скажи «да»!

– Да!

Наше примирение придало мне немного сил, но голова прямо раскалывается. Не знаю от чего: то ли от пролитых слёз, то ли от удара Криса.

– Тебе больно? Лид, давай доктора, а? – умоляюще просит Мелисса.

– Я в порядке. Пару дней, и все пройдет.

– Уверена?

– Да, – мило улыбаюсь я.

– Хорошо. Если что, на столике лежит обезболивающее. Выпей! – Я открываю упаковку, достаю одну таблетку и запиваю ее водой. – Хочешь, почитаю тебе? Как в детстве, помнишь?

– Да, очень хочу.

Мелисса ложится рядом со мной, открывает книгу где-то ближе к концу, а я кладу свою голову на ее плечо.

– Готова? – улыбаясь, спрашивает она. Я киваю.

– «…Прошлой весной в эту пору, Кэтрин, я тосковал, что нет тебя под этой крышей; а теперь я хотел бы, чтобы ты могла подняться на милю или на две в горы: ветер приносит с них такой душистый воздух, – я уверен, он излечил бы тебя!

– Я на них поднимусь еще только раз, – сказала больная, – и тогда ты покинешь меня, я же останусь там навсегда. Следующей весной ты снова станешь тосковать, что нет меня под этой крышей, и будешь оглядываться на прошлое и думать, что сегодня ты был счастлив».

Пока Лисса читает мне наш любимый «Грозовой перевал», я снова проваливаюсь в сон.

Открыв глаза, я обнаруживаю, что лежу совершенно одна. Видимо, моя подруга ушла, чтобы я немного отдохнула. Я поворачиваюсь и вижу, что на улице уже почти стемнело. Голова не болит, слава богу, и мне срочно нужно уходить. И как я появлюсь перед родителями с таким лицом и опухшей губой? Ладно, об этом я подумаю позже.

Я встаю с кровати и вижу, что на стуле лежат мои вещи. Я быстро одеваюсь и иду в ванную. Умываюсь и возвращаюсь обратно в комнату. Нахожу свою сумку, достаю пудру и смотрю на себя в зеркальце. Хорошо, что глаза успокоились и краснота прошла. Я наношу пудру на лицо, чтобы оно приобрело более или менее здоровый вид и бежевый цвет, вместо розово-красного.

Собрав свои вещи, я иду к выходу. Несмотря на то, что мы помирились, мне все еще неловко.

– Лидия, ты куда собралась? – Мелисса сидит на диване в позе лотоса, как всегда с книгой в руках, и улыбается. – Я ждала, когда ты проснешься. Будешь кофе?

– Я бы с радостью, родная, но мне срочно нужно домой. – Я тороплюсь. – Спасибо тебе, но мне пора. Родители волнуются.

Мелисса подходит ко мне.

– Что ж, ладно.

Она покачивается, ей неуютно, и я тоже это чувствую.

– Пока! – Я открываю входную дверь и переступаю порог.

– Лидия! – Я оборачиваюсь и вижу, что Лисса стоит в дверном проеме. – Все будет хорошо.

Ее губы растягиваются в легкой улыбке. Я киваю в ответ и топаю к своему авто.

– Дорогая, где ты была? – Мама стоит в прихожей – руки в боки, лицо недовольное.

– Я же оставила записку! Ты бы хоть изредка заходила на кухню! – Я бросаю сумку на тумбочку и бегу вверх по лестнице.

Я запираю дверь в свою комнату на ключ и, сняв обувь, плюхаюсь на кровать. Не хочу ни о чем думать, не хочу ничего писать в дневник. Уже почти одиннадцать вечера, и я решаю просто посидеть перед телевизором, переключая каналы один за другим. Затем я тихо засыпаю.

Проснувшись около часу дня, я снова вспоминаю, что Крис сделал со мной. Я в полном замешательстве: и что мне теперь делать? Я не нахожу ответа на этот вопрос. Просто сижу в своей комнате, пытаюсь отогнать дурные мысли. Как бы мне хотелось стереть из памяти все, что произошло!

Мобильный телефон тихонько вибрирует. Скорее всего, это либо Мелисса, либо Дениз. Крис точно не станет мне звонить. Да и я не хочу его слышать. И видеть не хочу.

– Лид, как насчет тематического вечера? – раздается в трубке звонкий голос Дениз. – Ты пойдешь?

– Я еще не решила. – Я пугаюсь своего же голоса. Последние несколько часов я провела молча. Мой голос хриплый и грустный. – А Мелисса?

– Она сегодняшний вечер проведет с тетей. Зара попросила ее помочь. Стой, Лид, что с тобой?

– Ничего, все хорошо. А почему я об этом ничего не знаю?

– Я без понятия, Лидия, честно. Все, что я знаю, я уже сказала. Ну как? Ты пойдешь?

– А что за вечеринка? – говорю я, потирая бровь.

– Так. Я через трубку слышу, Лид, что-то случилось. Я сейчас приеду.

Я прикрываю рот рукой, чтобы не сорваться, и не успеваю возразить, как Дениз отключается.

Губы болят по-прежнему. Ноющая боль напоминает мне о том, что произошло: о безумных серых глазах, наполненных страхом и ненавистью, об устрашающем голосе, о криках… Я тихонько дотрагиваюсь до шеи и вспоминаю его мертвую хватку, его горячее дыхание. Он был похож на разъяренного зверя, готового кинуться на меня и порвать в клочья. Меня до сих пор трясет. Я никогда не думала, что Крис может поднять на меня руку. А ведь я ничего такого не сделала. Я лишь хочу знать правду, хочу быть для него чем-то большим, а не просто «деткой», которую он может брать, когда захочет.

– Лидия! – Дениз осторожно заглядывает в мою комнату. Вероятно, я так задумалась, что не услышала, как она вошла в дом. – Твой отец меня впустил. Сказал, что ты тут.

Я слезаю с подоконника и пересаживаюсь на кровать.

– Заходи.

– Боже, что с твоим голосом? – Увидев мой заплаканный вид, Дениз подбегает и крепко обнимает меня. – Расскажи мне, что произошло!

Она небрежно кидает свою цветастую сумку на кровать и садится рядом со мной.

– Я не хочу говорить об этом.

– Ты уверена? Я хочу помочь! – Она делает паузу и внимательно рассматривает мое опухшее лицо. – Это Джонс? Что он сделал? Расскажи! Сразу станет легче.

– Просто посмотри на мое лицо.

Дениз сразу поняла, что произошло.

– О, боже! Как? Что случилось?! – она снова обнимает меня, еще крепче.

– Я нашла у него в ящике наркотики, – говорю я, вытирая нос рукавом. – Попросила объяснить, откуда они, а он набросился на меня и… вот.