А ведь я тоже брал женщин силой без их согласия. Так что же может остановить пьющего и не думающего парня, имеющего к тому же дурные наклонности, от превращения в злобное, дьявольски хитрое и низкое существо, подобное Рори?

Парлан нахмурился. Ему очень хотелось помочь брату снять с сердца тяжкий груз, но нужные слова отчего-то не находились. Хотя он не особенно верил в страхи Артайра, что сумасшествие Рори может вдруг возродиться в нем, но не отдать должное его логике тоже не мог. Парлан, в сущности, мало что знал о помешательстве Рори, поэтому отвергнуть опасения брата тоже был не в состоянии. Как бы то ни было, но поверить в то, что в душе брата посеяны семена глубинного зла, он не мог и не хотел.

— Я не знаю, что именно побудило Рори превратиться в зверя, как не знаю и того, когда это случилось. Но я не верю, что ты можешь уподобиться ему. В сущности, ты мало отличаешься от многих и многих молодых людей, которых я знаю, а вот таких, как Рори Фергюсон, — единицы. Как я уже говорил, в характере каждого мужчины есть место жестокости, и именно эту жестокость мужчина обязан держать в себе под контролем. Зверь, который живет в душе Рори, уже не руководствуется разумом. И Рори теперь ничего не в силах изменить — процесс гниения в его душе зашел слишком далеко.

Повторяю, я не верю, что ты отягощен злом до такой степени.

Ты еще можешь измениться в лучшую сторону.

Заметив, что страх не исчез с лица брата, Парлан решил применить другую тактику:

— Ладно, Артайр. Скажи мне в таком случае: тебе не приходилось хладнокровно убивать невинного человека?

— Нет, — сказал Артайр, и в голосе послышались злые нотки.

— Ну вот. Надеюсь, у тебя и желания такого не появлялось. А вот у Рори подобные намерения были. Он был еще младше тебя, когда убил Кристи Менгус. Я бы не удивился, если бы мне сказали, что и до этого случая он делал что-нибудь подобное. И я знаю наверняка, что потом он тоже продолжал убивать. Его родственник или приятель по имени Джорди умел хорошо прятать концы в воду. Уверен, что существовали и другие свидетельства его помешательства. Хотя временами ты и бывал скотиной, но на подобное зло ты не способен.

— Но ты же говорил, что брать женщину силой или бить ее — преступление.

— Да, преступление. И я не могу его оправдать. Но повторяю, в этом ты не слишком отличаешься от других молодых людей. Считается, к примеру, что мужчине бить жену не зазорно. Я же полагаю, что человек, который вколачивает в женщину ум кулаком, мало походит на настоящего мужчину. Нет большой чести в том, чтобы избить человека, который не в состоянии оказать тебе сопротивление, хотя, возможно, и пытается это сделать. Кроме того, я думаю, что у меня нет права брать женщину — какую я хочу и где я хочу — силой. Мне приходилось видеть, как сказывалось насилие на женщинах, и оправдать этого я не могу. Хотя вряд ли найдется много мужчин, которые согласились бы со мной полностью.

— Да, таких мало, но мне кажется, что я начинаю постепенно с тобой соглашаться. — Артайр глубоко вздохнул и поднял на Парлана взгляд. — Я стал понимать, к примеру, что излишества в еде и в питье вредны. Они сродни болезни, точно так же могут привести человека к смерти. Я не могу сейчас пить, но когда остаюсь без выпивки, я начинаю думать о том, что в свое время творил.

— Я рад все это слышать, только не возьму в толк одного. Ты, кажется, упомянул, что не можешь пить. Странно — ведь вокруг полно выпивки.

— Полно, да. Только в мои покои ее не носят. Малколм, Лаган и даже Лейт — все они думают, что мне лучше побыть некоторое время трезвым. Поначалу я очень был этим недоволен, но знал, что они делали это из самых лучших побуждений. Потом, когда у меня немного прояснилась голова и я стал думать, мне и самому пришло в голову, что пора остановиться. — Артайр пожал плечами и попытался изобразить на губах улыбку. — Я, собственно, пришел к тебе, чтобы сказать: я изо всех сил буду стараться измениться.

Хотя бы для того, чтобы добиться уважения всех живущих в Дахгленне людей. Я понимаю, что раньше уважать меня было не за что, так что теперь придется для этого потрудиться.

Парлан был глубоко тронут этой исповедью и впервые почувствовал подобие гордости за брата. Он сердечно его обнял и произнес:

— Знай, что я готов тебе помочь. Ты всегда можешь рассчитывать на меня.

