Пытаюсь понять, что болит больше – мое колено или запястье. Пожалуй, колено. Господи, как оно болит! Я ощущаю эту боль с каждой секундой, когда кровь проходит через раздутую область колена. Я не могу даже пошевелить им, даже если бы и хотела. Мне бы вообще никогда не хотелось бы шевелить им, раз оно так невыносимо болит.

У меня чешется нос. Не долго думая, я пытаюсь почесать его и чуть не получаю новое сотрясение мозга. Надо бы запомнить на будущее – не чесаться загипсованной рукой.

Смотрю на свою правую руку и запястье в гипсе. Когда-то я сломала руку в начальной школе. Тогда я спрыгнула слишком высоко с качелей и неудачно приземлилась. Но было прикольно, когда в течение пары дней все расписывались на моей руке. Это давало мне чувство сопричастности к коллективу.

Но в следующем семестре меня отправили в новую школу-интернат. Моя мать сказала, что та школа, где у меня были друзья, не отвечала ее высоким стандартам. Я ненавижу свою мать. И вовсе не удивлена, что ее сейчас нет рядом со мной.

За окном очень темно – из-за огней Лос-Анджелеса я не вижу звезд. Как я по ним соскучилась!

Не по голливудским звездам, конечно же.

Поворачиваюсь налево и смотрю на голову, которая покоится возле моей поясницы. Ее длинная рука перекинута через мои бедра, крепко прижимая меня к себя, как будто я собиралась куда-то уйти. Я не вижу черты ее лица из-за волос, заслоняющих обзор, но могу представить, какой беззащитной выглядит она во сне – как в Новом Орлеане, когда нас окружали люди, которых она любит. Ее губы слегка приоткрыты, и она чаще выдыхает через рот, чем через нос. Когда я однажды закрыла ее рот, она начала храпеть и проснулась. Это было так мило.

Свободными и неповрежденными пальцами левой руки я нежно откидываю ее волосы назад, чтобы увидеть лицо. Ее волосы шелковые на ощупь, а их темный цвет сливается с тенями в комнате. Боже, как она красива! Я не надеялась увидеть ее вновь.

Я думала, что она умерла.

От одной этой мысли, несмотря на очевидные доказательства обратного, на меня нападает приступ удушья. По щекам текут слезы, попадая в уши. Мне это не нравится, и я пытаюсь вытереть их, но снова чуть не ударяю себя. Мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к этому.

- Что случилось, Крошка Ру? Тебе больно? – спрашивает она, проснувшись, и придвигается поближе ко мне, чтобы утереть мои слезы.

- Я думала, что ты умерла, - снова чуть не задыхаюсь от удушающей волны эмоционального напряжения и всхлипываю, не в силах сдержаться.

Харпер начинает утешать меня, что-то невразумительно шепча, и с осторожностью заключает меня в объятия. Я хватаюсь за нее как утопающий за соломинку. Она – мое спасение.

Каким-то образом мне удается присесть и обвить руками ее шею, прижавшись к ней как можно ближе. Мои ребра побаливают из-за этого усилия, но я предпочитаю терпеть эту боль, лишь бы не разлучаться с ней.

- Ш-ш, милая, все хорошо. Я рядом. Даже в смерти я никогда не оставлю тебя.

Я плачу в ее объятиях, впервые за многие дни (или недели?) чувствуя себя в безопасности. Я уже не помню. Время потеряло свой счет, когда я была с ним.

С ним.

Я убила его.

Я знала, что надоела ему. Чувствовала это.

Все началось, когда я совершила безуспешную попытку сбежать мимо него. Он искалечил меня полицейской дубинкой и бил по моему левому колену до тех пор, пока оно не согнулось подо мной. Это было началом побоев. Их было бесчисленное множество, а боль стала постоянной и сводящей с ума.

Я хотела просто уснуть навсегда, чтобы покончить со всем этим, чтобы он убил меня, и таким образом избежать боли.

В тот последний раз он пришел ко мне в комнату и оставил открытой дверь. Я знала, что когда он выйдет, я уже буду мертва. Это должно было стать последней пыткой - свобода, но вне досягаемости для меня.

Он подошел к кровати и потянул меня за ноги, чтобы перевернуть. Мое колено горело от этой пытки, но я молчала. Не хотела доставлять ему удовольствие слышать мои крики.

- Время пришло! – рявкнул он.

Я знала, что это значит. Мне была уготована та же судьба, что и остальным – быть изнасилованной и убитой.

По крайней мере, все подходило к завершению.

