Глава 53

На острове Эйстурой стали происходить странные происшествия. Одна из овец, пасшихся мирно на поляне, исчезла. Её искали и не нашли. А на утро следующего дня её холодное тело было найдено в ущелье эльфов, куда забрели пастухи в надежде отыскать беглянку. Тело овцы было доставлено в селение. Фермеры удивились тому обстоятельству, что тело несчастной было без единого пореза или укуса, и, тем не менее, в нём до последней капли исчезла вся кровь, словно кто-то её высосал или, непонятным путём, вылил.

После этого странного случая, повергшего крестьян в ужас и породившего ряд слухов, произошёл ещё один странный случай. На деревьях леса, который рос в том же эльфийском ущелье, загадочным образом появились мёртвые птицы. Это были одни из тех птиц, которые колониями селятся у прибрежных скал. Это были колонии кайр. Несколько десятков этих очаровательных птиц висели головами вниз на ветках чёрных деревьев, так и не пустивших зелёные почки, спрятав листья от людей. Их тела, обескровленные тела, висели, словно привязанные к веткам. Когда тела мёртвых птиц снимали с деревьев, то обнаружили, что деревья пустили сок – смоляную застывшую прозрачную жидкость, приклеив, тем самым, птиц мёртвой хваткой к веткам.

Одинокие путники, проходившие в тех краях, были свидетелями странного голубого свечения над могилой Сурта. Этот ночной призрак плавно скользил по холму могилы, гулял над камнями, покрытыми лишайником, подплывал к самой воде, и даже парил над озером.

Вся эта совокупность странных и невероятных рассказов явилась причиной для появления не менее мистических слухов и сплетен. В результате, это породило желание людей раз и навсегда избавиться от ведьмы. Она была мертва. Её усопшее тело мирно покоилось в мрачной могиле Сурта, но её душа, видимо, не нашла покоя и теперь бродит среди холмов и скал, посещая зловещее ущелье эльфов и навещая живых. При жизни Оливия не выполнила своей миссии, её цель осталась не завершена, и потому дух так ярко светил в ночи, не зная покоя. Люди были суеверны, они вспомнили о тех странных рисунках, где изображалась ведьма. Они были выбиты на могильном камне, где было когда-то тайно захоронено тело Робертсона – мужа покойной Оливии. В могиле был похоронен, возможно, не по обряду, жрец. Люди помнили его магию, его мистическую силу, и боялись.

Поэтому было решено вызвать священника. Натан, с крестом в руке, и святой водой, взятой из церкви, в молитвах прошёлся по ущелью, где была могила забытого жреца, окропил он и могилу Сурта. Но благочестивые деяния священника не помогли. Спустя два дня был вновь замечен призрак, круживший в беспокойстве, окружённый зловещей аурой мести, над могилой Сурта. Вечером того же дня мужчины селения, среди которых было немало викингов, пришли с факелами и лопатами к его могиле. Могильный холм был раскопан. Деревянная могила – перевёрнутый корабль, вскрыта. К удивлению людей, в могиле было обнаружено разложившееся тело Сурта и… тело Оливии, казавшееся всё ещё живым. Её тело не было тронуто червяками, не было пятен или следов гниения. Оно было всё таким же – старческим, в морщинах, будто Оливия вошла в это последнее пристанище этой ночью. Она не лежала, в отличие от потускневшего тела Сурта, голова которого почернела и глубоко склонилась на грудь, её тело находилось в позиции сидя, скрестив под собой ноги. Голова мёртвой жрицы гордо возвышалась, подбородок был приподнят, словно она взирала вверх, желая выбраться на поверхность. Но страшнее всего были её глаза, они потемнели, стали чернее ночного мрака, в них всё ещё чувствовалось ненасытное желание жрицы – быть отомщённой. Казалось, что это зловещее желание мести, не отпускало её даже в могиле, охватив всё её мертвенное, окоченевшее тело, не давая ему покориться естественному разложению. Видимо, месть – эта земная сила, всё ещё питала её своей зловещей энергией.

– Ведьма! Ведьма! – кричали обезумившие люди.

Они решили раз и навсегда покончить с ведьмой, подпалив ветхое строение, полусгнившее в земле. Принесли сухую солому и бросили её в деревянную могилу, подпалив. Всё вспыхнуло. Последнее земное прибежище кричащей души ведьмы сгорело дотла, лишь чёрные струйки дыма, над могилой Сурта, напоминали ранним утром о том, что здесь покоилась Оливия. Сгоревший пепел – все, что осталось от кучи сгнивших досок и двух трупов. Яму засыпали землёй, чёрный дым рассеялся вместе с жуткими видениями, будоражащее сознание и наводившими ужас в сердцах землевладельцев, рыбаков и былых воинов.