— Спасибо. Но я не устану себе повторять, что это прежде всего — мое дело. — Артайр, высвободился из объятий брата и сказал:

— Да, чуть не забыл. Есть еще одно важное дело, которым надо заняться, не откладывая в долгий ящик. — Тут он снова сделал попытку улыбнуться. — Надо поторапливаться, пока я готов исповедаться в грехах и заблуждениях.

Парлан тоже ответил ему улыбкой и осведомился:

— И перед кем же ты собираешься исповедоваться?

— Перед Эмил. Мне необходимо заслужить ее прощение.


Эмил вздохнула и уставилась в огонь камина. Сидеть в одиночестве и ждать, пока высохнут волосы, было довольно скучно. Поэтому, когда раздался стук в дверь, она с удовольствием попросила гостя войти. Попросила — но сразу же помрачнела, увидев Артайра. Поговаривали, правда, что в парне произошли кое-какие изменения к лучшему, но ей все же не слишком хотелось оставаться с молодым человеком наедине. Хотя она старалась забыть, что Артайр в свое время пытался ее изнасиловать и избить, мысль о том, что он рядом, а на ней ничего нет, кроме ночной рубашки, неприятно ее взволновала.

— Я совершенно трезвый, — пробормотал он, приближаясь к Эмил, — и клянусь, что не прикоснусь к тебе даже пальцем.

Эмил решила дать единственному ближайшему родственнику Парлана возможность оправдаться и указала на стул, стоявший у камина:

— Садись.

Он подчинился и присел на краешек стула.

— Я пришел просить прощения за то, что напал на тебя.

— Ты был пьян тогда — и зверски, если честно.

— Да, но больше оправдывать этим себя я не могу.

Хочу сразу сказать: для того, чтобы правильно оценить этот случай, мне потребовалось время. Для меня тогда ты была не более чем пленница, и я считал, что от пленницы могу требовать всего, что мне только заблагорассудится. Кроме того, поначалу я решил, что ты из простой семьи. Я верил тогда, что люди, называвшие Парлана мягкосердечным дураком за его обходительность с женским полом, правы. Мало кто думает так же, как он. Теперь, однако, я вижу, что кругом прав он, а не они. Женщина должна иметь возможность сказать «нет», а настоящему мужчине не следует применять силу, пытаясь добиться своего, поскольку женщина более слабое существо. Только по-настоящему сильный мужчина редко дает волю рукам.

— Ну что ж, я вижу, ты и в самом деле кое-что понял, и, конечно же, прощаю тебя от всего сердца.

— Ты говоришь это, потому что думаешь таким образом угодить Парлану?

— Отчасти ты прав. Я, к примеру, позволила тебе говорить сейчас со мной только потому, что ты его ближайший родственник. Иными словами, ты смог ко мне войти только потому, что я питаю нежные чувства к твоему брату. Что же касается всего остального — то это мой собственный выбор. Мои слова предназначены тебе, а не Парлану, и шли от сердца.

— В таком случае прими мою благодарность. Она тоже идет от сердца. Приятно осознавать, что ты не держишь на меня зла. Так мне будет легче бороться с дурным в себе. А это дело — ах какое непростое.

— Любые изменения требуют от человека большой работы. Ты теперь знаешь все свои слабости и ошибки, а это самое главное. Ты уже говорил с Парланом?

— Да, и этот разговор был для меня очень нелегким. Я рад, что после этого у него поднялось настроение. Знаешь, только теперь я понял, до какой степени он был со мной несчастлив. Крови я ему попортил предостаточно.

— Но сейчас-то он счастлив! Не стоит слишком долго сожалеть об ошибках прошлого. Нужно смело смотреть в будущее. Думать о том, что ты мог сделать когда-то и почему ты этого не сделал, — пустая трата времени. Все силы следует отдавать тому, что необходимо сделать сейчас.

Прежде чем он успел что-либо ответить, в дверь комнаты постучали. Эмил предложила гостю войти и широко улыбнулась, заметив, что к ней направляется Джиорсал. Та тоже улыбалась. Она взглянула на Артайра, который ответил ей кривой ухмылкой.

— Она знает о том случае?

— Да, Артайр, я все ей рассказала. И теперь говорю: я все ему простила. — Тут Эмил со значением посмотрела на Джиорсал.

— Все-все, до капельки? Без обид?

— Да, так будет лучше всего.

— В таком случае я очень рада.

— Прощение мне далось не без труда, зато оно искреннее. — Эмил с улыбкой встретила взгляд Джиорсал.

Артайр негромко рассмеялся и откланялся, чтобы не мешать беседе сестер.

— Время венчания приближается. Пойду взгляну — может быть, и моя помощь пригодится.

