Но хватит гадать и мучить себя. Конечно, она сделает однозначный выбор. В пользу мужчины, ждущего внизу. Мадам Барбару подождет. Надо войти в лифт, спуститься вниз, и все сразу станет ясным. Но вначале, конечно, слегка заняться своей внешностью. К сожалению, руководство компании проводило четкую политику в отношении облика своих сотрудников на работе. Строго деловой вид, ничего эротического и легкомысленного, отвлекающего коллег и клиентов от дела.

В своем полном соответствии этой установке она смогла еще раз убедиться, заскочив в дамскую комнату, чтобы заглянуть в зеркало. Оценить свои ресурсы и попытаться, по возможности, внести посильные коррективы перед встречей с Ференцем.

Ну что ж. В зеркале она увидела существо, в котором без труда можно было определить женщину. Привлекательную, миленькую, но, одновременно, очень серьезную и деловитую. Туго стянутые в пучок волосы. Никакой косметики на лице. Серый деловой костюм, не мешковатый, но и не облегающий. Юбка, естественно, ниже колен. Скромная бледно-сиреневая кофточка. Колготки телесного цвета, серые туфли на низком каблуке…

Так… Придется все же потратить несколько минут, чтобы придать этому образу некоторую живость и элегантность. Для начала, распустить волосы по плечам. Вот, уже лучше. Быстро достать губной карандаш из сумочки, которую, к счастью, догадалась прихватить с собой. Хороший, яркий цвет, влажный, чувственный блеск. Прекрасно. Вместо суховатого и блеклого аппарата для устной речи получились чувственные губы, зовущие к поцелую. Блузку расстегнуть на пару пуговиц, плечи распрямить, грудь вперед. Отлично, сразу на два размера больше выглядит. Черт, надо было жакет оставить на стуле. Ну ничего, просто расстегнем его. Вот, пожалуй, и все.

А женственность можно усилить за счет всегда доступных средств — белоснежной и слегка застенчивой улыбки, грациозной походки, легкого покачивания бедрами и тому подобное.

В общем, получился вполне приличный вид, подходящий для свидания. Тем более, не первого.

Итак, девочка, вперед. Главное — не робеть, почаще загадочно и чувственно улыбаться и ярко сиять широко распахнутыми, изумленными глазами.

Дверь лифта раскрылась, и она вышла в холл перед приемной. Помещение было отлично оборудовано для удобства ожидающих посетителей. Большие окна, темно-вишневый ковер на полу. Глубокие, массивные кожаные кресла и небольшие столики, на которых были расставлены пепельницы и разложены солидные, деловые газеты и журналы. Вполне приличные копии картин классиков на стенах.

Ференц как раз стоял перед одной из картин, разглядывая ее. Однако при звуке открываемой двери лифта он мгновенно обернулся. Значит, ждал, томился от нетерпения и надеялся. И тут же устремился к ней. Краем глаза она уловила какое-то движение у дверей приемной. Ага, кто-то подглядывает. Чтобы не упустить ни малейшей детали, а потом расписать в цветах и красках подружкам и коллегам все уведенное и услышанное. Что было и чего не было, о чем можно было догадаться, и что можно было предположить. Странно вообще, как это ей удалось в лифте одной доехать, без сопровождения. В женском коллективе информация распространяется быстро. Ну, может быть, еще не все потеряно, насмешливо подумала она. Может быть, следующим рейсом лифта подъедут любопытствующие. Как бы случайно и мимоходом. Особенно, если Элен уже успела пройтись по отделам, поделиться информацией.

Ну что ж. Надо порадовать коллег. У них ведь так мало развлечений на работе. Дать, так сказать, пищу для пересудов, догадок и домыслов.

По крайней мере, позволить Ференцу проявить себя во всей своей мужской стати и природной мадьярской галантности, усиленной французским воспитанием.

Ференц тут же оправдал надежды возможных зрителей. Быстро подскочил к ней, церемонно поцеловал ей руку и даже от смущения брякнул что-то по-венгерски. Что-то типа «кесоном», что тут же перевел как «целую ручки». И пояснил, что, мол, у них на родине так принято дам приветствовать. Мог бы и по-французски поприветствовать, в обе щеки расцеловать, на радость женским силуэтам, парящим за стеклянной дверью приемной. Но он всего лишь поцеловал руку, после чего перешел на французский язык. При этом почему-то приглушил звук, создавая проблемы для подслушивающих.

— Я хотел увидеть вас. Не мог дождаться запланированной встречи.

