Когда они подошли к входной двери, женщина, похоже, спохватилась и пожалела, что позволила так легко себя уговорить.

— Я еще вернусь, — пригрозила она, сердито нахмурившись. — В этом мире тысячи женщин не могут иметь детей, и любая из них сделает жизнь Поппи намного счастливее той, которую когда-либо сможет предложить ей Рэйчел. К тому же это несправедливо по отношению к малышке — навязывать ей мать, которой самой еще впору в куклы играть.

Ванесса молча распахнула дверь и буквально вытолкала женщину за порог.

— Это весьма спорный вопрос, миссис Кин.

Женщина вдруг смягчилась и с мольбой взглянула на Ванессу.

— Вы ведь присмотрите за ней, хорошо? И за ребенком тоже, ладно?

— Разумеется. На этот счет можете не волноваться. Но обещайте мне, что не станете обращаться в службу социального обеспечения. Я могу поклясться, что Рэйчел и малышке здесь вполне хорошо и комфортно.

— Пожалуй, я и сама это вижу, — неохотно проворчала миссис Кин. Перед тем как сесть в машину, она закурила сигарету, и Ванесса со вздохом облегчения захлопнула дверцу. Ее била дрожь, но при этом она была довольна собой, потому что отлично справилась со столь неприятной ситуацией. Впрочем, ее грызло смутное недовольство — ведь она взвалила на себя совершенно ненужные ей хлопоты, согласившись приглядывать за девочкой-подростком и ее дочуркой. Ванесса никак не могла разобраться в себе и уразуметь, что же именно заставило ее так поступить.

— Она просто невозможна. — На верхней площадке лестницы стояла Рэйчел, все еще судорожно прижимая к себе Поппи. На бледном лице гневом светились ставшие вдруг огромными глаза. — Я ее ненавижу.

— А мне кажется, что она тебя очень любит.

— Значит, она выбрала весьма странный способ показать это. Когда я сказала ей, что беременна Поппи, у нее едва не случился сердечный приступ. А потом она позвонила куда-то и заявила, что я хочу отдать Поппи на удочерение. После этого к нам домой потянулись женщины, которые без конца уговаривали меня расстаться с моей малышкой. Они твердили, что я слишком молода, чтобы быть матерью.

— И все равно, мне кажется, что твоя мать, пусть по-своему, но любит тебя. Не думаю, что она еще раз попытается передать тебя властям, во всяком случае теперь, когда она собственными глазами убедилась в том, как чудесно ты справляешься.

Рэйчел передернула плечами.

— Будем надеяться.

— Как бы там ни было, — продолжала Ванесса, поднимаясь по лестнице, — ты, без сомнения, очень хорошая мать. Но при этом я думаю, что ты должна регулярно показывать Поппи патронажной сестре или участковому врачу в поликлинике. — Ванесса слабо разбиралась в вопросах материнства. — У моей сестры есть дети, и, по-моему, когда они были маленькими, она поступала именно так. Кроме того, она возила их в поликлинику, где им делали… всякие уколы. Но скоро мы все разузнаем.

Когда же Рэйчел в ответ недовольно поджала губы и упрямо наклонила голову, Ванесса строго и неумолимо продолжала:

— Послушай, я сказала твоей матери, что присматриваю за тобой и Поппи, а ведь это неправда. Я также сообщила ей, что участковая патронажная сестра регулярно наведывается сюда, но и это не так. Я бы чувствовала себя очень и очень неловко, если бы позволила событиям и дальше развиваться в том же ключе. Полагаю, для начала нам стоит поговорить с Броуди. У нее двое детей, так что она наверняка знает, что делать. — Ванессе отчаянно хотелось, чтобы Броуди в эту самую минуту была здесь, с ними. — Кстати, кто такой Тайлер?

— Отец Поппи. — Маленькое личико девочки озарилось внутренним светом. — Он из Америки, а у нас ходит в школу в Ватерлоо. Почти каждый день, возвращаясь домой, он приходит к нам сюда. И мы поженимся сразу же, как только мне исполнится шестнадцать.


Оказалось, что в этот день в жизни Ванессы произошли необратимые перемены. Ближе к вечеру, приняв душ и встав на весы, она вдруг обнаружила, что похудела на четыре фунта. До этого ее вес уменьшался очень незначительно, и только сейчас она добилась существенного и заметного прогресса.

А потом, когда Рэйчел сказала ей, что собирается спуститься в сад, чтобы посидеть там с малышкой, Ванесса вдруг заявила, что хочет составить ей компанию.