Он освободил мои руки, закованные выше головы. Правая была искалечена и согнута. Он сломал ее раньше, когда я отказалась прикасаться к нему.

Затем приставил пистолет к моей голове, как делал раньше много раз.

- Я хочу, чтобы ты обняла меня, - прозвучало то же требование, что и раньше, которое я постоянно отказывалась выполнить.

- Убирайся к черту, - был мой ответ.

Я даже не почувствовала пощечины. Просто еще одна после множества других.

Но возможно именно эта пощечина вернула мне немного мужества. Я решила, что не сдамся так легко. Я не хотела, чтобы Харпер ненавидела меня за то, что я просто сдамся. Я знала, что она мертва, он сказал мне это, но она наблюдала за мной. Она приходила ко мне. По крайней мере, ее дух. И я хотела, чтобы она знала, что я была достаточно сильной, чтобы засадить больного ублюдка в тюрьму за то, что он сделал с ней.

Я почувствовала, что он передвинул пистолет, чтобы прижаться ко мне. Он начал срывать мою одежду с тела.

И тогда меня осенило.

Если он делал это обеими руками, значит, его пистолет должен был быть где-то поблизости. Дожидаясь меня.

Он был возле моей левой руки, слава Богу. Той, которую он не сломал. И это было серьезным промахом с его стороны, потому что я протянула руку и схватила рукоятку пистолета.

А затем попросила Бога, чтобы Он дал мне силы застрелить его.

Я приставила пистолет к его ребрам и нажала на курок.

У него было почти комичное выражение лица, когда он посмотрел вниз, чтобы убедиться в том, о чем сигналило его тело. В него выстрелили.

Я еще раз нажала на курок.

Он оттолкнулся от меня, стоя на дрожащих ногах, из его ребер сочилась кровь, а руки были залиты темной жидкостью, как будто он старался удержать ее.

Я перекатилась на бок и прицелилась пониже, прямо в его живот. А затем нажала курок.

И еще раз.

И еще раз.

И еще раз.

И еще раз.

Я просто продолжала давить на курок.

- Солнышко, - шепчет Харпер, прерывая мои воспоминания. – Давай мы тебя уложим в постель. Тебе должно быть больно.

- Я убила его, - еле выдавливаю из себя. Теперь она возненавидит меня за это?

Харпер пожимает плечами:

- Ты осталась в живых. Это единственное, что имеет значение. Я так горжусь тобой, что ты вернулась ко мне.

- Ты не ненавидишь меня?

Харпер шокированно смотрит на меня.

- Я никогда не могла бы ненавидеть тебя, Келси Стентон.

- А Эрик? – спрашиваю я.

- Эрик тоже. Келс, поспи немного. Тебе надо выздоравливать. У нас ведь большие планы на этот отпуск, верно?

Я киваю, полностью истощенная. Сейчас действительно было бы неплохо поспать.


* * *

Я снова просыпаюсь. Даже не знаю, сколько сейчас времени. На дворе светло, но по ощущениям прошло как минимум несколько часов. Наши с Харпер пальцы переплетены. Не знаю, смогу ли когда-нибудь отпустить ее.

Кажется, она с кем-то разговаривает. Открываю глаза, чтобы посмотреть, кто пришел в гости. К моей радости это мама, Рене и малыш Кларк.

Мама быстро замечает, что я проснулась.

- О, только посмотрите, кто к нам присоединился, - она поднимается со своего стула и идет к моей кровати, склоняется надо мной, чтобы поцеловать в лоб. – С возвращением, малышка.

- Спасибо, мама!

Рене также подходит поближе ко мне.

- Привет, Келси. Рада снова видеть тебя.

- Спасибо, Рене. А где Кристиан? – по правде говоря, если в семье Кингсли и есть мужчина, который мог бы увести меня от Харпер, то это Кристиан. Он бесподобный ребенок.

- Он сейчас с дядей Жераром и тетей Кэтрин. Наверное, жует сахар и пьет кофе. Нам понадобится неделя, чтобы отучить его от этих привычек.

Я улыбаюсь, но это причиняет боль из-за того, что меня избивали последние пару дней.

- Спасибо за то, что пришли навестить меня.

С этими словами я откидываюсь обратно на матрас.

Мои мысли возвращаются к моему другому любимому мужчине. Эрику.

О, Боже.

В последний раз я видела его, когда он лежал в гостиной на полу. Почему я не спросила о нем раньше? Черт возьми, Келс, хватит быть такой эгоисткой.

