Юлия презрительно засмеялась.

— …однако вы могли бы… Не знаю, как воспримет это Мартина…

— Ну, говорите же. — Юлия действительно была благодарна за любую идею, которая помогла бы разрядить обстановку.

— Согласитесь с тем, чтобы мейюфрау Леевкен получила то, чего она желает. Поезжайте вместе с ней к ее тетке в город и привлеките ее к организации свадьбы. Мийнхееру Леевкену ведь не обязательно об этом знать. Таким образом у вас будет одной проблемой меньше, а мейюфрау Леевкен, может быть, станет более обходительной. — И, подмигнув, Риард добавил: — Валерия Фиамонд, собственно говоря, очень милая женщина. Вам не следует ее бояться. В конце концов, вы последняя, кто может себя в чем-то упрекнуть. Вы ведь не имеете ко всей этой истории никакого отношения.


Несколько дней Юлия раздумывала над предложением Риарда. В общем-то, это была неплохая идея. Мартина добилась бы исполнения своего желания, ведь ее свадьба была бы организована в соответствии с ее общественным положением. Очевидно, девушка очень внимательно прислушивалась к мнению тетки. К тому же Юлия считала: вероятность того, что Мартина выдаст их план Карлу, вряд ли существует.

Юлия предполагала, что Мартина на протяжении всех этих лет, находясь в городе в семье своей матери, чувствовала себя лучше, чем на плантации, где была вынуждена предаваться скуке. Хотя, конечно, в материальном смысле она никогда ни в чем не нуждалась. Впрочем, в остальном Карл, вероятно, был не особо заботливым отцом. Так что привязанность Мартины к тетке объяснялась многими причинами, и Юлия в чем-то даже могла ее понять. Она смутно помнила первые дни в пансионе — без семьи, без подруг. Иногда ей ничего не хотелось так сильно, как чтобы у нее была семья: мама, сестра или подружка, которой можно было бы доверять.

Может быть, они с Мартиной в конце концов поладят. Мартина никогда не давала повода сомневаться в том, что она не любит свою мачеху. Но, как бы там ни было, она все же была падчерицей Юлии. Может быть, пришла пора немного изменить их отношения?

Свадьба должна была состояться в конце марта. Карл снова перенес сроки. Он не имел понятия, с какими дополнительными расходами это будет связано. Для Юлии было бы лучше, если бы праздник состоялся только после большого сезона дождей, однако в августе у Мартины уже будет ребенок, а представить себе рождение ребенка до свадьбы было немыслимо! Таким образом, у них не оставалось иного выхода, как отпраздновать свадьбу сейчас. Время поджимало. Теоретически все было организовано, однако до практического воплощения было еще очень далеко.

И, кроме того, имелись дополнительные аргументы, которые убеждали Юлию в разумности этого плана: Питер не упустит возможности поехать с Мартиной в город и, таким образом, будет находиться подальше от девочек-рабынь. И сама Юлия наконец-то покинет плантацию и окажется в городе. А если уж она будет там, то, вероятно, сможет встретиться с Жаном Риардом.

Юлия вознамерилась претворить его идею в жизнь. Правда, она еще не знала, как воспримут ее решение Мартина и Питер, но надеялась, что сможет их убедить.

Когда немного спустя наступило время отъезда Риарда, Юлия проводила его к берегу, где его ждала лодка:

— Мийнхеер Риард, вы… вы будете… Я имею в виду, вы будете в городе? — Юлия не знала, как сформулировать свой вопрос.

Но он, казалось, понял ее и храбро улыбнулся ей, причем в его синих глазах засияли радостные искорки:

— Разумеется. И я зайду к вам в гости, когда вы будете в городе. Очень жаль, что вы до сих пор не видели ничего, кроме плантации.

Юлию согрело приятное тепло. Ей показалось, что у нее в животе бьют крыльями тысячи мотыльков.

— Я буду рада. Всего вам доброго.


— Мартина, мы можем с тобой поговорить?

Юлия встретила падчерицу в дамском салоне, где Мартина вязала крючком распашонку для своего будущего малыша. Пока что ее беременность не была заметна, и, поскольку свадьба должна была состояться через несколько недель, Мартине не придется скрывать свой живот. Это было главной заботой Карла, поскольку свадьба по столь очевидной причине казалась ему крайне постыдной.

Мартина подняла глаза и сердито посмотрела на Юлию своим кошачьим, выжидательным взглядом.

