Игорь Середенко - Под сенью звезд

Молодой человек стал на колено и прильнул ухом к её животу, охватив его выпуклость руками.

– Мальчик, подвижный.

Он посмотрел снизу вверх, в блестящие от слёз глаза Ислы.

– Это мой сын, он слышит и чувствует нас.

Девушка положила на его рыжие волосы руку и нежно провела по ним пальцами, чуть касаясь.

Пока Олаф и Исла прогуливались в уединении, вдали от шума, невидимые гостям, за одним из столов, среди фонтанов хмеля, танцев и тонких голосов – поющих традиционные песни, в глубине этого гама, тихо беседовали Сурт и Варг, недовольно бросая презирающие взгляды на танцующих крестьян и охваченных хмелем и весёлостью викингов.

– Слепцы и глупцы, – сказал Сурт. – Что он такое сделал? Чем он их покорил? Чем завоевал их сердца?

– Ты прав, прав, – согласился Варг. – Немного проявил щедрость, и вот – все довольны, веселы и… на его стороне.

– Это ведь мои корабли сгорели, это мои люди разбили армию этих юбочников,… где же справедливость? Куда смотрит Тор?

– Спокойно, ты слишком горячий. Всему своё время. Пусть радуются. Пусть думают, что счастливы и угрозы нет.

– Ты что-то придумал? – с пробудившимся интересом спросил Сурт, ёрзая на скамейке. Ему было неудобно сидеть за низким столом, его длинные ноги были зажаты меж перегородками стола. Он развернулся боком и протянул в сторону свои ноги, ноги Геракла. – Это я должен быть любимцем Тора. Он дал мне своё тело и силу.

– Да, но не дал ума.

– Что? – гневно спросил Сурт.

– Не обижайся, ты слишком горяч. Здесь нужно быть осторожнее и опытнее. За трон борешься всё-таки. В борьбе все средства хороши.

Сурт заглянул в глаза жреца. И, как всегда, ничего в них не увидел – лишь лёгкая ирония, окружённая мечтательностью. Но, вспоминая слова отца, Магнуса, он представил себе, как за таким, внешне тщедушным и спокойным человеком может укрываться коварство и хитрость.

– Ты слишком прямолинеен, – сказал Варг.

– Люди на его стороне.

– Это пока. Но стоит им раскрыть глаза и всё поменяется. За ним стоит Христос, за тобой Тор.

– Ну и что? – недоумевая, спросил Сурт.

– Стоит очернить Христа, показать людям, что он им не помогает и всё зло от его веры, как трон под Олафом зашатается, ох, как зашатается, развалится и Олаф…

– Рухнет, – не выдержал Сурт, ехидно улыбаясь.

– Да, но прежде, чем дойдёт до корней, мы должны подрубить ему ветки, длинные ветки и перекрыть доступ к воде, ведь именно она сейчас его питает.

– Что? Не понял, ты о чём?

– Я имею в виду его друзей. Без них он, как без оружия.

– А причём здесь вода?

– Хм, – усмехнулся жрец, поглядывая куда-то вдаль.

– Поясни, мне твои слова не понятны, не говори загадками, я этого не люблю.

– Вон, погляди на ту парочку.

Сурт посмотрел в указанном Варгом направлении.

– И что? Олаф прогуливается с какой-то девкой.

– Со всего надо выгоду иметь. Даже с этого. Ты что, ничего не видишь?

– Я вижу Олафа и какую-то бабёнку.

– Да, – протяжно произнёс Варг, – ты и впрямь слеп.

– Ещё одно оскорбление и я не посмотрю, что ты жрец, – грозно сказал Сурт, не понимая смысла слов Варга.

– Он же по уши влюблён. В эту синеглазку.

Сурт впервые обратил внимание на форму и красивые линии тела девушки, на блеск её дивных волос, на изящность походки, не свойственной крестьянкам.

– Вот откуда все его чудачества, – пояснил Варг. – Он счастлив и пребывает в раю, пока она рядом.

– Это не похоже на Олафа, – заметил Сурт, не отрывая взгляда с двух фигур, бродящих в окрестности, неподалеку от пиршества и общего гуляния. – Они держатся за руки. Ты прав.

– За руку он её держит, потому что она слепа, – пояснил Варг.

– Что, слепа? – удивился Сурт. – Синие глаза, слепа, – размышлял он. – Но откуда ты всё это знаешь?

Варг посмотрел на Сурта тем взглядом, которым, порой, смотрят родители на детей, когда те удивляют их своей глупостью или наивностью. Увидев взгляд жреца, полный изумления, Сурт прикусил губу и с видом мальчишки, не желающего признавать вину или ошибку, отвёл глаза в сторону.