— Что-то ты стала слишком легко прощать обиды, — сказала Джиорсал, когда Артайр вышел. — Не знаю, смогла бы я поступить так же.

— Он решил бороться со злом внутри себя, поскольку осознал наконец, что поступил со мной дурно. Я не могла не вознаградить такой благородный порыв. Мне бы не хотелось оставлять парня без поддержки. Если он снова начнет пить и распутничать, я буду думать, что все это потому, что я отвергла его извинения. В такие моменты человеку нужна помощь друга.

— Ладно, похоже, что ты права. Но довольно об этом.

Пора тебе одеваться, чтобы достойно предстать перед женихом. — Сестра подхватила Эмил под руку и помогла ей подняться на ноги.

— Бог мой, времени и в самом деле в обрез.

— Что-то ты не кажешься особенно счастливой. А я думала, все будет наоборот. Не хочешь замуж за Парлана?

— И да и нет. Противоречивая я натура, верно? — Эмил попыталась улыбнуться, но улыбка получилась какая-то вымученная.

— Страдающая натура — это уж вне всяких сомнений.

Но не расстраивайся зря — успеешь мне все рассказать, пока будешь одеваться. Я же, со своей стороны, буду стремиться доказать тебе, что ты еще глупышка.

— А мне кажется, что мне уже довольно об этом говорили, так что чувствительно тебе благодарна. — Эмил скинула с плеч рубашку.

— Должно быть, ты плохо слушаешь советы друзей, иначе бы не надувала губы, направляясь к алтарю, чтобы получить то, чего тебе хочется больше всего на свете.

— Слушай, моя спина очень страшная?

— Нет, не очень. Впрочем, зачем я это говорю? Ты и сама об этом отлично знаешь. Пытаешься заговаривать мне зубы? А ну-ка, детка, расскажи мне обо всем наболевшем.

Так оно будет лучше всего.

Эмил знала, что так и есть. Она не знала другого — как объяснить сестре все, что ее тревожило. Пока Джиорсал помогала ей одеваться, Эмил пыталась найти подходящие слова, которые бы могли объяснить ее страхи и сомнения.

— Я очень хочу стать женой Парлана. Этого я желала в течение долгого времени. Потому-то мне и было нужно, чтобы он спросил меня, хочу ли я замуж за него. Но он не спросил, и мне приходится думать, что единственной причиной этого брака является мой округлившийся живот.

— Большинство мужчин женится для того, чтобы обрести наследника. Если бы это было дозволено, они бы шли к алтарю только с беременными женщинами.

— Охотно верю, но дело в том, что я иду к алтарю совсем по другой причине.

— Это что же, Парлан тебе сказал", что женится только потому, что ты забеременела?

— Ничего такого он мне не говорил.

— А что он сказал?

— Он сказал, что я первая женщина, которая когда-либо ждала от него ребенка, и в прошлом он был очень осторожен, не желая, чтобы его семя в ком-нибудь укоренилось. Он сказал, что именно со мной ему не хотелось проявлять осторожность. Сказал еще, что я ему нравлюсь и он мне доверяет. Честно говоря, это мало походит на слова пылкого любовника.

— Да, любая женщина сочла бы, что он сказал даже слишком много. Некоторые жены за всю жизнь не слышали ничего подобного.

— Знаю. Но это не мешает мне требовать от него большего. Пусть я буду ему другом и любовницей — это хорошо, только мне этого мало. А теперь можешь назвать меня жадной и неблагодарной.

— Так ты хочешь, чтобы он любил тебя так же, как ты любишь его? И в этом все дело? — Джиорсал усадила Эмил в кресло и принялась расчесывать ей волосы.

— По-моему, я ничего подобного не говорила.

— Ну да, но это проскальзывает в каждом твоем слове или жесте, стоит тебе только упомянуть о Парлане. Я догадалась об этом с самого начала.

— А Парлан понимает это, как ты думаешь? — Эмил в очередной раз расстроилась из-за того, что людям — пусть даже родной сестре — удается с легкостью читать ее мысли.

— Скорее всего нет. Мужчины часто слепы в том, что касается чувств. Но знаешь, бывает, что и женщины не замечают очевидного. Теперь-то я знаю, что Иен любил меня с самого начала, только я этого никак не желала видеть. Сейчас, после того как мы прожили столько лет, я начинаю понимать, что любовь мужа ко мне проглядывала в каждом его поступке. Но прежде чем я догадалась об этом, мне предстояло открыть для себя, что и я люблю его тоже. А ведь он ни разу не осмелился заикнуться мне о своих чувствах.