Она просто свела руки, сложив пальцы домиком, и холодно посмотрела поверх них на Хью Таунсенда.

– Мой внешний вид никак не отражается на моей работе.

Казалось, его чрезвычайно занимала их беседа.

– Позволю себе не согласиться с вами, мисс Дуглас. Телевидение – визуальное средство массовой информации. Здесь облик решает многое. Так что внешний вид – вещь чрезвычайно важная.

Ей ужасно хотелось накричать на него, но внешне она хранила невозмутимость.

– У меня нет иллюзий, что я – королева красоты.

– Будь вы ей, возможно, мы сейчас не беседовали бы. Внешность корреспондента не должна отвлекать внимание зрителя от самого репортажа.

– Это отдает сексизмом, – атаковала его Келли из чистой самозащиты.

– Нисколько. – Он рассмеялся коротким сухим смешком. – Вы, наверное, забыли или просто не помните по молодости лет, какие дебаты шли в Черной Скале всего несколько лет назад по поводу того: носить Дэну Рэзеру пиджак и галстук или свитер.

– В Черной Скале? – Воспользовавшись этим неизвестным ей названием, она попробовала сменить тему разговора.

– Так мы называем здание Си-би-эс.

– Понятно.

– Уверяю вас, мисс Дуглас, что в нашем деле мужчины не меньше дам вынуждены заботиться о своей внешности. Отпустить бороду или появляться на экране гладко выбритым? Оставить волосы седыми или покрасить? Надеть однотонный галстук, в полоску, а может, пестрый? Всегда существует проблема прически – носить ли парик? Или вживлять волосы? И всегда решающим является ответ на вопрос: а не отвлекает ли это от телеэкрана? – Он сделал жест в ее сторону. – Очки, волосы, слишком строгие линии костюма – все это отвлекает.

Келли хотела было вступить с ним в спор – носит ведь очки Салли Джесси Рафаэль. И Брайент Гамбл из Эн-би-си иногда, когда что-нибудь зачитывает, водружает их на нос. Софи Лорен тоже носит очки, и Вуди Аллен, и Стивен Спилберг, и многие другие известные люди.

Но она не стала ему возражать, только сказала:

– Но так телезрители лучше запомнят меня.

– Хороший журналист всегда предпочтет, чтобы запомнили не его, а сам репортаж, – отпарировал он, и Келли вся внутренне сжалась от этой вежливо оформленной словесной пощечины. – Сейчас вам представился удобный случай испытать свои силы на нашем местном, нью-йоркском, канале, – продолжал Хью. – Завтра я организую вам нужную встречу. А вы пока навестите оптика, я договорился, чтобы вам подобрали контактные линзы сегодня же утром. Оттуда направитесь к Зигмунду – лучшему во всем Манхэттене мастеру по гриму и прическе. А уже после встретитесь с Саксом и подберете что нужно из одежды.

– Что все это значит? – не выдержала Келли.

– Считайте это очередным заданием, – проговорил он с улыбкой. – Мы предоставим в ваше распоряжение операторскую группу. Сегодня можете написать сюжет, снять его и смонтировать. Завтра, идя на встречу, захватите с собой пленку, чтобы продемонстрировать свое профессиональное мастерство. – Он помолчал, улыбаясь все шире. – Что скажете, мисс Дуглас?

Это был форменный вызов. Келли это не понравилось, она не любила такие шутки. Но другого выхода не было. Приходилось соглашаться.

– На какое время назначена встреча с оптиком?

– Через полчаса нужно там быть. Автомобиль ждет вас внизу.

Меньше чем через два часа Келли вышла от оптика с парой надежных контактных линз, которые можно было сутки не снимать. После четырехчасового пребывания у Зигмунда волосы у нее стали на три дюйма короче – чуть ниже плеч, кроме того, обрели свой природный темно-рыжий тон, легкая волна сделала их более пышными и блестящими. В гриме мастер использовал преимущественно теплые тона – коричневато-золотистые тени для век, персиковый оттенок румян и помады и светло-бежевую пудру. У Сакса ее темный костюм в полоску уступил место пикейному пиджаку с блестящей ниткой, который надевался поверх шелкового платья абрикосового цвета, перехваченного замшевым пояском.

Увидев свое отражение в огромном зеркале, Келли не могла отвести от себя глаз. Не то чтобы она стала вдруг писаной красавицей. Но перемена была разительной. Волосы цвета красного дерева пышными мягкими волнами обрамляли ее лицо, которое теперь никто бы не назвал простоватым. Линии пиджака и платья были безукоризненны, кроме того, в них проявилась ее женственность, материал подчеркивал достоинства фигуры. И цвета… очень шли ей.

