— Я ничего с ней не делаю. Она пришла обсудить кое-что, и я налил ей бокал вина

— Как же, — выпаливает злостно Линк. — Ты зашел в гостиную со стояком, который мог посоперничать по твердости со стволом дерева, и я не поверю в твои басни о том, что вы только «говорили». Говори это дерьмо кому-нибудь другому, выкладывай, в чем дело.

Проклятье. Он заметил мой стояк.

Я не собираюсь лгать дальше о нас с Эм, поэтому просто скажу как есть.

— Это не твоего ума дела, Линк. Мы взрослые люди.

Я не хочу вдаваться в детали и рассказывать ему, что именно происходит, но я ясно дам ему понять, чтобы он не смел совать свой нос в мои дела.

— Так история о том, что она тебя сбила и сейчас выплачивает долг, полная лажа?

Я улыбаюсь.

— Нет. Это чистая правда. Эмили и правда чуть не сбила меня насмерть, и да, вчера красила стены в моей гостиной. Еще она выполняет различные поручения.

— Различные поручения? Пожалуйста, Никс, не говори мне, что она отрабатывает долг, трахаясь с тобой, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, скажи, что это неправда!

— Ты гребаный извращенец, Линк! Естественно, она не делает этого. Она помогает мне в магазине, у меня накопилось много дел с документами, поэтому она сейчас работает моим секретарем, приводит дела в порядок.

Линк ничего не отвечает на мою чересчур эмоциональную речь, он просто стоит и смотрит на меня, делая глоток пива. Затем прочищает горло, и его голос серьезный и наполнен волнением:

— Не смей причинить ей боль, Никс. Не делай этого.

Моя кровь мгновенно закипает, и в груди зарождается неприятное сомнение.

— Почему? У тебя есть к ней чувства? — Если так, то ему не получить Эмили, этого не случится.

— Нет, у меня нет никаких чувств к ней. То есть, я имею в виду, если бы она дала мне немного времени пообщаться с ней или, может, сходить на пару свиданий, я уверен, что у нас бы что-то и получилось, но она никогда не рассматривала меня в таком свете. — Он замолкает, пытаясь, по-видимому, подобрать нужные слова. — Просто, понимаешь, если ты ранишь ее чувства, это, скорее всего, разрушит мою дружбу с Райаном. Мне не хочется признавать, но я обожаю играть с ним и просто общаться. Я имею в виду, когда будешь что-то делать, Никс, немного задумывайся о других.

Ого. О таком развитии ситуации я даже не задумывался. Мне нужно пораскинуть мозгами на эту тему.

— Линк, все будет нормально. И с Эм у нас полное понимание.

Но он продолжает смотреть на меня взглядом, в котором определенно плещется беспокойство.

Я пытаюсь заверить его, что все в полном порядке, а вместе с ним и себя.

— Мы с Эмили знаем, что делаем. Мы понимаем друг друга. Не волнуйся.

***

Эмили ушла пару часов назад, а я лежу в кровати, пытаясь сделать все возможное, чтобы уснуть. Нет никакого гребаного шанса, что я смогу избавиться от мыслей или от образов, что каждый раз прокручиваю в своей голове о том, как мы были вместе на кухне. Она была такой раскованной. Эмили была готова принять все, что я мог ей дать. Я полагал, что она будет немного тяжелее на подъем, более замкнутой. В тот момент, когда я рывком стянул ее платье... я... я ожидал, что она смутится, или, может, станет нервничать, или же будет немного раздражена, что все происходит посреди кухни. Но Эмили... оказалась полной противоположностью. Она полностью открыла свою сексуальную природу.

Я совершенно не представляю, какой у нее сексуальный опыт, и, если честно, мне плевать на это. Я уже разрушил свою защитную стену и теперь все, о чем могу думать, что она может не вернуться. Я пытался, видит Бог, как я пытался держаться от нее подальше. Каждый логический аргумент, который возникает в моей голове, нашептывает мне, чтобы я держался от нее подальше, но я продолжаю игнорировать их.

