Райнгард!

Эрика громко всхлипнула. Ее муж стоял прямо напротив нее с удивленным взглядом и открытым ртом. Он был немного более худым, чем пару лет назад. Его волосы поредели.

— Эрика!

Женщина развела руки и сделала шаг ему навстречу. Лицо Райнгарда тут же помрачнело, и он отшатнулся.

— Нет! Нельзя! — громко воскликнул он.

Эрика ошеломленно опустила руки:

— Райнгард?

— Да, Эрика! Боже мой… я… послушай… я … — Райнгард опустил глаза.

Он даже не подал ей руки и вообще прятал свои руки в длинных рукавах куртки с капюшоном, которая была на нем.

— Заходи, — тихо сказал он.

Он сделал шаг в сторону, пропуская ее, и Эрика вошла в маленькую комнату.

Там было чисто. Обстановка была простой. На полке над узкой кроватью стояло несколько книг.

— Садись. Садись, пожалуйста. — Райнгард пододвинул Эрике единственный стул, который был в комнате. — Я ведь не знал, что ты… мне так жаль… Я должен был…

Эрика смотрела на него, и у нее вырвались слова, которые уже давно камнем лежали у нее на душе:

— Райнгард… Почему ты все эти годы не давал о себе знать?

Райнгард отвернулся, и она не могла видеть его лицо.

Прошло еще некоторое время, прежде чем он заговорил.

— Эрика, я уже очень давно здесь нахожусь, — медленно произнес Райнгард. — Мы тогда плыли по рекам в центральную часть страны. На плантациях к нам относились не… не особенно любезно. — Он опустил голову. — И однажды мои спутники заболели. Лихорадка очень быстро убила их, и никто больше не мог им помочь.

— Я думала, что ты умер! — вырвалось у Эрики. — Я думала… — Ее пальцы снова впились в носовой платок. И это при том, что она твердо решила ни в чем не упрекать мужа.

Райнгард снова повернулся к ней, опустив глаза. Затем он тихо продолжил:

— Я знаю, ты, наверное, злишься на меня из-за того, что я был тебе плохим мужем. Но я тогда поехал дальше, попросил, чтобы меня отвезли в джунгли. Я хотел увидеть, как живут там люди, хотел нести им слово Божье. Я очутился в одной деревне, где жили лесные негры. Я не пробыл там и полгода, как… — Он поднял взгляд и посмотрел на Эрику глазами, полными слез, а затем правой рукой, все еще прикрытой рукавом, приподнял длинный рукав на левой руке.

Эрика окаменела от ужаса. На левой руке Райнгарда почти не было пальцев.

— Ой… — Она была не в состоянии сказать что-то еще.

Эрика смущенно попыталась перевести взгляд на что-нибудь другое.

— Эрика! — Теперь в голосе Райнгарда было отчаяние. — Я рассчитывал, что ты решишь, будто я умер. Таким, как я стал, я не мог быть тебе мужем! Я не знаю, почему Бог покарал именно меня. — В его голосе звучала глубокая печаль. Он пожал плечами и стал беспокойно ходить по комнате. — Ты не должна была меня искать!

— Но, Райнгард, я ведь… я… у нас…

Осознание того, что Райнгард больше никогда не сможет вернуться к ней, обрушилось на Эрику всей своей тяжестью, несмотря на то что она все время убеждала себя: вполне возможно, с ним просто что-то случилось, а возможно, его уже нет в живых. Но ситуация, в которой она очутилась, была хуже, чем можно было себе представить.

— Эрика, поверь мне, я думал о тебе каждый день. Мне очень хотелось сообщить тебе, что… Но это было невозможно. Этого нельзя было делать… — Райнгард тяжело вздохнул. — Что… что с нашим ребенком?

При мысли о Райнере Эрика улыбнулась:

— О Райнгард… Райнер уже такой большой! Иногда он бывает таким же упрямым, как и ты в свое время, — нежно добавила она.

О Ханни Эрика не сказала ничего. Райнгард никогда не вернется назад, и она решила, что будет лучше ничего не говорить ему об еще одном ребенке. Ее муж будет задавать ей вопросы, даже может подумать, что она… Нет! Она этого не хотела. Эрика любила его все эти годы, и он не должен думать, что она была ему не верна.

Они проговорили целую ночь. Эрика узнала, что Райнгард работает здесь учителем: учит детей, находящихся в лепрозории. «Какая противоречивая задача, — подумала она. — Даже если эти дети вырастут и им будет дарована долгая жизнь, они никогда не выйдут за пределы этой лечебницы». Но она ничего не сказала, чтобы не обидеть Райнгарда.

