Эрика уложила спящего Райнера в его кроватку. У нее в голове роились мысли. Наконец она решительно встала, быстро поправила прическу и свое серое домашнее платье. Если ее сейчас уволят, Эрика хотела, по крайней мере, достойно выглядеть в глазах своего работодателя.

Когда Эрика вернулась на веранду, Эрнст ван Драг все еще сидел на своем месте. На столе рядом с наполовину наполненным стаканом стоял пустой графин. На Эрику повеяло запахом драма. Она внутренне подготовилась к разговору, который должен был за этим последовать, и хотела извиниться. Может быть, ей удастся предотвратить самое плохое.

Эрнст ван Драг тяжело поднялся со своего места: он явно выпил уже очень много.

— Идем со мной! — сказал он повелительным тоном и подчеркнул свой приказ жестом.

В темноте он обошел главное здание и подошел к находящимся за ним хозяйственным постройкам, прежде чем распахнуть дверь рядом со складом.

— Заходи внутрь!

Эрика была удивлена. Все это показалось ей очень странным.

— Если… если вы хотите уволить меня, то просто… просто скажите мне об этом, пожалуйста!

— Уволить… Ладно, посмотрим! — Ван Драг тихо и хрипло засмеялся. — Заходи.

Он указал на дверь, и Эрика быстро шагнула внутрь, чтобы не раздражать его еще больше.

Она обнаружила, что находится в одной из небольших комнатушек, которые, собственно говоря, предназначались для гостей. На столе горела маленькая масляная лампа.

— Вы могли бы… вы могли бы обсудить это со мной на веранде. — У Эрики появились серьезные опасения, которые усилились, когда хозяин дома закрыл дверь на ключ и, таким образом, отрезал ей путь к отступлению.

— Надень вот это! — Он указал на пестрое платье рабыни, которое висело на стуле рядом со столом.

Эрика с удивлением посмотрела на него:

— Я должна?..

— Ты же хочешь сохранить свою должность, не так ли? — прорычал ван Драг сквозь зубы. — Так что делай то, что я тебе говорю!

Эрика стояла, словно окаменев, посреди комнаты. Ей стало очень холодно.

— Ну, не ломайся, давай… — Он подошел к ней на шаг ближе и стал срывать с нее платье.

— Нет! — Эрика попыталась удержать платье, но у нее не было никаких шансов противостоять Эрнсту.

— Тихо! — Ван Драг неожиданно ударил ее в лицо, и Эрика почувствовала на губах вкус крови.

Поскольку ее собственная одежда уже сползла с тела, Эрика быстро схватила пеструю ткань. Тихо всхлипывая, она завернулась в нее.

— Делай, как надо! Ты должна выглядеть как… как недавно… Сними обувь! И распусти волосы!

Ван Драг запустил пальцы в ее волосы, собранные в пучок. Эрика попыталась вырваться из его рук, однако мужчину, казалось, охватило безумие. Он грубо толкнул ее, пожирая похотливым взглядом, когда она, босоногая, с распущенными волосами, закутанная в пеструю ткань, стояла посреди комнаты.

— Если ты хочешь здесь остаться, тебе придется кое-что сделать для меня… белая рабыня!

Прежде чем Эрика поняла, что с ней происходит, ван Драг снова схватил ее и толкнул на маленькую кушетку, служившую кроватью. Он грубо задрал ее платье, а другой рукой начал копаться в брюках.

— Ты всегда притворялась послушной девочкой… но по сути ты белая рабыня! — Он тяжело дышал. — Я недавно понял: ты — такая же, как и остальные испорченные рабыни… только умело это скрываешь… Ты такая же похотливая тварь, как и все эти бабы… но не такая грязная.

Одним грубым толчком он вошел в нее. Эрике показалось, что от боли она теряет сознание. Когда она издала несколько жалобных звуков, ван Драг закрыл ей рот рукой. Снова и снова он грубо вонзался в нее, пока, почти бездыханный и насквозь пропотевший, не обмяк, лежа на ней. Но это длилось всего секунду. Затем ван Драг встал с довольным выражением лица и посмотрел на нее сверху вниз. Эрика, заливаясь слезами, попыталась чем-нибудь прикрыться.

— Ну, вот так… Платье можешь оставить себе, будешь брать его с собой, когда я тебя позову! — И с этими словами он покинул комнатку.

Эрика была словно в трансе. Она какое-то время неподвижно лежала, затем, преодолевая боль, с трудом встала, собрала свою порванную одежду и под покровом темноты прокралась в дом.

