— Спокойной ночи, Диана, где бы ты сейчас ни была, — прошептала Броуди, опуская голову на подушку.


— Я рада, что сегодняшний день наконец-то закончился, — сказала Ванесса, когда они с Реджи остались одни.

— Мне нравилась Диана, — Реджи ласково притянул ее к себе и поцеловал в ушко, — хотя вкус у нее отсутствовал напрочь.

— Впервые погиб кто-то из моих ровесников — я имею в виду из тех, кого я знала лично. — Ванесса замерла от удовольствия, когда Реджи снова поцеловал ее, ей нравилось ощущать прикосновение сильных рук и чувствовать легкий лимонный запах его лосьона после бритья.

— Мы пойдем ко мне сегодня ночью? — прошептал он.

— Да. — Вот уже пять ночей подряд Ванесса ночевала в доме по соседству. Кажется, Броуди пока ничего не заметила — собственно говоря, ее это никоим образом не касалось, но Ванесса все равно чувствовала себя не в своей тарелке. — Похоже, Чарли не возражает против моего присутствия или я ошибаюсь?

— Чарли так же рада этому, как и я. — Он развернул ее к себе лицом и крепко поцеловал в губы.

Ванесса читала о женщинах, которые в такой ситуации готовы были потерять голову, но считала, что все это досужие выдумки и что с нею этого никогда не случится. Но вот сейчас это происходило наяву. Она судорожно вдохнула широко открытым ртом, когда Реджи наконец отпустил ее.

— Ничего себе! — хриплым голосом прошептала Ванесса.

— Повтори еще раз. — Он ласково погладил ее по щеке. — Как ты полагаешь, сейчас подходящий момент для того, чтобы попросить тебя навсегда поселиться в доме по соседству?

— Момент и подходящий, и не очень, — серьезно ответила Ванесса. — Я переселюсь и стану жить с тобой, но вот когда — не знаю. Я обещала Броуди, что останусь с ней до конца года. И мне не хочется уходить от нее, когда мы только что потеряли Диану. — Больше всего на свете ей хотелось провести остаток дней вместе с Реджи и Чарли Ормеродами, но ведь следовало думать не только о себе, но и о других. — Ты не возражаешь?

— Возражаю, и очень сильно, но я все понимаю, — улыбнувшись, заявил он. — Знаменитая — или пресловутая? — женская солидарность.

— В самом деле? — Она как-то никогда не думала о себе в этом смысле.

— А разве нет?

— Полагаю, так оно и есть. — В какой-то мере Ванесса действительно ощущала большую близость с женщинами из «Каштанов», чем со своими родными сестрами.

Мимо прогрохотал поезд. Этот звук медленно растаял в мертвой тишине, опустившейся на особняк. Наверху во сне тихонько вскрикнула Поппи. Внизу закашлялся Джим О'Салливан. Ванесса слышала даже собственное дыхание.

— Ну что, идем? — негромко спросил Реджи.

Ванесса кивнула.

— Только мне надо взять кое-что из своей комнаты.

— А мне нужно забрать дочь.


Когда Броуди проснулась, за окном было еще темно. До нее доносилась лишь утренняя песня какой-то ранней пташки. Женщине казалось, что на нее давит какой-то неподъемный груз, и она точно знала — случилось что-то очень плохое. А потом она вспомнила: Диана умерла.

Броуди села на кровати и пожалела, что у нее нет одной из тех машин, что могут приготовить чай простым нажатием кнопки. Впервые за много месяцев она замерзла во сне: теперь ей понадобится пуховое одеяло. То, под которым спала Мэйзи, Броуди убрала обратно в гардероб, а кровать Колин отнес наверх. Это напомнило ей о том, что дочь даже не прислала цветы на похороны, хотя Диана проявила неслыханную щедрость и старалась помочь Мэйзи, чем только могла, пока та оставалась в «Каштанах». Броуди думала, что они подружились. В тот день, когда родился Томас, Диана в обеденный перерыв съездила в город и купила в качестве подарка полдюжины маленьких белых распашонок. «Интересно, что стало с той крестильной сорочкой, которую она принесла из Иммиграционного центра? — подумала Броуди. — Окрестили уже Томаса или еще нет? Ведь наверняка Мэйзи пригласила бы родителей на столь торжественную церемонию».

Броуди боялась, что никогда не привыкнет к тому, насколько изменилась ее дочь. Иногда ей казалось, что славной маленькой девочки, какой Мэйзи была когда-то, больше не существует. С ней что-то произошло, быть может, наркотики ожесточили ее сердце. На некоторое время ей нужна была мать, но, вероятно, это объяснялось тем, что рядом с ней не было Пита. «Тебе следует смириться с этим, — сказала себе Броуди. — Ты не можешь позволить себе, чтобы это отравило всю твою оставшуюся жизнь».