Ее муж был очень высокого мнения о пасторе Дондерсе. Он, а также две чернокожие медсестры были единственными, кто не заразился этой страшной болезнью. Их задача заключалась в том, чтобы сохранять лечебницу и поддерживать контакт с правительством страны, обеспечивающим более-менее приемлемую жизнь для людей в Батавии. Человек, заболевший проказой, мог дожить до старости. Вот только ни один здоровый человек ни за что добровольно не хотел находиться вблизи больного. Сюда ссылали прокаженных со всей страны. Райнгард рассказал, что часто в Батавию приходили лодки с измученными, полумертвыми рабами. Эрика заметила, что работа здесь очень важна для ее мужа, и это наполнило ее гордостью.

Когда начало светать, они замолчали. Пароно предупредил Эрику, что отплывает рано утром. Разлука близилась, и на этот раз они расстанутся навсегда. Эрика не могла оставаться здесь, а Райнгард не мог находиться в городе, среди здоровых людей.

Эрика разрывалась на части. Она вообще уже не знала, что и думать. До вчерашнего дня в ее душе еще теплилась надежда на то, что муж вернется к ней и они будут жить дальше одной семьей. Ей было тяжело смириться с тем, что этого никогда не будет и что с этого момента ей придется жить одной, зная: Райнгард находится очень далеко и еще не умер, но и живым его назвать уже нельзя.

Когда Эрика несколько часов спустя взошла на корабль, она чувствовала себя полностью опустошенной. И, словно в трансе, она смотрела, как за горизонтом исчезает Батавия.

Обратную дорогу Эрика провела словно в полусне. Долгие часы она сидела на деревянной скамейке и смотрела на воду. Даже когда пошел проливной дождь, она не сошла с места. Капитан Пароно, казалось, сочувствовал женщине, которая теперь действительно навсегда потеряла своего мужа. Он молча принес Эрике потрепанное одеяло и накинул его ей на плечи, но она никак не отреагировала на его присутствие.

Мысленно Эрика была уже очень далеко. Она думала о своей прежней жизни с Райнгардом, вспоминала Германию, а также многочисленные эпизоды из своей поездки сюда, в Суринам. Иногда она тихонько смеялась или плакала. Потеря, казалось, могла разорвать ее душу. Что же ей теперь делать? Она осталась одна с Райнером… и Ханни. Если она решит вернуться назад, в Европу, ей понадобятся деньги. В миссии она ничего не заработает. Может, ей попытаться снова наняться воспитательницей… Но воспоминания о том, что ей пришлось пережить у ван Драгов, заставили Эрику содрогнуться. Она не знала, что ей теперь делать. Просто не знала. В глубине души она надеялась, что это плавание никогда не закончится.


Через три дня Пароно подошел к ней:

— Мефрау?.. Мефрау! Не хочу вам мешать, но сегодня днем мы прибываем в Парамарибо. Может быть, вы… Будет лучше, если вы сойдете с корабля, когда стемнеет.

Эрика лишь кивнула.

Когда на горизонте появились первые дома, Эрика спряталась в палубной надстройке. Пароно коротко кивнул ей, а затем снова сосредоточился на штурвале.

Через некоторое время он пришвартовал свою «старую девочку» к причалу, а потом еще раз вернулся к Эрике и снял шляпу.

— Мефрау, мы прибыли, — любезно сказал он.

Эрика передала ему маленький кошелек с деньгами. Она не знала, сколько монет было внутри, однако Джульетта должна была позаботиться о том, чтобы их хватило.

Пароно заглянул в кошелек:

— Спасибо. Сейчас я покину корабль. Меня ждет семья.

Эрика кивнула.

— А вы потом, пожалуйста…

— Да, я уйду с корабля только тогда, когда стемнеет. Спасибо, капитан Пароно. И не беспокойтесь, это плавание останется между нами.

Он подарил ей благодарную улыбку и спрятал маленький кошелек в карман.

«Хороший человек», — думала Эрика, ожидая наступления темноты.


Под покровом ночи Эрика пешком добралась до лечебницы. Она не хотела привлекать к себе внимание, поэтому села на маленькую скамейку во дворе и стала ждать рассвета.

Когда солнце взошло над крышами домов, первой в миссии проснулась Додо. Негритянка, еще сонная, идя через двор к колодцу, обнаружила на скамейке Эрику. Додо от изумления вскинула руки. Эрика едва успела знаком показать ей, чтобы она вела себя тихо.

