Кристина Додд - Под шотландским пледом

В черноте его зрачков Андра видела решимость, которая направляла его. Его дыхание касалось ее щеки.

– Андра.

Похожая решимость вспыхнула и в ней; Андра не даст ему запугать себя. Она с силой оттолкнула его.

– Слезьте с меня, здоровенный вы болван. Что вы из себя строите? Какого-то английского разбойника?

Он скатился с нее и плюхнулся на спину, прикрыв глаза рукой. Она испытала некоторое удовлетворение и тайную радость. Значит, она не так уж ошиблась в своем мнении о Хэддене. Он не пнет ногой собаку, не ударит служанку, не станет целовать девушку против ее воли. Он славный человек, уступчивый.

Со временем он поступит именно так, как она предсказывала все эти месяцы. Он о ней забудет.

Она никак не думала, что он придет в такое раздражение. Андра опасливо отодвинулась от него в глубину комнаты. Неужели в его характере есть какие-то грани, которые она неверно определила?

– Значит, дело в этом? – Голос его звучал настороженно мягко, точно у игрока, решившего не показывать свои карты. Хэдден все еще прятал глаза, закрывшись рукой.

– В чем? – осторожно спросила она.

– Вы поэтому отвергли мои ухаживания? Потому что я англичанин?

– Нет, конечно, нет.

– Значит, дело в моей семье.

– В вашей семье?

– Вероятно, дурная слава Фэрчайлдов дошла даже до Шотландского нагорья. Вы знаете, что о нас говорят, и вам не хочется прививать такой побег к вашему великолепному фамильному древу.

Она смотрела на него с удивлением; он хорош собой, порядочен, добр, его слова вызывали у нее сомнение – но будь она проклята, если скажет ему истинную причину своего отказа.

– Я ничего не знаю о вашей семье.

– Значит, вас беспокоит то, что меня воспитывала сестра, а она сделала это, конечно, не так хорошо, как сделали бы родители. Но все же уверяю вас – она нежно любила меня и хорошо учила, У меня манеры и нравственные понятия человека, которого вырастил строгий отец.

– Это я знаю, потому что у нас в Шотландском нагорье человека ценят по характеру, а не по происхождению, – гордо сказала она.

Он отвёл руку от лица и уставился в потолок.

– Вот как? И как же вы оцениваете мой характер?

Она сглотнула.

– Вы сказали, что хотите жениться на мне, но я знала, что это не так… вы просто увлечены.

Повернув голову, Хэдден окинул ее внимательным взглядом:

– Вот как.

Она еще немного отодвинулась от него, жалея, что не может промчаться вниз по лестнице, выскочить за дверь и спрятаться от этого загадочного, понимающего взгляда. Ей не нравилось сочетание напряженности и беспечности, которую представлял собой этот человек. Это вызывало у нее неуверенность в себе и в своей власти над ним. Она не привыкла чувствовать себя таким образом – нервозно, точно лошадь, которую выезжают. Во-первых, она леди, во-вторых, привыкла руководить.

Но почему же тогда сердце у нее бьется как-то слишком быстро? Почему перехватывает дыхание, а на лбу выступил легкий пот? Не потому ли, что она боится, как бы он не заставил сказать правду? А ведь даже сама с собой она притворялась, что этой правды не существует.

И Андра умышленно, уже в который раз за эти месяцы, обратила свои мысли к делам и обязанностям. Но думать об этом сейчас она не могла, поэтому оглядела комнату. В конце концов, хозяйка должна оценить, как поработала ее прислуга.

В комнате не осталось никаких следов пыли. Доски пола, старые и потрескавшиеся, были вымыты. Оконные стекла блестели, оба окна были слегка приоткрыты, чтобы дать допуск свежему воздуху. Паутина больше не висела по углам. В комнате стояла ненужная или негодная мебель – стул с ободранной обивкой, скамья, высокий старый стол-подставка для лампы.

Со всего замка собрали сундуки и подняли сюда, наверх, и Андра скривилась, представив себе, как ворчали при этом слуги. Но ей больше, чем кому-либо, была известна тщетность споров с Саймой, когда та приступала к выполнению своего замысла, а эта комната была действительно просторной и светлой. Наверное, Сайма права. Наверное, памятные фамильные вещи нужно хранить именно здесь.

Андра не очень много знала о мужчинах и мужских желаниях, но при виде грубого пристального взгляда Хэддена у нее возникло ощущение, что следует поспешить с пледом, иначе придется отбиваться.