Вместе с этими неприятными событиями, слух о которых облетел все острова, люди вспомнили и об Исле – о том зле, которое взялось из ниоткуда и поселилось в её теле. В смерти Олафа стали винить Ислу и священника. Люди были ослеплены проклятием ведьмы, её ненависть проникла в сердца простых и богобоязненных крестьян, и отравляло их мозг, посылая ему свои зловещие мысли. Натан прощал людей за их слова, за беспочвенные обвинения. В глубине души он понимал: они были глухи и слепы, прежде всего, потому, что думали лишь о себе – о спасении своей грешной души.

Тем временем, люди из-за суматохи, и всех этих событий, совсем позабыли о звёздах, тех самых, чей лик всё угасал. А когда они опомнились и взглянули в чёрную бездну, то их не обнаружили. Две звезды – созвездие Ислы, что взошли в день её рождения, погасли, канули во мрак, безграничного пространства холода и безразличия, где не было места ни для одной живой души, лишь одинокие ледяные камни, которым суждено вечно скитаться по замкнутым дугам, пребывая в бесконечном забвении, ибо их удел – вечный покой.

Прошло три года. Лето обхватило в свои ласковые объятия Фарерские острова, посылая тёплые лучи и лёгкий туман, бережно окутавший низовье гор. Согретые солнцем воды, зелёная сочная трава привлекли живых существ, которые каждый год с началом оттепели возвращаются к родным берегам, где они чувствуют себя дома. Живые создания, будь то рыбы, птицы, объятые силой старой привычки, сформировавшимся условным рефлексом, манит этих существ к родным берегам, где они родились и выросли, куда их возвращает память, осколками склеивая отдельные незабываемые фрагменты из прошлого.

Что же собрало людей, здесь, на берегу фьорда, прорезавшего причудливой линией остров Вагар? Какая сила их манит раз в год, в летнюю пору к каменистому берегу, где тревожно плещутся волны, словно о чем-то шепча собравшимся людям? Волны, беспокойно накатываясь на камни, предвещают бой. А может они умоляют людей о милосердии, просят их о снисхождении, заглядывая в их души? Мужчины, вооружённые топорами, крюками и мечами, по-прежнему холодны и молчаливы. Отрешённым взглядом, не способным к состраданию, они глядят вдаль. Их лица суровы, а сердца, в такой день, каменные, ими управляют не желания и инстинкты, как у живых тварей, ежегодно возвращающихся к островам, ими овладела сила способная выжить, имеющая более глубокое проникновение, ибо это зловещее проклятие задело самые чувствительные уголки человеческого мозга, в которых человек видит себя на вершине мира, объятый гордыней, облепленный пороками, как лишайником, и укреплён желанием справедливости, облачённой чёрной мантией мести. Но всего этого мужественные воины, а теперь рыбаки и фермеры, не замечают, не видят того, что перед ними, ибо они ослеплены древним ядом, проникшим в их сердца и сознание.

Эти массовые убийства гринд превратились в традицию. Люди боятся, что зло вернётся в обличии морских существ, схожих с дельфинами. Суеверные люди предусмотрительно не допускают к берегу священника, Натана, что бы он не предупредил гринд об опасности, люди помнят его сговор с ведьмой и не верят ему. Также они не допускают к месту боя беременных женщин, боясь, что демоны, покинувшие тела убитых гринд, проникнут в тело женщин, как в колыбель зарождения, и вселятся в тело плода. Беременные женщины и священник в этот день не смеют показаться на поле сражения – зло не должно знать о засаде, об опасности.