— А что случилось? Мы ведь договаривались встретиться сегодня вечером. Почему такая срочность? Куда-нибудь уезжаете? И как вы меня нашли?

— Я никуда не уезжаю. А как нашел? — Он замялся. — Пусть это будет моей маленькой тайной. Я довольно известный художник, и у меня есть некоторые влиятельные и информированные друзья. Иногда я это использую. Мир не столь уж велик, чтобы человек мог в нем затеряться. Особенно, если это очень красивая женщина и она мне очень нужна.

— Спасибо за комплимент. Так все-таки в чем выражается эта нужда? Не томите, рассказывайте.

— Здесь это будет не очень удобно. — Он выразительно покосился на застекленную дверь приемной, за которой маячили ее любопытные коллеги, пытающихся не пропустить ни малейшего слова.

К тому же она оказалась права в своих прогнозах. Дверь лифта вновь распахнулась, и оттуда вывалилось сразу трое девиц, по одному представителю от разных отделов. Три особы, у которых одновременно появились непонятно какие дела в приемной. И все трое тут же устремили бесцеремонно любопытные и одновременно томные и многообещающие взгляды на прекрасного двухметрового рыцаря в черно-белом наряде.

— Может быть, продолжим наш разговор где-нибудь за пределами этого здания? — тихо спросил рыцарь, непроизвольно косясь на новоприбывших. — У вас когда перерыв на обед? Я еще даже не завтракал. Так что приглашаю, так сказать, преломить вместе хлеб и разделить бокал вина и чашку кофе.

Она на секунду задумалась о возможных последствиях своей затянувшейся неявки на беседу к мадам Барбару, а потом мысленно махнула рукой. Отвечать, так за все сразу! И ответила:

— В принципе, можно пойти прямо сейчас. Я знаю тут поблизости вполне приличный итальянский ресторанчик, где хорошо готовят. И сравнительно недорого. Думаю, что помимо хлеба и кофе у них найдется и кое-что еще.

— Вот и прекрасно. Я знал, что могу рассчитывать на вас в любой кризисной ситуации. По крайней мере, теперь не умру от голода.

— Да уж, пожалуйста, не умирайте. С этим не надо спешить. По крайней мере, до тех пор, пока вы не раскроете мне свою тайну. Надеюсь, ничего плохого?

— Нет-нет, не волнуйтесь. Все в порядке. Не надо сразу думать о плохом. Иначе будут развиваться всякие нехорошие комплексы.

— О, я вижу, вы так вошли в роль психотерапевта, что никак не можете с ней расстаться. И где же ваш белый халат, доктор?

— Сегодня решил ограничиться белой рубашкой. Во время, так сказать, выездной сессии. — Ференц непринужденно взял ее под руку.

Она гордо выпрямилась, вызывающе подняла вверх подбородок, устремила вперед взор, как бы не замечая ничего перед собой, но одновременно регистрируя все происходящее вокруг боковым зрением. И они направились к двери лифта, как сквозь строй, под сверкающими клинками завистливых женских взоров.

Боже, до чего приятно чувствовать себя женщиной!

В итальянском ресторанчике, несмотря на обеденный перерыв, оказалось несколько свободных мест и прекрасное, быстрое обслуживание. Так что уже через несколько минут перед ними дымились тарелки со спагетти, щедро посыпанными пармезаном и обильно сдобренными помидорами в чесночном соусе. Кристель даже не отказалась от стаканчика рубинового кьянти, хотя обычно избегала употребления алкоголя в рабочее время, в соответствии с настоятельными рекомендациями администрации банка. Чуть попозже принесли также нежное филе телятины, тушенное с луком, и зеленый салат. И в завершение — кофе, фруктовый салат и ванильное мороженое.

Аппетит, как известно, приходит во время еды. Но у Кристель он прорезался значительно раньше, практически сразу, уже после первого глотка кьянти и первой порции спагетти, накрученной на вилку.

— Жаль, что не изобрели еще элегантный способ поедания этого блюда, — прокомментировала она, всасывая с присвистом изрядную порцию нескончаемых макаронных изделий.

— Ничего страшного, — усмехнулся Ференц. — Мы уже достаточно знакомы, чтобы допустить некоторые отклонения от светских правил. Особенно если они мешают наслаждаться едой. Мне, например, нравится ломать хлеб руками, а не резать его ножом. Так, по-моему, вкуснее получается.