— Думаю, что одной из нас нужно все время находиться рядом с тобой, пока ты остаешься снаружи. — Это был неслыханно щедрый жест, к которым Ванесса прежде не проявляла склонности.

И впрямь, до сих пор у нее не возникало желания посидеть в саду ни с Дианой, ни с Броуди, хотя чудесная весенняя погода к тому располагала. Быть может, всему виной было ее стремление избегать общества своих соседок по несчастью, но тут Ванесса вдруг вспомнила о холстах и красках, приобретенных ею несколько недель назад в магазине Леонарда. Они так и валялись у нее под кроватью. Достав их оттуда, Ванесса вынесла все в сад. День выдался теплым, хотя и не таким солнечным, как вчера. По небу чередой бежали облака, время от времени надолго закрывая солнце.

Рэйчел уже была в саду. Она сидела, уткнувшись носом в книгу. Поппи крепко спала в своей коляске под большим тенистым деревом. Не исключено, что девочку не привлекала перспектива провести день в обществе женщины, которой уже исполнился тридцать один год. Но Рэйчел перестала вести себя, словно испуганный уязвимый ребенок, и стала больше походить на разумную и вменяемую, пусть и совсем молоденькую, мать.

Ванесса задумалась над тем, к чему же прислонить холст, площадь которого составляла примерно половину квадратного метра. Пожалуй, лучше всего для этой цели подошел бы мольберт, но она была не в настроении куда-то ехать и искать его. Обнаружив в сарае старую деревянную лестницу, Ванесса решила, что на первое время сойдет и так. Она установила лестницу под самым большим деревом, а на стул положила раскрытую коробочку с красками — двенадцать тюбиков разных цветов. Крышка заодно могла служить и палитрой, на которой Ванесса собиралась смешивать краски.

Итак, что же нарисовать? Сад был самым обыкновенным, хотя и очень большим, и крайне запущенным. Ванесса задумчиво жевала нижнюю губу, прищуренными глазами разглядывая окрестности: старые деревья, разросшиеся кусты, на которых уже раскрывались первые цветы, покосившийся сарай с оторванными досками, с крыши которого на нее лениво взирал толстый рыжий кот… За домом тянулась невысокая, но очень густая живая изгородь из лавровых кустов, а соседний сад отделяла осыпающаяся кирпичная стена.

Разумеется, был еще дом, построенный, пожалуй, никак не меньше ста лет назад, с серыми, поросшими мхом кирпичами и окнами от пола до потолка, сквозь которые были видны потертые ковры с темными пятнами. Ну и наконец, Рэйчел в синих джинсах и красной майке, сидевшая на лавке, и невидимая Ванессе малышка, которая сладко посапывала в коляске, укрывшись под ее складным верхом.

А еще у них над головами распахнулось огромное небо, великолепный и восхитительный ярко-синий зонтик с белыми пятнами стремительно бегущих куда-то облаков.

Есть! Ванессе хотелось рисовать все подряд. Нет, садик вовсе не был самым обыкновенным; он являл собой подлинное произведение искусства великого мастера — природы. Она вновь окинула окрестности критическим взглядом, и от их неброской красоты у нее защемило сердце.

Ванесса принялась рисовать одно из деревьев так, словно находилась внутри него, как будто она была сердцем сказочного великана, окруженная его ветвями и листьями. Нет, пожалуй, зеленый цвет для листьев — слишком скучно и обыденно, спустя несколько мгновений решила она, и принялась рисовать их красными и синими, желтыми и пурпурными, розовыми и кремовыми.

Ванесса испытывала невероятное наслаждение, стоя в самой середине полога из листьев. Ее подхватило и закружило ощущение необыкновенной легкости, восторга и удовлетворения, ничуть не похожее на то, что она испытывала раньше. Оно было намного лучше секса, даже лучше еды… кстати, сейчас она была ничуть не голодна.

— И что это будет?

— Дерево, — ответила Ванесса, не прекращая рисовать.

Рэйчел отложила в сторону книжку, которую читала, и достала Поппи из коляски. Малышка уютно устроилась у нее на руках и шаловливо задрыгала ножками. Рэйчел ласково пощекотала пальцем ее животик, и Поппи вдруг улыбнулась! А ведь Ванесса почему-то была уверена, что грудные дети не умеют улыбаться. Она не смогла сдержать ответной улыбки при виде крохи, оживленно ерзающей на коленях у своей молоденькой матери.