— Какая прекрасная идея насчет свадьбы опять появилась у отца?

Мартина и Юлия общались лишь тогда, когда этого нельзя было избежать. И это происходило чаще всего в тех случаях, когда Карл что-то приказывал, а на Юлию ложилась незавидная задача довести этот приказ до своей падчерицы, что обычно заканчивалось ссорой, хотя Юлия никоим образом не была повинна в том, что Карл давал такие указания. Если бы Карл обращался непосредственно к Мартине, его дочь, может быть, вела бы себя не так агрессивно по отношению к Юлии, однако он, казалось, даже получал определенное удовольствие, сталкивая жену со сварливой дочерью.

— Нет, Мартина. Я хочу кое-что тебе предложить.

Юлия уселась напротив падчерицы, Мартина окаменела в кресле. Юлия сделала вид, будто ничего не замечает. Женщина надеялась, что ей удастся объяснить Мартине: она не хочет ничего плохого. Поэтому она спокойным голосом продолжила:

— Мартина, я знаю, что ты настроена против того, что я делаю. Но это не приносит пользы ни тебе, ни мне, а я ведь тоже хочу, чтобы твоя свадьба стала незабываемой. Ты обязательно хочешь привлечь к подготовке свою тетю. Однако твой отец этого не потерпит. Я, кстати, тоже не совсем его понимаю. — Юлия глубоко вздохнула. — Поскольку некоторые вопросы нужно решать в городе, мы могли бы вдвоем уехать на некоторое время в Парамарибо, чтобы там заниматься подготовкой к свадьбе. Что касается меня, я ничего не имею против того, чтобы ты все организовывала с помощью своей тети. Но перед твоим отцом мы должны сделать вид, будто мы ее не привлекаем. Ты меня понимаешь? Я не хочу иметь неприятности со своим мужем и думаю, что у тебя тоже нет желания ссориться с отцом.

Юлия храбро взяла Мартину за руку и пожала ее:

— Может быть, так будет проще для нас обеих?

Мартина, казалось, хотела возмутиться. Однако затем по ее лицу стало понятно, что искушение перевесило сомнения.

— Мы поедем в город? К тете Валерии? И ты ничего не скажешь отцу? — В ее взгляде читалось недоверие.

Юлия закивала головой и твердо посмотрела Мартине в глаза.

— Это останется между нами, Мартина, — пообещала она.

Вдруг лицо девушки просветлело. Таким Юлия его еще никогда не видела.

— Правда? Когда мы поедем?


Карла было нелегко убедить в том, что для подготовки к свадьбе им придется съездить в Парамарибо. Казалось, он противился не столько планам Мартины поехать в город, сколько желанию Юлии ее сопровождать.

— Почему вы здесь не можете ничего уладить? — недовольно ворчал он.

Юлия была возмущена. Неужели Карл в первые дни после прибытия показывал ее в городе везде, где только можно, а в последующие месяцы таскал по соседям, чтобы затем навечно заточить на плантации, словно пленницу? Почему он так вел себя, когда у нее возникало желание поехать в город? Здесь, на плантации, она была ему не нужна. В городе, по крайней мере, Юлия могла бы играть роль куколки, что явно ему нравилось.

Затем Мартина все же убедила отца. Может быть, действительно было бы неплохо, если бы дочь с мачехой показались в городе. Совет держаться поближе к высшему свету в колонии, ради чего он привез молодую жену в эту страну, снова прозвучал у него в голове. А времена не становились лучше. Свадьбу Карл рассматривал как неизбежное зло, но также и как подходящую возможность усиленно заняться установлением деловых контактов. Бухгалтер не оставил у него никаких сомнений: дела на плантации снова обстояли не лучшим образом. Пришла пора привлечь резервы, а они состояли из приданого и наследства Джульетты.


Глава 4


Кири волновалась. Не из-за предстоящей поездки в город, нет. Женщины из поселка ожидали, когда появятся лодки лесных негров, которые должны были привезти различные товары из хинтерланда. Кири надеялась, что с ними приедет и Дэни. Она давно его не видела, однако в ее мечтах снова и снова возникало мускулистое тело молодого мужчины, на котором, казалось, танцевали татуировки.

Надежды Кири были не напрасными. Как только прибыли лодки, Дэни первым легко выпрыгнул на берег, одарив девочку сияющей улыбкой. И у Кири тут же вылетели из головы все слова, которые она хотела ему сказать.