– Ну, и как ты собираешься перекрыть ему воду? – спросил воин.

– Кто влюблён, тот уязвлён.

Сурт закивал головой, соглашаясь с опытным в делах жрецом, искушённым в подлости и коварстве.

– Я знаю, что ты человек Кнута Великого, – сказал вдруг Сурт, желая поставить Варга на место, что бы придержать его, что бы помнил кто он.

Варг сузил брови и внимательно поглядел на Сурта, пытающегося что-то изъять из своей памяти. «Бедняга, – подумал жрец, – как тяжело ему это даётся. Многочисленные сражения и удары по голове, не могли не сказаться».

– Не трудись, – сказал Варг решительно. – Я здесь на твоей стороне. Когда-то я помог Кнуту Великому взойти на престол и расправиться с врагами. Теперь я помогаю тебе.

– И ты будешь со мной до конца? – серьёзно спросил Сурт, с детской наивностью. – Не бросишь?

– До самого конца, – сказал Варг. Только ему был известен истинный смысл слов «до самого конца». Но Сурт, как все самоуверенные юные мечтатели увидел другой смысл.

– Замечательно. По возвращении ты будешь моим личным жрецом и главным во всей Нормандии.

Эти слова юного воина с задатками вождя льстили ему, поднимая гордыню. Но опытный и искушённый в интригах жрец быстро протрезвел, не поддаваясь лести.

– Это деловое предложение, Сурт, и оно мне нравится.

Сурт был доволен тем, что его слова были услышаны и одобрены жрецом. В таком деле, как свержение короля, нужен свой жрец, опытный и верный. Но он не знал, что его собственный родной дядя, Магнус, уже договорился со жрецом, обещав ему намного больше привилегий. Что ж, это игра, игра не на жизнь, игра до победного конца, и кто раньше вступит в игру, тот ознакомится со всеми правилами и играть ему будет легче, ведь он будет знать больше.

– Но почему он выбрал простую крестьянку, к тому же, островитянку? – спросил, недоумевая Сурт.

– Она не простая островитянка, – возразил Варг. – Она дочь Маккензи Логана, которого твои люди убили во время сражения.

– Дочь Маккензи? – удивился Сурт. – Да, я смотрю, ты зря время не терял.

– Не то, что твои люди на Эйстурой и северных островах.

– Что ты имеешь в виду? – Сурт поднял брови.

– До меня дошли жалобы, жители недовольны разгулом твоих людей. Они слишком своевольничают там. Нам нужно завоевать доверие среди местных жителей, а не вызывать в них гнев. Олаф давно это понял.

– Но мои воины всегда получали то, что хотели, после славной битвы. Они здорово потрудились, и теперь ублажают свои тела и души.

– Как бы они не освежевали свои тела и не расстались со своими душами, – возразил Варг, глядя на хмельных викингов, тискающих молоденьких девиц.

– Что ты имеешь в виду жрец, поясни?

– Твоих людей, охвативших северные острова, в два раза больше, чем людей Олафа. К тому же многие твои воины в душе на стороне короля, они почитают и уважают его, как великого воина и разумного правителя.

– Ну, – протянул недовольно Сурт. Он знал об этом. Его эта несправедливость тоже тревожила.

– Его людей меньше, из-за того, что значительная часть погибла во время шторма или потерялась в море.

– Ну.

– И поэтому он нуждается в дополнительном резерве воинов.

– Что, из числа юбочников? – догадался Сурт.

– А почем бы и нет. Они сильны, закалённые, знают здешние места и морские течения лучше викингов. Храбрости им не занимать. Им нужен лидер. Сильный, решительный. Думаешь, почему он до сих пор живёт на острове?

– Из-за бабы, ты же сам сказал.

– Баба есть баба, она в бой не пойдёт, меч не поднимет. Женщины оседлы. Им бы только детей нянчить и за домом приглядывать. Нет. Он что-то задумал. Я уверен в этом.