— Поппи выглядит вполне здоровой и довольной, — заметила Ванесса.

— Просто я выполняю все требования, о которых написано в книжке по уходу за маленькими детьми. Она получает необходимые витамины и все прочее, а я стараюсь давать ей столько молока, сколько нужно, хотя и не могу сама кормить грудью. Вообще-то уже подошло время делать Поппи первые прививки, но я боялась идти в поликлинику, потому что думала, что у меня могут отнять дочку. Но теперь, — продолжала девчонка, подбрасывая малышку вверх к полному восторгу последней, — раз вы пойдете со мной, я уже больше ничего не боюсь.

Ванесса не смогла припомнить, когда это она обещала сходить с Рэйчел к врачу, но предпочла промолчать, посчитав, что так оно действительно будет лучше.

— У вас очень здорово получается. Картина, я имею в виду, — дипломатично заметила девчонка. — Но мне пора идти, я должна согреть для Поппи ее бутылочку с молоком.

— Если тебе понадобится моя помощь, просто дай мне знать. Договорились? — откликнулась Ванесса, не отрывая глаз от холста. Она собиралась поставить где-нибудь белые точки, самые обыкновенные белые точки. Картина в них нуждалась.


Этой ночью Ванесса просыпалась дважды и всякий раз чувствовала запах масляной краски. Женщина включала ночник и с трепетом вглядывалась в полотно, установленное на стуле в углу. Броуди назвала картину «замечательной»; кажется, именно это слово она использовала, чтобы описать прическу Ванессы, когда та сдуру остригла волосы. Диана же выразилась коротко и предельно ясно: «Просто блеск! Особенно мне нравятся цвета». Ни одна из женщин не распознала в мешанине красок дерева, но Ванесса ничуть не расстроилась. Завтра — и тут она вспомнила, что уже наступило ранее утро, — значит, уже сегодня она отправится в магазин Леонарда Гослинга за новыми холстами и красками. И еще она купит у него мольберт. Решено, отныне она будет рисовать каждый день. И станет художницей.


Леонард был искренне рад ее видеть.

— Минула уже целая вечность, как мы с вами виделись в последний раз, дорогая моя, — игриво заявил он. — Диана передала мне, что вы неважно себя чувствуете. Но теперь, надеюсь, вы в порядке?

— В полном, — пропела в ответ Ванесса.

— Вы и впрямь выглядите просто чудесно. — И Леонард сопроводил свой комплимент легким поклоном. — И короткая стрижка вам очень идет, если мне будет позволено сказать вам об этом.

— Благодарю вас. — Ванесса скромно потупилась. На днях Диана вновь подправила ей прическу, которая теперь выглядела так, словно Ванесса побывала в первоклассной парикмахерской, во всяком случае именно в этом они уверили друг друга.

— Мне кажется или вы еще и похудели?

— О, совсем немного. — Ванесса не могла припомнить, какие еще слова могли бы доставить ей удовольствие, которое она испытывала сейчас. Даже когда Уильям сделал ей предложение, она и то не радовалась так, хотя по прошествии некоторого времени решила, что это она сделала ему предложение. — Вчера я написала картину, — гордо сообщила она Леонарду.

— В самом деле? — Старичок выглядел пораженным до глубины души. — Вы не станете возражать, если я зайду к вам на днях, чтобы взглянуть на нее?

— Ничуть. Я назвала ее «Дерево».

Ванесса объяснила Леонарду, для чего пожаловала к нему в магазин, и тот посоветовал ей купить доску вместо холста.

— На досках наклеен слой хлопчатобумажного полотна, и производят их настоящие мастера, компания «Винзор и Ньютон», а стоят они всего ничего. Кстати, мольберт вы предпочитаете складной или какой-нибудь еще?

— Что вы имеете в виду, говоря «какой-нибудь еще»?

— Тот, который складывается в вертикальном положении, в отличие от тех, что раскладываются горизонтально, превращаясь во что-то вроде квадратной табуретки. Вертикальные мольберты — их еще называют станковыми — были у всех великих мастеров. Они выглядят намного более величественно и роскошно. Если хотите, такой мольберт — отличительный признак настоящего художника. Не могу представить себе, чтобы наша королева согласилась принять портрет от какого-нибудь художника, написанный на обычном складном треножнике, — напыщенно заявил он.

— В таком случае я возьму королевский. Станковый. Тот, который складывается вертикально.