Возле задней двери ее тело сжалось, как в судороге, и ее вырвало прямо за кустами.

Эрика изо всех сил старалась вести себя тихо — не исключено, что кто-то мог увидеть ее в этом состоянии. Чувствуя во рту вкус слез, крови и горькой желчи, она наконец добралась до своей спальни. Закрыв дверь на засов, Эрика, всхлипывая, упала на пол.

Как он мог так с ней поступить? Испытывая отвращение, она стащила с себя платье рабыни. Эрика чувствовала себя грязной. Тихо, чтобы не разбудить спящего ребенка, она пробралась к лохани и, как смогла, вымылась с помощью тряпки. То, что при этом у нее под ногами образовалась большая лужа, Эрику не беспокоило. Снова и снова она терла свои ноги и между ногами, до тех пор пока ее кожа не стала гореть и на ней уже не осталось следов происшедшего.

Эрика небрежно бросила тряпку на пол, залезла под одеяло и натянула его до подбородка. Она лежала, дрожа, глядя в темноту и стараясь сосредоточиться на тихом, мерном дыхании своего ребенка. Только бы не думать о том, что ей только что пришлось пережить! Не думать об этом!


Глава 10


Время в Парамарибо пролетело слишком быстро. Когда Карл в третий раз приехал в город, он приказал Юлии и Мартине снова отправляться с ним на плантацию. Юлия не хотела этого, но заставила себя промолчать. Она боялась навлечь на себя его гнев.

Мартина тоже была не в восторге от предстоящей поездки.

— Но Питер ведь еще… — предприняла она осторожную попытку.

— Он и сам найдет дорогу к плантации, — проворчал Карл. — Лишь бы успел к свадьбе.

Он был прав: свадьба должна была состояться через неполные три недели и все остальное надо было уладить на плантации.

Юлия с грустным видом упаковывала свои вещи, чтобы вместе с Мартиной, Кири и Лив вернуться в Розенбург. Возможно, Питер испугался и больше не приедет к ним… Конечно, Юлия понимала, что это просто мечта — Питер ни за что не позволит отобрать у него шанс заполучить плантацию. Это он выразил весьма ясно.

Ивон Корнет тоже через пару дней должен был поехать в Розенбург на грузовой лодке, полной декораций и свадебных украшений. Кроме того, первые гости ожидались уже за несколько дней до свадьбы. Юлия хотела съездить к соседям, для того чтобы обсудить размещение гостей: в конце концов, все не смогли бы поместиться в Розенбурге, ведь вряд ли кто-то уедет в тот же день. Свадьба казалась всем прекрасной возможностью отдохнуть.

У Юлии болела голова, когда она думала о том, сколько всего ей еще нужно сделать. Правда, Валерия пообещала ей позаботиться о гостях, которые приедут из города, и дала Юлии длинный список с именами, кого где лучше всего разместить. Но Юлии было бы намного проще, если бы Валерия была рядом с ней. Однако это было немыслимо: Карл ни на шаг не отступал от своего решения, а тетю Мартины, так же, как и свою бывшую тещу, он терпел в качестве гостей только ради дочери. Сама мысль о присутствии этих особ на свадьбе раздражала его. Эта игра в прятки была несколько утомительной для нервов всех ее участников. Впрочем, Мартине, а также Валерии, казалось, она определенным образом доставляла удовольствие. Питер же держал свое мнение при себе, да и к тому же отсутствовал. Юлия между тем больше не испытывала угрызений совести из-за того, что у нее есть секреты от Карла. В конце концов, он сам многое скрывал от нее.

Пока Юлия вместе с Кири тщательно складывала свою одежду, собираясь возвращаться на плантацию, ее мысли вновь и вновь уносились к Жану. Он ни единым словом не упомянул о ночном поцелуе. Может быть, он не почувствовал того, что почувствовала она? К сожалению, у Юлии больше не было возможности побыть с ним наедине. Она бы с удовольствием еще раз ощутила его руку на своей коже. И в то же время она ругала себя: «Джульетта, ты ведь замужняя женщина!»

Но чего стоил брак с мужчиной, который охотнее проводил время с чернокожей подругой? Юлия убедилась, что не шла ни в какое сравнение с Сузанной. Хотя Юлия была довольно привлекательной, ей нечего было противопоставить этой темнокожей, экзотической красавице. Юлия была просто маленькой белой куклой Карла. Она была воплощением того, что колония ожидала от жены владельца плантации.