Горькая ирония заключалась в том, что Джош, который почти не знал Диану, прислал восхитительный букет белых хризантем, перевязанных яркой зеленой лентой. «Девушке, в глазах которой сияли звезды», — гласила надпись на приложенной к нему карточке.

— Я знаю, что мы с ней встречались всего два раза, — сказал Джош Броуди, когда она позвонила ему, чтобы рассказать о гибели Дианы. — Но, говоря по правде, мам, она мне понравилась. И теперь я жалею, что ни разу не пригласил ее на свидание. Хотя, наверное, это было бы неудобно и нелепо, учитывая, что она жила в Ливерпуле, а я в Лондоне.

«Но такое уже случалось раньше, — подумала тогда Броуди. — Крепкие союзы зарождались даже между людьми, живущими в разных концах земного шара». На мгновение она даже позволила себе помечтать о том, что Диана могла бы стать ее невесткой. Но тут холод окончательно доконал ее. Соскочив с постели, Броуди подбежала к гардеробу, достала оттуда пуховое одеяло, вновь залезла в постель и укрылась уже двумя, натянув их до самого подбородка.

— Так-то лучше, — стуча зубами, пробормотала она. Пожалуй, скоро ей придется заехать домой и забрать оттуда теплые ночные рубашки и шерстяной домашний халат. Она вспомнила, что, когда жила в «Каштанах» ребенком, зимой здесь всегда было прохладно: центральное отопление не справлялось со своими обязанностями. Броуди давно уже привыкла к гораздо более комфортным условиям существования.

Как бы там ни было, но неужели она действительно собирается оставаться в «Каштанах» вплоть до марта будущего года? Броуди не хотела ни подыскивать новую квартирантку вместо Дианы, ни искать новую работу для себя. Если ей понадобятся деньги, она сможет одолжить их у матери. Тем более что Броуди твердо решила поступить на курсы, овладеть какой-нибудь профессией и заняться своей карьерой.

И вдруг Броуди замерла: до ее слуха донесся слабый скрип открываемой входной двери, а потом осторожные шаги — кто-то поднимался вверх по лестнице. Открылась и закрылась дверь в комнату Ванессы. Должно быть, она провела ночь с Реджи. Броуди облегченно и завистливо вздохнула. Что ж, пусть хоть кто-то чувствует себя счастливым!

Но если она немедленно не выпьет чаю, то умрет. Броуди вновь вылезла из постели, сунула босые ноги в сандалии и набросила теплый, подбитый ватой жакет поверх тоненькой ночной рубашки. На кухне, наливая воду в чайник, она стучала зубами от холода. Должно быть, температура на улице упала за одну ночь не меньше чем на сто градусов[44]. Мысль о том, чтобы принять душ, привела Броуди в ужас. Она попыталась вспомнить, как включать центральное отопление, но безуспешно. Ладно, попозже она позвонит матери и узнает, как это делается.

Броуди уже собиралась вернуться к себе, как вдруг дверь в комнату Дианы медленно отворилась, напугав ее до полусмерти. Она едва не выронила чашку с чаем, но это оказался всего лишь Джим О'Салливан, выглядевший намного бодрее, чем накануне. Она совершенно забыла о том, что он остановился у нее в доме.

— Прошу прощения, — извиняющимся тоном произнес он, — за то, что напугал вас. Я изо всех сил старался не шуметь. Надеюсь, вы не станете возражать, если я приготовлю себе что-нибудь выпить.

— Разумеется, я нисколько не возражаю. Давайте я угощу вас. Что вы предпочитаете, чай или кофе?

— Кофе, пожалуйста. Без молока и без сахара.

— Вам хорошо спалось?

— Да, несмотря ни на что, я прекрасно выспался. Но первая мысль, с которой я проснулся, была о Диане. — И он улыбнулся своей печальной, милой улыбкой. Броуди заметила, что ему не мешало бы побриться: на подбородке уже торчала жесткая серебристая щетина. У Джима был крупный рот с пухлыми, мягкими губами, совсем как у дочери. Броуди вдруг представила себе, как целует их, и решила, что сходит с ума. Как и большинство женщин, иногда она воображала себе невесть что, но в ее фантазиях всегда фигурировали актеры — Джордж Клуни, например, или Антонио Бандерас — и никогда реальные мужчины из плоти и крови, находившиеся в пределах досягаемости.

Она испуганно ахнула и прикрыла рот ладошкой.

— Знаете, а я ведь тоже проснулась с мыслью о Диане.