Однако у мужчин было много забот с разгрузкой лодок. Женщины суетились вокруг них, словно испуганные куры, и взволнованной трескотней комментировали каждый товар, который выгружался на берег. Торговые отношения с лесными неграми для рабов на плантациях были единственной возможностью приобрести вещи, которых тут не было. Уезжать с плантации без разрешения им было запрещено, а получить пропуска, которые должен был выписывать им масра, было практически невозможно. Лишь рабы, которые были гребцами на лодках и отвозили господ в город или на другие плантации, имели контакт с внешним миром. Однако их возможность снабжать сотни людей предметами, которые те желали раздобыть, была ограничена: в конце концов, они же не могли во время поездок усаживать белых господ на разноцветные рулоны тканей или на что-либо подобное. Поэтому рабы заказывали большое количество товаров через лесных негров. Некоторым из них было разрешено выезжать в город, а у других, опять же, имелись торговые связи на реках и плантациях. Хотя белые колонисты без особого удовольствия смотрели на то, что лесные негры поддерживают контакты с рабами на плантациях — ведь в глазах населения страны этот безбожный народ из джунглей находился значительно ниже рангом простых полевых рабов, — однако колонисты, по крайней мере, были освобождены от такого зла, как закупка и доставка товаров для своих рабов. Большинство хозяев плантаций, таким образом, ограничивались тем, что всего раз в год привозили простую ткань и раздавали ее рабам, которые затем дополнительно украшали себя различными безделушками, приобретенными у лесных негров. У последних ткани были даже дешевле, а в основном это была обменная торговля.

В это утро на берегу царила суматоха. Здесь торговались изо всех сил. Женщины отчаянно ругались, но и смеялись не меньше, а в общем все происходило ко всеобщему удовольствию.

Кири наблюдала за этой суматохой, стоя немного поодаль. Она, правда, тоже изготовила ожерелье из маленьких розовых ракушек, которых не было далеко вверху против течения реки, поэтому украшения из них высоко ценились у жен лесных негров и у рабов в хинтерланде, однако сейчас даже не подумала о том, чтобы обменять его на какую-то полезную вещь. Девочка с задумчивым видом уселась на поваленный ствол и стала перебирать хрупкое ожерелье пальцами. Собственно, ей ничего не было нужно. Ей, как домашней служанке и личной рабыне миси, делали некоторые поблажки. Кроме всего прочего, она могла получать в свое пользование старую одежду хозяев дома, которую можно было перешить на себя. При этом перешивание одежды было неписаным законом — ни один раб не имел права ходить в одежде белых, за исключением домашней униформы, но ведь униформу ни один белый никогда не надел бы.

Разумеется, такие поблажки иногда вызывали зависть у других девочек и женщин, однако, поскольку Кири была девушкой скромной и с удовольствием делилась с остальными кусками материи, это недовольство держалось в допустимых пределах.

Когда толпа женщин постепенно рассеялась, чтобы унести покупки в поселок, Дэни не спеша подошел к Кири. Девушка почувствовала, как у нее запылали щеки.

— Ну что, малышка? — насмешливо произнес он, садясь рядом с ней и отламывая кусок хлеба из кассавы, который только что выторговал для себя.

Дэни протянул хлеб и Кири. Она приняла угощение и попыталась улыбнуться.

— Ну как, помогла курица? — спросил он, подмигивая.

Кири поначалу не поняла, что он имеет в виду. Затем ее охватил жар — она вспомнила о ночи, когда проводила ритуал для миси. В ее воспоминаниях это событие скорее было связано с чем-то другим. Кири сразу же начала мучить совесть, потому что принесенная в жертву курица пока что не помогла. Может быть, она просто недостаточно сильно в это верила? Или же была отвлечена чем-то другим?

Вместо ответа девушка пожала плечами и впилась зубами в хлеб, боясь, что ее голос прозвучит хрипло, оттого что она нервничает. Когда Дэни нагнулся к ней поближе, она чуть не подавилась.

— Ты сегодня ночью снова придешь на данси? — прошептал он.

Кири ничего не знала о предстоящем празднике, и в этом не было ничего удивительного. Обычно рабы не разговаривали между собой о таком событии. Как правило, о данси знали только непосредственные участники: слишком велика была опасность того, что об этом прознают белые. И тем не менее Кири кивнула. Она уж придумает, как и где…