Харпер вопросительно изгибает бровь:

- Что случилось?

- Как Эрик? С ним все в порядке?

Длительное молчание служит красноречивым ответом. Но мне нужно услышать его. Чтобы знать наверняка.

- Келси, солнышко, к сожалению, Эрик не сдюжил, - мягко говорит Харпер, нежно поглаживая мою руку.

Не сдюжил. Это звучит так обтекаемо. Как будто он не смог сдать экзамен или с чем-то не справился. Смерть не может звучать так буднично.

Он погиб из-за меня.

Как и все те женщины. Они умерли, потому что были похожими на меня. Эрик умер, потому что жил со мной.

Это моя вина.

Как же так получилось, что я избежала смерти, а они нет?

- И я единственная осталась в живых? – Из какого романа взяты эти слова? Помню, он еще ввел меня в депрессию. Прямо как сейчас. Все что я чувствую – это пустота внутри. Я должна быть счастлива, что осталась в живых и благодарна, что меня уберегли от смерти. И частично так и есть, не буду отрицать. Но в глубине души я понимаю, что не заслужила этого. И меня не должно быть сейчас здесь.

Я обманула смерть, а другие заплатили свою цену за это.

Я убила Эрика.


* * *

Она проспала четыре часа. Доктор дал ей снотворное после того, как я рассказала ей об Эрике. Мне так не хотелось делать этого. Но кто как не я должен был сказать ей. Надо же, Харпер, ты начинаешь брать на себя ответственность в ваших отношениях. Большой шаг вперед.

Келс безутешна. Она продолжает повторять одно и то же - что это она убила Эрика. Никому из нас не удалось ее переубедить. Я не могу видеть, как она сильно страдает от боли, физической и эмоциональной, а все, что я могу поделать – это сидеть рядом и держать ее за руку. Несмотря на то, что мама говорит - сейчас для нее это самое главное. Я всегда верила маме в прошлом. И лучше не начинать сейчас сомневаться в ее словах.

Пока Келс спит, мама с Рене отправились присмотреть за мужьями. Роби особенно беспомощен без Рене, за исключением ухода за своими сыновьями. Мы все очень рады, что хотя бы в этой сфере он может быть компетентным.

Несмотря на принятое снотворное, она все еще плачет сквозь сон, зовя Эрика. Она не спрашивала у меня подробности, и пока она этого не сделает, я не намереваюсь рассказывать ей об этом. Даже и тогда постараюсь упустить некоторые особенно ужасные детали. Она знает, что он мертв, и мне кажется, это все, что ей стоит знать. И без того плохо, что эта картина преследует меня в снах.

Я нежно расчесываю пальцами ее волосы, успокаивая после ее последнего кошмара, когда дверь слегка приоткрывается.

- Эй, - тихонько зовет меня Медведь, просовывая голову в дверную щель.

- Здравствуй, приятель. Заходи!

- Со мной Си Джей. Ты не против?

Я не возражаю. Мне нет резона изображать из себя ревнивого подростка. – О, да, пожалуйста, входите.

Они оба тихонько заходят в палату. Медведь принес с собой плюшевого мишку со смешной маленькой шляпкой.

- Я просто думал… - улыбаясь он передает мне мишку.

- Спасибо, ей понравится, - я ставлю его на столик возле кровати Келс. Мы с мишкой просто мечтали бы забраться к ней поближе.

Си Джей принесла букет фрезий – желтых, белых и фиолетовых. Их пьянящий аромат быстро заполняет комнату.

- Это ее любимые, - тихо говорит она, кивая в сторону Келс, и кладет их на поднос возле кровати. Я мысленно отмечаю это про себя на будущее.

Си Джей сейчас так же непросто, как и мне. В конце концов, они когда-то любили друг друга. Я привстаю с места у кровати Келс и предлагаю занять его Си Джей. Она слегка удивлена этим, но не отказывается. Присаживаясь, она мягко берет Келс за ее здоровую руку.

Наблюдая за ней возле Крошки Ру, я понимаю, что Си Джей явно любит ее до сих пор. Ей должно быть нелегко. Не представляю себе, как бы я себя чувствовала на ее месте. Меня начинает немного мучить ревность. Это чувство проявляет себя как ноющее ощущение в животе, очень странное – я такого никогда не испытывала в прошлом. Келс не хотелось бы видеть сейчас, что я веду себя как ребенок, поэтому стараюсь справиться с этим. Мы с Медведем отходим на пару шагов назад, чтобы дать им возможность пообщаться друг с другом.