Раньше такого не было. Нет, в прошлый раз, когда он приезжал сюда, в роли соблазнительницы выступила она, и роль ей удалась, потому что еще не настало утро, а он уже предложил ей выйти за него замуж.

Проснувшись, она обнаружила, что он смотрит на нее с необычным блеском в глазах.

– Андра. – Ласковым прикосновением пальца он отвел волосы с ее лица. – Вы женщина, которую я люблю. Прошу вас, выходите за меня замуж.

Черт бы его побрал! Зачем он привнес реальность в ее фантазии? И черт бы побрал ее саму за то, что захотелось закричать, как испуганному ребенку, когда он сделал ей предложение.

И теперь она несколько раз сглотнула, стараясь побороть почти такой же страх.

– Плед. Сайма сказала, что он в сундуке. Давайте посмотрим его, пока не стемнело.

– В сундуке? – Он окинул взглядом пять сундуков, стоявших в ряд; некоторые были настолько древними, что треснули по стыкам. – В котором именно?

Неужели нужно до такой степени все усложнять? И неужели Сайма не могла высказаться немного точнее?

– Поищите.

– А я узнаю, что это плед Макнахтанов, когда увижу его?

Он прав, с неудовольствием согласилась она. Конечно, придется помочь ему отыскать этот свадебный плед, после чего можно будет с чистой совестью отправить настырного гостя на все четыре стороны.

– Я помогу вам.

Из его груди вырвался какой-то звук – не то смех, не то ропот; скорее всего ворчание.

Поднявшись с пола, она обнаружила, что колени у нее все еще дрожат, но цель – показать ему этот несчастный плед и избавиться от непрошеной близости – помогла ей укрепиться.

– Можете не искать, если вы такой лентяй. Я сама поищу.

Она направилась к сундуку, стоявшему дальше всех, и Хэдден пошел за ней.

– Нет. – Она протянула руку, чтобы остановить его, потом быстро опустила ее, чтобы он не заметил, что рука у нее дрожит. – Мне будет удобнее, если вы не будете стоять у меня над душой.

Остановившись, он сказал:

– Вы, как всегда, любезны, леди Андра.

Любезна? Любезность ей ни к чему. Ее заботит только скорость. Она посмотрела в окно. Стоял июль, в Шотландии это разгар лета. До девяти у них есть два часа солнечного света.

Но сундуки были широкие и глубокие, все пять заполнены историей Макнахтанов, и, опускаясь на колени перед первым сундуком, Андра поняла, что лелеемая ею надежда найти здесь плед безумна.

Тем не менее Андра затаила дыхание, подняв крышку и сняв первый слой – простую бумагу, которую положили сверху, чтобы защитить содержимое от пыли. Под бумагой лежали пледы, множество пледов, и на мгновение Андра позволила себе погрузиться в запах старых тканей и старых воспоминаний.

Потом, когда Хэдден подошел к ней, она вынула эти аккуратно сложенные пледы. Плед Макаллистеров, плед Макниллов, плед Россов. Пледы всех тех семей, женщины которых в то или иное время выходили замуж за мужчин из рода Макнахтанов.

Но пледов Макнахтанов здесь не было.

Она осторожно положила пледы обратно и покрыла их бумагой.

Потом откуда-то издали до нее донесся какой-то глухой жуткий звук… Обернувшись, Андра спросила:

– Что это?

– Ваши мыши. – Хэдден стоял у высокого стола с таким хмурым видом, словно местонахождение этого стола вызывало у него раздражение.

Она напрягла слух, но больше ничего не услышала. Блуждающий ветерок взъерошил ей волосы, и Андра успокоилась. Ну конечно. Это слуги разговаривают внизу, на дворе.

Она подошла ко второму сундуку, а за спиной у нее Хэдден протащил что-то по полу. Мужчины любят переставлять мебель по-своему. Пусть себе – лишь бы не болтался рядом с ней.

Шум прекратился, и ей стало не по себе. Оглянувшись, она увидела Хэддена. Он стоял слишком близко, чтобы она могла чувствовать себя спокойно, и она сердито посмотрела на него.

Он ответил ей таким же сердитым взглядом, потом круто повернулся, а когда она подняла крышку сундука, то услышала, что по полу опять что-то протащили.

Ох уж эти мужчины. Кому, как не ей, знать, что им нужно чем-то занять себя, иначе они натворят беды.

Андра заглянула внутрь, посмотрела на завернутые в бумагу предметы странных очертаний, которыми был заполнен сундук. Взяв один из них, она взвесила его на руке. Легкий, продолговатый, бугристый. Развернув бумагу, она вздрогнула, уронила этот предмет – и рассмеялась.