– Вы были правы, – сказала она Хью.

– Женщина редко признает правоту мужчины, – сухо констатировал он. Келли засмеялась этим словам, вертясь перед зеркалом. – Вам будет легко привыкнуть к своему новому пиджаку?

– Да. – Странно, но она уже привыкла к нему. Репортаж написался легко, а смонтировался почти сам собой.

Беседа прошла успешно. Лучше не бывает, подумала Келли. И оказалась права. Через неделю ей предложили работу на местном канале. Вернувшись в Сент-Луис, она предупредила дирекцию о своем уходе через две недели и начала складывать вещи.


Так началась ее дружба с Хью Таунсендом. Она привыкла доверять его суждениям и инстинкту. Он познакомил ее с нужными людьми, помог установить необходимые контакты. А это жизненно необходимо в таком городе, как Нью-Йорк, да еще работая на телевидении, где так высока конкуренция.

Второй раз входил в ее жизнь друг-мужчина, тот, с кем можно было поделиться своими планами, да и просто отвести душу, хотя она не осмеливалась открыть ему свое печальное прошлое.

Официант вернулся к столу с бутылкой выбранного Хью вина. Сколько раз уже Келли присутствовала при ритуале дегустации, но он ей никогда не надоедал, а, напротив, забавлял и восхищал.

Первым делом официант подал Хью бутылку этикеткой кверху для беглого ознакомления. Хью утвердительно кивнул: да, именно это вино он заказывал, и тогда официант торжественно откупорил бутылку.

Потом, обернув бутылку у горлышка белоснежной салфеткой, дабы не потерять ни капли, он плеснул немного вина в бокал Хью. Келли смотрела, как Хью взял бокал у основания – указательный палец подведен под самый низ, большой палец покоится сверху; этой техникой, говорящей о мастерстве истинного знатока, Келли так и не овладела. На фоне белоснежной скатерти рубиновый цвет вина казался еще более насыщенным.

Удовлетворенный созерцанием, Хью поднял бокал выше и легким движением руки качнул его, вино мягко заколыхалось, давая представление о своей тягучести. Потом некоторое время вдыхал аромат вина, его букет. И только потом попробовал – отпив крошечный глоток, он подержал его во рту, поболтал, а потом дал ему медленно соскользнуть с поверхности языка в горло. Поставил бокал на стол, выразив свое одобрение официанту кратким: «Очень хорошо».

Официант выслушал его, почтительно склонив голову.

– Дать ему немного подышать, а разлить позже? Хью покачал головой.

– Разлейте сейчас. Оно раскроется в бокалах.

– Как пожелаете. – Официант наполнил бокал и, оставив бутылку на столе, удалился с вежливым поклоном.

Хью взял бокал в руки и тихо произнес:

– Когда придет время покинуть мне земную юдоль и предстать перед Господом моим, чтобы покаяться в грехах своих окаянных, я скажу Ему: «Не помню я ни деревни, где вырос, ни имени девушки, что любил, помню только название вина, Господи, – и оно «Шамбертен». Хилер Беллок, – добавил он, указывая источник цитаты.

– Не очень-то льстит девушке, – шутливо упрекнула его Келли.

Он с улыбкой приподнял бокал.

– Тогда могу предложить другое. «Юность дарит нам любовь и розы, но в старости нашим утешением становятся друзья и доброе вино». Кажется, Томас Мур.

– Это уже лучше, – согласилась Келли. – Убеждена, ты знаешь все цитаты с упоминанием вина из справочника Бартлета.

Он шутливо приложил руку к сердцу, как бы принося клятву.

– Вот уж чего никогда не утверждал.

– Это я знаю. – Она бросила взгляд на бутылку. – Бургундское. А как же бордо? Мне казалось, ты остановился на «Марго» восьмидесятого года.

– Неплохо! – Он удовлетворенно кивнул темноволосой головой. – У тебя не только зоркий глаз, но и чуткое ухо. Я действительно думал о «Марго», но все же предпочел «Шамбертен», он лучше подчеркнет вкус жареной утки.

– Ты прав. – За улыбкой, оживившей лицо Келли, последовал вздох – она вдруг почувствовала себя бесконечно измотанной.

– Устала? Она кивнула.