Приготовив ему кофе, Броуди предложила:

— Хотите, пойдем ко мне в комнату? В «гнездышке» наверняка будет холодно, да и стулья не слишком-то удобные. — Ей не хотелось отправлять Джима одного обратно в комнату Дианы, хотя не исключено, что он предпочел бы именно такой вариант.

Джим последовал за ней в полутемную комнату, и Броуди поспешила раздвинуть занавески.

— Присаживайтесь. — Она кивком указала на один из стульев у небольшого круглого столика.

— У вас живут белки! — удивленно воскликнул он, глядя в окно на сад.

— Всего две — по крайней мере, я полагаю, что это всегда одна и та же парочка. Диана очень любила их. Она всегда покупала для них орешки. — Белки гонялись друг за другом, прыгая с ветки на ветку. — Вам не холодно в такой легкой одежде? — Он был одет в джинсы и футболку с короткими рукавами, а из штанин торчали босые загорелые ноги.

— Обычно я не чувствую ни тепла, ни холода, если только они не становятся чрезмерными. Прошу прощения за свои ноги. Ничего, что я босиком? Если хотите, я могу надеть носки.

— Ох, да ради бога, — насмешливо фыркнула Броуди. — Мне уже приходилось видеть босые мужские ноги. Я замужем уже двадцать три года.

— За тем парнем, который был здесь вчера ночью, Колин, кажется?

— Да. — Броуди решила, что должна объяснить, почему они с мужем общаются, но не живут в одном доме. — В данный момент мы разъехались, — сообщила она.

— Угу. И ему это не очень нравится.

— Почему вы так думаете?

Джим пожал плечами.

— Это же очевидно. Во-первых, он не сводил с вас глаз.

— Ох, это долгая история, — вздохнула Броуди.

— В таком возрасте, — горько заключил он, — у каждого из нас появляются одна или две долгие истории.

В самом дальнем углу сада выглянул краешек восходящего солнца. Откуда ни возьмись, появился Кеннет, вспрыгнул на стол и принялся умываться. В ветках дерева по-прежнему резвились белки, и на землю водопадом летели пожелтевшие листья. Трава покрылась чем-то очень похожим на иней. Проснувшиеся птицы распевали во все горло.

— У вас здесь очень тихо и спокойно, — заметил Джим.

— Все так говорят, — согласилась Броуди и сделала маленький глоток чаю. Было в Джиме что-то умиротворяющее, какие-то благородное спокойствие и невозмутимость. Она совершенно расслабилась в его присутствии и могла сидеть так целую вечность, вслушиваясь в его негромкий голос с легким ливерпульским акцентом. Почему-то она не могла представить себе, как он сердится или злится. Конечно, он мог не соглашаться с чем-то, даже спорить и возражать, но злиться и нервничать из-за этого — никогда.

— Быть может, вы не откажетесь от завтрака? — сказала она.

— Это, конечно, очень мило с вашей стороны, что вы так беспокоитесь обо мне и дали мне приют, — ответил Джим, — но это не означает, что вы обязаны еще и кормить меня.

Броуди возмутилась, прекрасно сознавая при этом, что ведет себя так же, как Меган.

— Не говорите глупостей! Даже не мечтайте, что я отпущу вас голодным. В конце концов, вы — отец Дианы. У нас есть хлеб, масло и варенье. Кроме того, в холодильнике найдутся ветчина, яйца, сыр и еще что-нибудь легкое на закуску.

— В таком случае, бутерброд с сыром был бы очень кстати. Спасибо вам, Броуди.

Сверху доносились звуки пробуждающейся жизни. Кто-то принимал душ. Броуди показалось, что воздух чуть-чуть согрелся, так что мысль о том, чтобы искупаться, уже не приводила ее в содрогание. Кто-то из ее квартиранток спустился по лестнице и вошел в кухню.

Броуди пояснила Джиму:

— Наверху живет Ванесса. Большую часть времени она проводит в саду и рисует. Когда она впервые появилась здесь, то выглядела не слишком счастливой и довольной собой и жизнью. Но теперь она подружилась с Реджи, который живет по соседству, так что я очень за нее рада. — Кеннет на мгновение прервал увлекательный процесс умывания и голодным взглядом проводил птичку, которая уселась на ветку прямо у него над головой. — А во второй комнате наверху живет Рэйчел, — продолжала Броуди. — Ей всего пятнадцать, но у нее уже есть дочка, Поппи, которой исполнилось девять месяцев. Отец Поппи, Тайлер, частенько захаживает к нам. Он тоже еще учится в школе. — Она встала и забрала у Джима пустую чашку. — Видите, я заочно познакомила вас с соседями, чтобы вы знали, кто есть кто, пока живете здесь. Сейчас я налью вам еще кофе, а потом поджарю гренки для бутербродов.