Додо подбежала к ней, размахивая руками. Казалось, она от души радуется тому, что увидела Эрику.

— Миси Эрика! Миси Эрика! Как прекрасно! Дети очень обрадуются! Миси Эрика голодна? Я сейчас приготовлю завтрак, — сказала Додо взволнованным шепотом.

После путешествия, проведенного в тишине, кудахтанье рабыни резало Эрике слух. Но здесь была жизнь, ее жизнь, а движения и чувства были частью этой жизни.

— С удовольствием, Додо. Да, я хочу позавтракать! — Эрика улыбнулась рабыне и встала.

Немного позже сонный Райнер забрел в кухню миссии. Увидев мать, он широко раскрыл глаза.

— Мама! — радостно закричал мальчик и прыгнул к ней в распростертые объятия. — Мама, ты снова здесь! Как было на реке?

Он взволнованно задавал ей один вопрос за другим, уютно устроившись у нее на коленях.

Вскоре после этого в кухне появилась Клара с Ханни на руках. Медсестра тоже обрадовалась, что Эрика благополучно вернулась. Эрика потрепала дочь по щеке, но глазенки Ханни искали лишь Клару, которая тут же дала ей ложечку каши.

Эрика тихо вздохнула. Ей надо уделять больше внимания этой маленькой девочке. С какой бы любовью Клара ни заботилась о Ханни, все же это была дочь Эрики. Придется привыкнуть к этому — в конце концов, Ханни не виновата в том, что произошло с ее матерью. И если все будет так, как решила Эрика, малышка никогда об этом не узнает.

Когда Эрика сидела в миссии, держа Райнера на коленях и наблюдая за тем, как хлопочут Додо и Клара, она вдруг почувствовала, что всем довольна. Собственно говоря, жизнь в этой стране была не такой уж плохой. Европа была далеко, и за это время она стала чужой для Эрики. Ее родина теперь здесь, и здесь она построит дом для себя и своих детей.


Глава 6


На следующее утро Клара, направляясь к Сузанне, заехала в карете за Юлией.

— Эрика снова здесь, — сообщила она Юлии без особых эмоций, видимо, мысленно уже находясь рядом с больной.

— О! — Юлия заколебалась.

Она горела желанием снова увидеть Эрику и узнать, как прошла ее поездка, нашла ли ее подруга своего мужа, привезла ли его с собой. Но, с другой стороны… Для Юлии это означало, что ей самой пора подумать о возвращении в Розенбург.

Прошло уже четыре недели, с тех пор как Юлия уехала оттуда. Опять-таки это означало, что ей надо попрощаться с мыслью о том, чтобы найти Жана. Рушились ее надежды на счастливое будущее в Розенбурге без Питера. Юлия отогнала эту мысль. Сначала они поедут к Сузанне.

Когда они с Кларой приехали туда, то обнаружили, что Сузанна все еще слаба, но жар уже спал. Юлия держалась на втором плане, когда Клара обследовала Сузанну и еще раз приготовила ей свежие компрессы.

Миноу сидела на краю кровати возле матери. По виду девочки Юлия определила, что та очень устала.

— Ты уже ела что-нибудь, Миноу?

Девочка покачала головой:

— Нет, я хотела оставаться рядом с мамой.

Юлия была тронута.

— Идем со мной. Посмотрим, может быть, мы найдем какую-нибудь еду для тебя. За твоей матерью сейчас очень хорошо ухаживают.

Юлия взяла девочку за руку и провела ее на нижний этаж.

В маленькой чистой кухне было не очень много продуктов, с которыми Юлия знала, что делать. С тех пор как она стала жить в этой стране, и вообще с тех пор, как она покинула пансион, где им преподавали домоводство, ей не приходилось самостоятельно готовить. Юлия беспомощно огляделась по сторонам, однако затем обнаружила корзину с бананами. Она сунула в руки Миноу сразу два банана.

Затем Юлия снова окинула взглядом кухню, но, кроме куска хлеба, уже покрытого плесенью, в этом доме ничего съедобного не было. В душу Юлии закралось подозрение.

— Как давно твоя мать болеет?

Миноу, уписывавшая банан за обе щеки, задумалась.

— Недели две, миси, — сказала она наконец.

Юлия вздохнула. С тех пор девочка, наверное, ни разу не ела досыта. Юлия решила, что прикажет Фони завтра собрать пакет с продуктами, чтобы в этом доме снова была еда. Ведь и Сузанне, возможно, не помешает подкрепиться.