– Трудный выдался денек. Я давно уже не имела дела с сенсационным материалом. По сути, последние два года я либо вела рубрику «Новостей», либо готовила репортажи на весьма специфические темы: изнасилование, наркотики, СПИД. – Мысли ее вернулись к черновым записям и книге, лежавшим в сумке. – Надо бы мне ехать сразу домой. Завтра предстоит брать интервью у профессора экономики, он написал книгу, которую мне еще предстоит перелистать. А еще встретиться с врачом, который ведет Мелчера.

– Рад, что ты заговорила об интервью. Как раз хотел сказать тебе, что Роберт Мондави посетит на следующей неделе наш аукцион вин.

– Чудесно. – Этот аукцион, который проводился каждый июль, был любимым детищем Хью. В этом году он приложил массу усилий, чтобы уговорить лучших виноделов мира принять участие в аукционе. С Робертом Мондави из калифорнийских виноделов мало кто мог конкурировать.

– Более того, Мондави согласился выступить в вашей пятичасовой передаче «Новостей» в пятницу и рассказать об открытии в субботу аукциона.

– Вот как. Может, мне удастся организовать с ним интервью, – машинально отозвалась Келли.

– Удастся, – подтвердил Хью. – Я уже все устроил.

– Ты?

– Да. И еще он согласился прийти в пятницу ко мне домой на неофициальный прием.

– Я помечу себе в ежедневнике. Красным карандашом.

– Значит, жду.

– Не бойся. Такое количество знаменитостей я не пропущу. Кроме того, в пятницу я в последний раз веду «Опять – в пять». В такой день мне захочется немного расслабиться.

– И повалять дурака? – Его взгляд скользнул по ее уложенным в узел волосам; несколько завитков, выбившись из прически, свободно падали на шею. – Такой расклад мне нравится. Ты слишком много работаешь, Келли, и слишком мало отдыхаешь.

– Наверно. – Улыбаясь, она пожала плечами, так бы отмахиваясь от его наставлений. – Но иначе я не умею. Так меня научили работать в Айове, там все по старинке – не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня, и все такое, – пошутила Келли и прибавила уже серьезно: – Да и когда тут отдохнешь при такой работе?!

Ее дни были похожи один на другой. Она просыпалась около семи, чтобы успеть посмотреть три утренние передачи и обзор новостей Си-эн-эн на разных каналах четырех телевизоров, стоящих в ее комнате, и пробежать по диагонали «Нью-Йорк таймс», «Уоллстрит джорнэл», «Вашингтон пост» и «Дейли ньюс», их все доставляли ей на дом. Трижды в неделю с десяти утра она посещала Центр здоровья, где нагружала себя до изнеможения под руководством своего личного тренера, а после этого проводила час у массажиста.

К двум она была уже на телестудии, принимая поступающую корреспонденцию, отвечая на телефонные звонки и готовясь к трехчасовому совещанию с продюсерами, редакторами, режиссерами, сценаристами, ассистентами и коллегой-ведущим в «Новостях», где обсуждались сюжеты текущего дня, композиции передачи и длина репортажей. Затем возвращалась в свой кабинет, готовила текст, встречалась с коллегами для подведения окончательных итогов дня перед выходом в эфир в пять часов. Потом весь цикл повторялся перед одиннадцатичасовой передачей. Редко, когда ей удавалось попасть в свою квартиру на Грэмерси-Парк раньше полуночи.

На студии ей удавалось перехватить только пару сандвичей, если не выпадал ленч с агентом или еще какие-нибудь специальные встречи, кроме того, иногда руководство настаивало, чтобы она посетила те или иные мероприятия политического или социального характера и уж, конечно же, те, что касались масс-медиа.

Раз в неделю к ней приходила женщина, чтобы навести порядок в квартире, но и Келли хватало домашних дел: сдать вещи в чистку, кое-что постирать, закупить хоть немного самой необходимой провизии, оплатить счета, помыть грязную посуду, выбросить мусор и еще множество всяких мелочей.

Поэтому ее уик-энды были заполнены делами, которые она планировала сделать в течение недели, но так и не успела. Все время, которое ей с таким трудом удавалось высвободить, она отдавала помощи брошенным и обиженным судьбой детям, привлекала внимание к ним общественности, выпрашивала, где могла, деньги. Только к этой стороне своей жизни она относилась с тем же рвением, что и к работе.

Светская жизнь сводилась к редким выходам куда-нибудь с Хью.

Как-то раз, несколько месяцев тому назад, придя на студию, она застала съемочную группу, живо обсуждавшую разные типы сексуального поведения. С какой бы командой она ни работала, любимыми темами для разговоров везде неизменно оставались секс и спорт.