В течение нескольких дней после возвращения хозяев плантация Розенбург превратилась в пчелиный улей. Ивон заблаговременно начал подготовку сада. Он сооружал павильоны и приносил огромное количество столов, стульев и безделушек со своей лодки. За ним следовала целая толпа рабов, которые таскали, расставляли и устанавливали предметы там и тут. Мартина в основном находилась в центре происходящего и давала дополнительные указания, в то время как Питер, который между тем как-то внезапно здесь возник, наблюдал за этим зрелищем, сидя на веранде со стаканом драма. Карл же каждое утро пораньше садился на своего жеребца, чтобы всего этого избежать. Между тем Юлия распорядилась, чтобы ей выделили лодку, на которой она отправится к соседям. По большей части это занимало у нее несколько часов, однако побыть на реке было довольно приятно. Кири всегда была рядом с ней, а Амру заботилась о том, чтобы им вдвоем во время поездок не приходилось страдать от голода.

Прибыв к соседям, Юлия обычно вела короткие разговоры и передавала список с именами гостей, что, собственно, было излишним, ведь все уже и так друг друга знали и гости сами сообщили о своем прибытии. Радость от скорой встречи ощущалась повсюду. Дети возвращались домой, на плантации, родственники наконец-то снова приезжали в гости, а дружеские отношения получали новую поддержку. Собственно говоря, сама свадьба оказалась на втором плане. Юлия мучительно осознавала: прожив в этой стране целый год, она так и не подружилась с ее жителями. Некоторые соседи, казалось, с трудом вспоминали ее.

После короткого разговора о списке гостей хозяйки настаивали на том, чтобы попотчевать Юлию, и таким образом ей почти везде приходилось оставаться на продолжительное время за чашкой кофе, до тех пор пока она с начинающимся отливом или приливом, в зависимости от направления поездки, могла продолжать путь.

Затем в Розенбург приехали первые гости. Сначала все собирались на плантации и лишь позднее занимали отведенное им жилье. Юлия быстро устала от бесконечных приветствий и необходимости постоянно сохранять на лице любезную улыбку. Карлу всегда удавалось быстро выйти из затруднительного положения. Он приветствовал дам учтиво, но кратко, чтобы затем обратиться к мужчинам, которых подозрительно быстро сопровождал в мужской салон. Многословное приветствие и угощение женщин он предоставил Юлии и Мартине.

Рабы Ивона оказались хорошо обученным и малозаметным, но ловким персоналом. Хотя Амру морщилась, как это часто бывало в последние дни, когда у нее перехватили бразды правления, однако она и ее маленькие домашние служанки едва ли смогли бы сами справиться с таким наплывом требовательных гостей.

Мартина очень старательно исполняла роль невесты. К сожалению, у нее периодически возникали приступы тошноты, что она, конечно же, пыталась скрыть. До сих пор никто не знал о ее беременности, и так должно было оставаться — таково было распоряжение Карла. Питер, правда, говорил, что, скорее всего, все обо всем догадаются, когда Мартина родит ребенка на пятом месяце беременности. Однако Карл грубо отругал его за это:

— Друг мой, как бы там ни было, уж ты бы помолчал — нельзя сказать, что ты в этом не виновен. У тебя еще есть время, чтобы обдумать, как ты потом все это объяснишь.

Юлия же предполагала, что через несколько месяцев этот вопрос больше никого не будет интересовать. Когда именно Мартина родит ребенка, большинству, вероятно, абсолютно все равно.

Когда приехали Валерия и ее мать, Карл вообще не показался им на глаза. Некоторые гости заметили его невежливость по отношению к Валерии, однако ее радостный вид сгладил это впечатление. Юлия была рада, что Карл упорно избегал встреч с Валерией и своей бывшей тещей, потому что теперь она сама могла обходиться с этими гостями совершенно непринужденно. Причем с матерью Валерии, бабушкой Мартины, это было непросто. Юлия и эта женщина никогда не встречались в городе, несмотря на частые визиты Юлии в дом Фиамондов. Теперь оказалось, что у мефрау Фиамонд было мало общего с дочерью. Она казалась холодной, отстраненной. Валерия же, напротив, встречала Юлию с обычным дружелюбием. Карл не заметил, что во время пребывания в городе между ними завязались теплые отношения. Между тем женщины даже обращались друг к другу на «ты», за исключением случаев, когда Карл был поблизости.