Постепенно гости переместились наружу. Мишель, мать Дианы, была убита горем и пребывала в полной прострации. Ее мини-юбка едва прикрывала ягодицы, а атласные леггинсы зияли многочисленными затяжками и прорехами.

— Ни одна мать не могла бы пожелать себе лучшей дочери, — рыдала она. — Я очень благодарна вам, Броуди, за то, что вы оплатили поминки; церемония получилась очень трогательной. Если бы не вы, мне пришлось бы занимать для этого деньги. Увы, я не принадлежу к числу здравомыслящих особ, которые получают страховку и тому подобное.

— Это не я оплатила поминальную службу, — сообщила ей Броуди. — Это сделала моя мать. Она просто обожала Диану.

Нелепая гибель Дианы привела Меган в неописуемое бешенство.

— Это несправедливо! — бушевала она. — Все эти старики и старухи в Ирландии, которым давно перевалило за семьдесят, живы и здоровы, включая меня. Но почему мы должны жить, когда Диана мертва?

— Жизнь вообще крайне несправедливая штука, мам. Она всегда была такой и такой останется. — Броуди была рада тому, что мать вернулась домой; она очень скучала без нее, что стало для нее в некотором роде неожиданностью.

Диана лежала в белом гробу в белом платье, длинные безжизненные пальцы сжимали кроваво-красные четки. Броуди и Меган каждый день приходили в похоронный зал, чтобы прочесть молитву и бросить последний взгляд на милое и спокойное лицо, на смеющиеся глаза, закрывшиеся навсегда. Все стояли и глотали слезы, задыхаясь от отчаяния и бессилия.

В сад спустилась Ванесса. Она была в ярко-зеленом платье. И вообще, никто из женщин не надел черного — только не на поминки по Диане.

— Знаете, я ее не очень-то жаловала, — сказала Ванесса. — Особенно когда мы встретились в первый раз и она подарила мне ужасную блестящую блузку, которую купила на благотворительном лотке в своем Центре. Но я почувствовала, что обязана надеть ее. Это было в тот вечер, когда мы смотрели «Унесенных ветром».

— И тогда же вы остригли себе волосы, — напомнила ей Броуди.

— На следующий день Диана привела их в порядок. Она казалась мне чересчур деловой и властной, как будто хотела организовать всю нашу жизнь.

— У нее было самое большое сердце в мире, — горько заметила Броуди. — Она хотела лишь помочь людям, сделать так, чтобы они были счастливы.

— Прошло совсем немного времени, и я тоже поняла это, — кивнула Ванесса. — Только вчера я подумала, что мы все равно должны посмотреть «Поющих под дождем», но ведь это ужасная мысль, вы не находите?

— Ужасная, вы правы. — Броуди жалобно скривилась и всхлипнула. — Мы выплачем все глаза. Откровенно говоря, не думаю, что смогу когда-нибудь спокойно смотреть этот фильм, даже если доживу до ста лет.

Пришла Чарли в обнимку с Кеннетом; рыжий котище заснул у девочки на руках.

— Он скучает по Диане, — объявила она. — И я тоже. — Ей разрешили уйти из школы после большой перемены, чтобы принять участие в поминках.

— Вы не знаете, кто этот мужчина? Вон тот, что разговаривает с мальчиками? — спросила у Ванессы Броуди. Высокий и неуклюжий, со светлыми волосами, которые уже начали седеть на висках, он выглядел лет на пятьдесят. При виде его обветренного и загорелого лица складывалось впечатление, что мужчине пришлось немало странствовать по свету, а теперь он ищет место, где можно было бы перевести дух. Одет он был очень просто: джинсы, серый блейзер и поношенные кроссовки.

— Понятия не имею. Но выглядит он неплохо для своих лет, вам не кажется? — одобрительно прищелкнув языком, откликнулась Ванесса. — Пожалуй, ваша матушка назвала бы его красавчиком. Ой, смотрите, он идет сюда. Ладно, я посмотрю, не нужно ли кому-нибудь чаю или кофе, а его оставляю вам. — Она погладила Чарли по голове. — Пойдем. Вы с Кеннетом мне поможете.

— Здравствуйте. — Ярко-синие глаза мужчины, в уголках которых разбегалась сеточка мелких морщинок, как если бы он часто щурился на палящем солнце, показались ей странно знакомыми. Он протянул ей руку, и Броуди пожала ее: на ощупь его ладонь была теплой и твердой. — Я Джим О'Салливан, отец Дианы. Прошу прощения за свой вид, но я оставил вещи в другом месте; не было смысла тащить их сюда, домой.