Кое-что изменилось и в самой традиции – вечном бое с неведомым злом. Теперь с ним сражаются лишь юноши, не вкусившие запаха смерти. Зло всё помнит, у него хорошая память. Люди решили каждый год менять людей, готовящихся к поединку, чтобы злу не были известны лица его палачей, ибо узнав их, оно вспомнит и их недостатки – их слабые места, и потому сможет их одолеть. По этой причине предусмотрительные люди высылают раз в год своих сыновей, юношей, которые должны впервые встретиться с посланниками зловещего монстра и одолеть их в честном поединке. Эту кровавую традицию они назвали: «традицией мужества». Как истинные охотники, беспощадно, с хладнокровием и жестокостью, ничего не имеющего общего с гуманностью, они убивают, режут на части живую плоть чёрных дельфинов и… оставляют жизнь одному. Зачем? Не лучше ли и его отправить на тот свет? Ведь вся его стая, вся семья, включая новорождённых, погибла у него на глазах. Люди отпускают одного, пристально следя ему в след, глядя, как он улепётывает, скрываясь в тёмных просторах океана, унеся с собой ненависть и боль, переходящую в забвение. Не лучше ли было его убить? Зачем ему нужна эта жизнь без родных, без близких ему созданий? Он бы и сам ушёл из жизни, потеряв все надежды на неё, ведь теряя близкого, ты и сам, порой, отдаешь часть себя. Отрывается частичка сердца, вместе с гибелью близкого, а вместо этого остаётся частичка забвения – мёртвая ткань, не способная жить и не имеющая ничего общего с жизнью. Жизнь и смерть становятся на весы существования, оценивая друг друга – чья возьмёт. Мёртвые частички сердца объединяются, их становится больше, пока всё сердце не потяжелеет, не окаменеет и не погибнет. Но жизнь на этом не оканчивается, на смену погибшему рождается новое, животрепещущее, полное желания и сил к существованию, и вечной судьбе живого и мёртвого. Бесконечный покой также цепко хватается за существование, как и движение. Живое также нельзя одолеть, как и мёртвое – это закон равновесия, закон всесильной и вечной природы.

Люди, стоящие по пояс в кровяной жиже, окрашенные багровой кровью, спрятавшие лица за кровавой маской смерти, уже вкусившие чувство, возникающее при убийстве, отпустили одного из стаи. Они желают, что бы он, выживший в поединке, вернулся бы к зловещему чудовищу и рассказал бы ему об отражении атаки, о том, что зло проиграло и в этот раз. Пусть оно готовит своих странников, своих воинов к следующему поединку, пусть оно знает, что жители восемнадцати островов не струсят перед ним и встретят его безропотно.

Поздним вечером, когда кровавые страсти на берегу улеглись, тела убитых гринд выволокли на берег и сложили в линию, как трофеи, оставляя в прибое огромное красное пятно, где, быть может, задыхаясь в крови родных, погибали детёныши дельфинов, не замеченные людьми. Их жалкие голоса всё ещё резали слух и терзали души людей, прося о милосердии, о быстрой смерти, ибо жизнь для них потеряла всякий смысл. Мир жестоко встретил их на пороге жизни, оттолкнув их обратно – в преисподнюю, за черту жизни.

Натан вместе со своей семьёй находился в этот вечер далеко от кровавых событий. Он был в храме на острове Сандой, где когда-то он спрятал за овечьими шкурами изваяние Христа, отвергнутого жителями. Он открыл статую, сбросив шкуры, и подвёл шестилетнего мальчика к алтарю.

– Вот, Сигар, смотри, – сказал Натан. – Это наш бог, его зовут Христос. Он обладает удивительным качеством человеческой души – милосердием, он дарит своё сострадание людям. В этом заключается его любовь к людям, он учит их доброте и жалости…

– Но, отец, – робко сказал Сигар тоненьким дискантом, – почему же тогда люди собрались на берегу? Ты велел мне не смотреть в их лица, когда мы уплывали.

– Они отвернулись от Господа, ими завладело зло, – ответил священник.

Айлин молчала, она стояла позади мальчика, нежно держа его за плечи.

– Может когда-нибудь, – продолжил священник, – они увидят это изваяние и в них пробудится жалость, они поймут, что без сострадания к живому человек теряет себя, превращаясь в безликий, холодный камень.

– Ты сегодня обещал сделать меня своим помощником, – сказал юный Сигар.

– Да, сегодня ты, находясь в священном месте Христа, дашь обещание, верно служить Господу.

Мальчик покорно склонил голову. А священник приступил к молитвам и церемонии посвящения в послушники. После церемонии и облачении Сигара в новое чёрное одеяние, сшитое Айлин, Натан отвел мальчику в небольшую келью:

– Теперь, когда ты защищён Господом, я поведаю тебе нашу семейную тайну. Я расскажу тебе о проклятии чёрной рыбы.

– Что это за рыба? Я видел её?

– Не думаю, что её видел кто-нибудь из живых, и лучше о ней никому не знать. Она, как судьба, появляется в нашей жизни по своему желанию. Она знала многих людей.

– Сколько же ей лет? – спросил Сигар.

– Она настолько древняя, насколько стар человеческий род, – ответил Натан. Он вынул из деревянной коробки свернутую овечью шкуру и развернул полотно.

– Что это?