— Ммм… — поддержала эту мысль дама, но не стала развивать дальше, поскольку рот был занят более важным делом.

Некоторое время за столом царило молчание, пока не опустели тарелки с национальным итальянским блюдом и телятиной. Покончив также с зеленым салатом и попробовав фруктовое ассорти, Кристель решила, что теперь можно и поговорить. Сытый человек гораздо оптимистичнее воспринимает любые новости.

— Итак, доктор, о чем пойдет речь? Я о причине вашего появления в банке. Или это просто был повод для того, чтобы вместе пообедать? — В ее голосе прозвучала едва слышимая нотка надежды. Но, к сожалению, ее ждало разочарование.

Ференц тщательно вытер губы салфеткой, как бы растягивая удовольствие от предстоящей беседы и собираясь с мыслями. Затем отхлебнул из стакана с вином и вновь долил его почти до краев, как бы испытывая терпение собеседницы. Потом плеснул немного и в стакан соседки, даже не спрашивая ее, и только затем начал отвечать на вопрос.

— Собственно, я хотел поговорить о вашей картине.

— А что с ней? Внезапно испарилась? Или изображение на ней ожило и заговорило?

— Не надо шутить, мадам, с живописью. Я серьезно. Вначале один вопрос. Тоже серьезный. Сколько лет вы уже работаете в своей страховой компании?

— Почти пять. А что?

— Это большой срок для занятия делом, которое вам не нравится. Слишком большой. К тому же под началом руководителя, с которым невозможно работать. Сколько лет вы у нее в подчинении?

— Пока еще не лет, а месяцев. Всего полгода. Или целых полгода. Это как считать. Проведенный с нею рабочий день надо считать за рабочую неделю. И платить компенсацию, как за работу в зоне риска. Как в ядерном реакторе.

— А вы никогда не задумывались о том, чтобы все это изменить?

— Да нет, почему же. Конечно, мечтала, думала об этом. Но одно дело мечты, а другое дело — реальная жизнь. У меня не слишком большой выбор. Эта работа все же достаточно хорошо оплачивается. Как известно, жизнь нередко состоит из компромиссов. Как в данном случае, между желаниями и реалиями. Мои родители-виноделы всегда были связаны с землей и учили меня не отрываться от земной тверди. Небо для молитв, а земля для дела, — так говорила моя мать.

— Хорошая заповедь. Но хотя бы абстрактно вы думали о том, в какой области могли бы еще себя реализовать?

— И это было. Но ведь любые изменения требуют серьезных усилий. Придется начинать новую жизнь, осваивать новые обязанности. Где гарантия, что все получится? Или что новое начальство окажется лучше прежнего? И потом, я просто устала. От своего трудного замужества и от своей постылой работы. Честно говоря, все, что мне хочется сейчас — это просто отдохнуть. Хотя бы пару месяцев. От всего. Сменить обстановку. Уехать куда-нибудь, туда, где меня никто не знает. Я бы с удовольствием сейчас отправилась куда-нибудь к морю. Лучше за границу. В Испанию, например.

Она это поняла сегодня, во время столкновения с мадам Барбару. Вдруг остро почувствовала, насколько ей все это опротивело. Уволиться, отдохнуть пару месяцев, прийти в себя, а потом опять начать все заново. Поиски работы, освоение новых обязанностей, врастание в новую среду обитания, решение новых проблем. Она и сама, не хуже Ференца и без всякого психоанализа понимала, что загоняет себя в угол.

Продолжение работы в банке все более становится похожим на заколдованный круг. Она сама себя подавляет, ломает свою психику, теряя постепенно волю к переменам и сопротивлению обстоятельствам. Просто плывет по течению реки, зная, что та несет ее к огромному водопаду, в пропасть…

Ее мысли прервал бархатистый мужской голос.

— А вы не хотите теперь, после появления в моем доме, после работы с кистями и красками, взглянуть на свои проблемы по-другому? Вы сказали, что вам нужен отдых. Я бы добавил — и лечение души. Мне известен способ решения этой проблемы. Это искусство. Живопись. Может быть, это звучит громко и претенциозно. Но в вашем случае это вполне справедливо. Искусство, как способ укрыться от реалий мира, своеобразная пещера для усталого человека, для временного отшельника. Так сказать, психологическое убежище и приют для мятежной души. Искусство — это прекрасное лекарство от страданий, средство излечивать самые глубокие раны и травмы, особенно душевные. Извините за менторский тон. Так уж получилось. Но это только одна сторона медали.