— Значит, вы отец Ди! — ошеломленно ахнула Броуди. — А где вы были все это время?

— Везде понемножку, — ответил он таким тоном, что она сразу же поняла — странствия не доставили ему особого удовольствия. — Если я правильно понимаю, вас зовут Броуди и вы здесь главная?

— Да, меня действительно зовут Броуди, но я здесь не главная. Просто так получилось, что это — мой дом. — Они по-прежнему держались за руки. Она вновь стиснула его ладонь. — Мне очень жаль Диану! — горестно воскликнула она. — Она была славной девочкой. Знаете, она ведь жила здесь, с нами, и мы все любили ее. Как же это ужасно — вы вернулись домой, а она погибла.

— У меня есть приятель в Бутле. Мы иногда обмениваемся письмами, где-то раз в год. Так вот, он сумел связаться со мной, когда прочел о смерти Ди в газетах.

— Должно быть, это стало для вас настоящим шоком.

«Представляю, каково это — получить известие о смерти дочери, находясь где-нибудь на другой стороне земного шара», — подумала Броуди.

Джим вздохнул. «Сколько же миль ему пришлось пролететь за последние дни? — думала Броуди. — Он выглядит смертельно усталым».

— Я все время надеялся, что когда-нибудь прилечу к Диане на свадьбу, — обронил он.

— Она была помолвлена — вы не знали об этом? Вот только… — Броуди поколебалась, но все-таки решила сказать правду — Она намеревалась разорвать помолвку в ближайшее время.

— Мне только что рассказали о ее помолвке — с тем парнем, что стоит рядом с мальчиками, кажется, его зовут Лео, но о том, что Диана собиралась разорвать ее, я слышу впервые. — Джим выглядел удивленным, но не слишком — как будто любая эмоция была для него чрезмерной.

— Наверное, я была единственной, кто знал об этом. Послушайте, когда же вы прибыли в Ливерпуль? Вы ели хоть что-нибудь? Я имею в виду что-нибудь существенное? — В руке он держал тарелку с крошечными бутербродами.

— Самолет из Амстердама приземлился сегодня около десяти утра. Я успел добраться до церкви перед окончанием службы.

— Ага, вот, значит, где вы работали, в Амстердаме?

— Нет, в Эквадоре, в маленькой деревушке примерно в ста милях от ближайшего аэропорта. А в Амстердаме у меня просто была пересадка с одного самолета на другой. — Джим улыбнулся. Улыбка у него была мягкой и ласковой, совсем как у Дианы, но ему недоставало искрящегося веселья. — Боюсь, что я так и не научился спать в самолете.

— Хотите посидеть где-нибудь в тишине и покое? — спросила Броуди. — Я могу угостить вас супом. Поешьте хоть немного, и вам наверняка станет лучше. — Положив руку ему на локоть, она провела Джима в дом и усадила за стол в пустом «гнездышке». — Ну так как насчет супа? — спросила она. — Конечно, он из концентрата, но все равно питательнее и полезнее того, что вы держите в руке. — И Броуди кивком указала на тарелку с бутербродами.

Джим О'Салливан немного оживился.

— Суп — как раз то, что мне нужно.

— После того как поедите, можете отдохнуть в моей спальне. Это вторая дверь отсюда по коридору с левой стороны. Где-то около четырех я загляну к вам и разбужу, если вы заснете. Вы не пропустите ничего особенного. Большинство гостей останутся здесь до вечера.

— Вы очень любезны.

— Ну, вы ведь отец Дианы, а не посторонний, верно? Она бы рассчитывала, что я поухаживаю за вами. При аналогичных обстоятельствах она сделала бы для меня то же самое.


По мере того как день близился к своему завершению, атмосфера в саду становилась не такой тягостной, как часто бывает на поминках. Умерший, как бы сильно его ни любили, ушел навсегда, а те, кто остался, должны свыкнуться с этим, равно как и научиться радоваться тому, что до сих пор живы и могут по-прежнему наслаждаться солнцем и небом, пусть даже дни кое-кого из них уже сочтены.

Броуди заметила, что Тинкер куда-то пропал и что его не видно уже целую вечность. Она нашла его в комнате Дианы, которая по-прежнему была украшена елочными гирляндами. Молодой человек лежал вниз лицом на кровати. Его глаза покраснели от слез. На нем был свитер крупной ручной вязки в разноцветную полоску.

— Знаете, Броуди, я ведь любил Диану, — потерянным голосом признался Тинкер. — Она была замечательной девушкой. Она не успокаивалась ни на минуту, все время придумывала что-нибудь новенькое. — Он шмыгнул носом, а потом, задумавшись, должно быть, над своими словами, улыбнулся сквозь слезы. — Иногда она доводила меня до белого каления.