От ее смеха возмущение Хэддена стихло, и его непреодолимо потянуло к ней. Он стоял, возвышаясь над Андрой, и ему страшно хотелось отвести пряди волос с нежной кожи ее шеи и прижаться к ней губами. Ему хотелось схватить Андру в объятия и любить ее до тех пор, пока у нее не иссякнут силы. Ему хотелось… ему хотелось говорить с ней, будь она неладна. Просто говорить, исследовать закоулки ее души, узнавать ее. Но кажется, именно это-то и пугало Андру больше всего. И он спросил тихо, как обычно разговаривал с норовистыми лошадьми:

– Что вас так насмешило?

– Мой двоюродный дедушка.

Он понятия не имел, что у нее есть какой-то дедушка.

– И что такое с вашим двоюродным дедушкой?

– Он был путешественником. Уехал из Шотландии в молодости – это случилось после битвы при Куллодене – и объехал весь мир. Много лет спустя он привез с собой кое-какие необычные вещицы на память.

Она говорила свободно – так она не говорила с ним с тех пор, как он произнес роковые слова «выходите за меня замуж», – и Хэдден наклонился к ней ближе.

– Что за необычные вещицы?

Андра вынула деревянную маску, разрисованную странными рисунками, и помахала ею перед Хэдденом.

– Это из Африки. Дядя Кларенс рассказывал, что туземные женщины вешают такие маски в своих хижинах, отпугивая злых духов. – И, улыбаясь, Андра протянула ему причудливую маску.

– Меня она непременно напугала бы. – Он поворачивал маску и так и сяк.

– И вот это. – Она развернула раскрашенные часы, украшенные затейливой резьбой в виде завитушек и щеголяющие потайными дверцами. – Из Германии.

Хэдден присел на корточки, отложил маску в сторону и взял в руки часы.

– Оригинально.

– Безобразно, – поправила она.

– Ну… пожалуй. – Она тоже улыбнулась, и у него перехватило дыхание.

– Если их завести, они очень точно показывают время, и каждый час вот отсюда выскакивает птичка и поет.

– Почему же вы не держите их внизу, в большом зале? – осторожно пошутил он.

– Мы и держали, пока дедушка… пока он не уехал. – Она больше не улыбалась. – Тогда мы их убрали, потому что, увидев их, моя мать начинала плакать.

Вот один кусочек головоломки, понял Хэдден; она скучает по своему деду и переживает из-за матери.

– А почему он уехал?

– Воспоминания у нас в Шотландском нагорье живут долго. Здесь были англичане, забравшие себе поместья тех шотландцев, которых объявили вне закона, один из них помнил дедушку Кларенса и угрожал выдать его как мятежника. Дедушка понимал, что семья может очень пострадать из-за этого. – Она пожала плечами, как будто это не имело значения, хотя значение это очень даже имело. – Вот он и уехал.

Хэдден неторопливо уселся на овечью шкуру, вытянул длинные ноги и помассировал бедра, как будто они болели.

– Но ведь он был, надо думать, старым человеком! Чем он мог быть им опасен?

Она искоса посмотрела на него. Увидев, что его руки двигаются вверх-вниз по мышцам, она бессознательно стала подражать ему, растирая ноги длинными задумчивыми движениями.

– Он мог бы отнять у этого несчастного мужа-англичанина свою бывшую возлюбленную и увезти ее с собой, вот что.

Она проговорила это с юмором, но на самом деле ей было не смешно. За ее храброй улыбкой, за выгнутыми бровями скрывалась печаль.

– Значит, он был белой вороной? – проговорил Хэдден.

– Только не в семье Макнахтан. В семье Макнахтан все мужчины – белые вороны. – И, нагнувшись, она начала рыться в сундуке, словно могла спрятаться среди его содержимого.

Но спрятаться от Хэддена она уже не могла, потому что он наконец-то начал получать ответы на терзавшие его вопросы.

– Кто еще?

– А? – Она подняла на него невинный взгляд. Он ни на минуту не поверил в эту невинность.

– Я никогда не слышал об этом раньше. Кто еще был белой вороной?

– Ну… мой отец, например. – Шелестя бумагой, она развернула очередной бугристый сверток, и появилась статуэтка обнаженной женщины высотой в пять дюймов, с огромной грудью. Андра снова усмехнулась, но на этот раз ее веселость выглядела натянутой. – Посмотрите. Это из Греции. Дедушка считал, что это богиня плодородия.