Олаф сидел на троне в своей резиденции и внимательно, порой с юношеским интересом выслушивал Оливию, которой он поручил заниматься христианскими проповедями среди женщин. Он посчитал, что она умна, способна увлечь людей, объяснить им суть христианской религии. Когда-то он ей подарил пергамент с десятью заповедями. И велел ей выучить слова Господа и донести их до людей, главным образом – до женщин, они были более богобоязненные, целыми днями находились в своих домах, следя за хозяйством. А Оливия должна была навещать дома фермеров и, разговаривая о насущных проблемах, о которых жене больше известно, чем мужу, обращать их в новую религию, содержащую все вопросы и ответы, решающую все проблемы, и прежде всего душевные. А успокоившись, люди смогут побороть и более материального врага – житейские проблемы и невзгоды. Оливии пришлась по вкусу новая религия, так же, как и другим жителям деревень. И чем больше проблем и грехов было в крестьянских семьях, тем лучше они прислушивались к Оливии. Опытная жрица сразу это заметила и, воспользовавшись случаем, вникала в подробные сплетни крестьян. Старухи жаловались на молодёжь, тёща на зятя, свекровь на невестку, сёстры друг на друга и так далее. Столь большой улов сплетен и доносов, скрывавшийся внутри беспокойных и недовольных сердец женщин, Оливии ещё не приходилось собирать за всю свою карьеру жрицы. Она терпеливо и с доверием вникала в суть дела, отмечая для себя то, что нужно было ей лично, для её пользы. На всякий грех, совершённый крестьянскими душами, она уготовила им молитвы. «Господь великодушный, он любит вас всем сердцем, он готов простить ваш страшный грех, если вы вспомните его в своих искренних молитвах, – говорила она, выступая в роли праведника – земного ангела». Она несколько поменяла свой образ. Из загадочной, суровой и страшной жрицы, схожей с коварством ведьмы, она преобразилась в скрытую тихоню, готовую всегда по зову сердца явиться в фермерский дом, выслушать проблемы, и, как знахарь, прописать микстуру, способную излечить раненые души. Но можно ли излечить душу одними молитвами, не изменившись на деле? Ведь суть проблемы, её корень зла, то, с чего она возникла, осталась. И крестьяне, вдохновлённые отпущенными грехами, и заражённые прощениями того, кого они никогда не видели и не увидят, с лицами младенцев приступали к своим житейским делам, которые вскоре приносили все большие бури. Но Оливия и тут выкручивалась. «Значит, вы плохо молились, не истинно, – говорила она в таких случаях, голосом боле суровым, настойчивым, что бы грешники, как она их называла, осознали свою вину». Даже в таких ситуациях, она не просто выкручивалась, она вдохновлялась, она поражалась гениальности слов и методов ублажения, сговорчивости новой религии, способной справится со всеми трудностями. Чем больше человек не понимал и сопротивлялся, тем большим грешником он был. А вообще лекарство от всех сквернословий и недовольств новой религией у неё было простым: «Господь всеблаг, всемогущ и всесилен, только он может избавить вас от ваших грехов». Так, шаг за шагом, от фермы ферме, от сердца к сердцу, от греха к греху, ходила Оливия целый день. Она уставала, её одаривали фермеры за её бескорыстную помощь людям. Её знали во всех домах, ей доверяли и почитали ещё больше, чем когда-либо.

Но однажды до неё дошли слухи, что Олаф нашёл свою избранницу и она живёт здесь, в деревне. Эта новость обрадовала Оливию, которая уже наметила план своего содействия в свадьбе. Но, когда до её слуха долетело имя избранницы короля викингов, она пала в отчаяние. Она столько времени и сил уделяла тому, чтобы род Маккензи сгинул, и вот, когда осталась лишь его дочь, ослепшая от её трав, сваренных, когда та пришла к ней в дом за помощью, выясняется, что даже такая, она способна была подняться и стать счастливой, в то время как муж Оливии трагически сгинул в пенящейся от крови морской воде, и горе жрицы, не способное угаснуть, до сих пор её терзает, не даёт покоя. Она не могла с этим смириться, и потому решила переубедить Олафа – не жениться на Исле, выбросить её из головы.

– Христиан становится ещё больше, – сказала Оливия, – каждый день я веду беседы с жёнами фермеров.

– Великолепно, – сказал Олаф. – Женщины, в свою очередь, подговаривают мужчин. Я уверенна, что им долго не устоять, и они тоже начнут молиться Христу, ведь у них грехов ещё больше, чем у женщин, – сказав это, она подумала об обратном, и даже была в этом убеждена, но сдержалась от этих слов.

– Значит, твой план был выбран верно, – похвалил её Олаф.

– Я признательна тебе за доверие. И буду перед тобой честна до конца.

Олаф в благодарность качнул головой.

– Много ли церквей построено? – спросил он.

– Как ты и велел, на каждом острове были созданы такие дома. Люди в них могут прийти в любое время, чтобы поговорить с Господом.

– Они просторны?

– Они не велики, но двое и даже трое человек там могут поместиться. Мы используем уже построенные дома, заброшенные, недостроенные. А иногда бывает какой-то фермер, подарит нам свой коровник или сарай, из любви к Богу. Мы переоборудуем его под святое место.