— Не только вас. Вы обратили внимание на стены в кухне и на плитку жуткого цвета? Цвет выбрала Диана. — Хотя, следует признаться, сама Броуди привыкла к ним давным-давно и они больше не внушали ей отвращения.

— Мне всегда нравилась ваша кухня, — несмело возразил Тинкер.


Тайлер и Колин пришли в «Каштаны» вместе, хотя и из разных школ. Реджи Ормерод прикатил домой с работы, и Броуди заметила, как он увлек Ванессу за дерево. «Наверное, они целуются», — решила она. Ей стало и радостно, и немного завидно, когда она вспомнила, как счастлива была сама, когда они с Колином только начали встречаться и она поняла, что влюбилась в него.

Вскоре Мишель заявила, что ей пора возвращаться в Ноттингем. Перед уходом она спросила у Броуди, не знает ли та, куда подевался Джим, она хотела поблагодарить его.

— Такое впечатление, что он просто сквозь землю провалился.

— Он отдыхает в моей комнате и, скорее всего, заснул. — Броуди совсем забыла, что собиралась разбудить его. — Вы хотите сказать ему, что уходите?

— Нет, спасибо, милочка. Не стоит его беспокоить. Бедняжка, ему пришлось несколько дней провести в дороге. Но он собирается остаться здесь еще на пару недель, так что я наверняка увижусь с ним. — Мишель беспомощно пожала плечами и поморщилась. — Полагаю, вы считаете меня дурой после того, как я позволила такому мужу, как Джим, уйти?

— Разумеется, не считаю. Ведь я практически не знаю его.

«Или вас», — хотелось добавить Броуди.

— Он славный человек, настоящее сокровище. — Броуди показалось, что где-то она уже слышала подобное выражение применительно к Диане, — ах да, это же были ее собственные слова. — Но я сама оттолкнула его. Тогда я не понимала, чего хочу, и не ценила того, что имела. В то время Джим плавал на торговом корабле и, уходя в море, частенько говорил, что мне нужен пояс верности.

Броуди с легкостью представила себе, что Мишель, должно быть, пустилась во все тяжкие. Особенно если учесть, что из четверых детей О'Салливанов только Диана походила на отца.


Наступила полночь. В «гнездышке» за овальным столом сидели Броуди, Колин, Ванесса, Реджи и Джим О'Салливан, неспешно потягивая вино, которое заканчивалось вместе с этим безумно тяжелым днем. Все остальные, те, кто не жил в особняке, разошлись по домам, за исключением Чарли, которая мирно заснула на кровати в комнате Ванессы после того, как отец на руках отнес ее туда. Рэйчел с Поппи тоже легли спать. Броуди не знала, остался с ними Тайлер или нет.

Разговор перескакивал с парниковых газов на войну в Ираке, потом коснулся темпов роста инфляции, системы образования, службы здравоохранения, пока, наконец, не вернулся к Диане.

— Ей исполнилось девять, когда я ушел из дому, — с улыбкой, которая живо напомнила Броуди Диану, сказал Джим. — Клянусь, у нее была светлая голова, в отличие от моей супруги. Помню, Ди всегда составляла списки покупок, которые надо сделать, и помогала мальчикам с домашним заданием.

— Вы поступили несколько безответственно, бросив семью, не находите? — проворчал Колин. — Оставив жену, которая, по вашим же словам, была не в состоянии позаботиться о себе, и четверых детей, самому старшему из которых едва исполнилось девять. — Это был уже не первый камень, который он бросил в огород Джима. Колин невзлюбил его с первого взгляда. Кроме того, он был явно раздосадован, когда Броуди предложила их гостю пожить в комнате Дианы, пока он находится в Ливерпуле. И теперь Колин явно не собирался уезжать из «Каштанов», пока Джим не ляжет спать.

— Я вовсе не говорил, будто Мишель была не в состоянии позаботиться о себе, хотя и признаю, что мне не следовало оставлять их, — ровным голосом произнес Джим. — Просто вокруг происходили вещи, с которыми я не мог справиться. Если бы семь лет назад я узнал о том, что Мишель бросит детей на произвол судьбы, я бы сразу же вернулся.

Колин лишь презрительно фыркнул. Броуди тут же захотелось напомнить ему, что и он отвернулся от собственной дочери, когда той понадобилась помощь, но атмосфера за столом и без того была достаточно напряженной. Спустя некоторое время Броуди пожелала всем спокойной ночи и отправилась спать. Вскоре она услышала, как уехал Колин, а Джим вошел в комнату своей дочери.