Я правда думаю именно так, как и сказал Линку, что мы с Эмили взрослые люди и сами во всем разберемся. Я не желаю, чтобы кто-то стоял на нашем пути сексуального познания друг друга.

Но в глубине души я все же продолжаю беспокоиться, а сможет ли Эмили смириться с такими отношениями, но я точно знаю одно, если она захочет отношений, я не смогу с ними справиться, и мне придется оставить ее. Только одна мыль о том, что мне необходимо будет ее покинуть, насыщает мои вены яростью. Сердце начинает стучать быстрее.

Я делаю пару глубоких вдохов, которые помогают мне немного успокоиться и расслабиться, как меня учила доктор Антоняк. И кстати, мне необходимо нанести ей визит, потому что после диалога с Полом, я вновь чувствую себя взвинченным. Мне нужно обязательно позвонить ей и назначить встречу на завтра.

Словно чувствуя мою потребность в нем, Харли запрыгивает на кровать и неспешно подползает ко мне, укладывая свою голову мне на грудь, и смотрит и успокаивает меня своими большими, добрыми глазами оттенка горького шоколада. Я поднимаю руку и кладу ладонь на его голову, почесывая за ушами. Пытаюсь сконцентрироваться на мягкости его шерсти под моими пальцами.

Пока я продолжаю поглаживать Харли, мое сердце постепенно успокаивается, и после пары минут я даже чувствую, как на меня наваливается сонливость. Мои мысли опять устремляются к Эмили, и я вспоминаю, как она охотно насаживалась на мои пальцы. И это последняя мысль перед тем, как я проваливаюсь в сон.

18 глава

Никс

Первым делом в понедельник утром я звоню доктору Антоняк, чтобы узнать о возможности встретиться завтра днем. Она отвечает мне утвердительно, потому что назначенная у неё на это время встреча была отменена. Я набираю сообщение Эмили, сообщая, что меня не будет в городе следующие пару дней, и чтобы она появилась на работе в среду.

В моем сообщении нет ничего лишнего, вообще-то я веду ожесточенную борьбу с собой, потому что очень хочу спросить у нее, как прошли ее выходные, и думала ли она обо мне так же, как я о ней. Но затем я внутренне высмеиваю свое странное желание написать ей такие слова и просто убираю телефон в карман.

Такие действия с моей стороны могут ввести Эмили в заблуждение. Это может перевести всё, что сейчас есть между нами, на новый уровень, а я этого ужасно не хочу. Я прихожу к выводу, что буду обращаться с Эмили так же, как и с Лилой, к примеру.

Я спрашиваю у себя, написал бы я Лиле сообщение, чтобы спросить, как она провела свои выходные?

Ответ прост. Однозначно, нет.

Поэтому и у Эмили я спрашивать не буду.

И не имеет никакого значения, что на самом деле я очень хочу узнать, как она провела свои выходные. Я никогда не задумывался о том, что делала Лила после того, как она покидала мою спальню, но с Эмили все по-другому, я очень хочу знать, что она делала и делает в данный момент.

А это еще один источник напряжения, с которым что-то нужно будет делать, и скорее всего поездка к доктору Антоняк будет более чем просто полезная.

Лучшую часть понедельника я трачу на эскиз каркаса металлической беседки, которую мне заказали. Затем я собираю необходимые вещи в небольшую сумку для Харли и отправляюсь в путь.

У меня занимает три с половиной часа, чтобы добраться из Хобокена до Бетесды, и мои временные расчеты не назовешь никак иначе, кроме как «идеальными». Потому что я прибываю в город прямо в разгар пробки.

Наконец, заселяюсь в отель, который расположен недалеко от Национального военно-медицинского центра имени Уолтера Рида. Мы с Харли решаем остановиться там не больше чем на одну ночь, так как я надеюсь, что уложусь в установленный мне час для беседы с доктором.

***

На следующее утро мы с Харли направляемся в госпиталь Уолтера Рида. И первым делом, с великим удовольствием, заходим в «Макдональдс», чтобы позавтракать гамбургерами. Мы быстро перекусываем ими на парковке, и когда заканчиваем, я усаживаюсь в машину, а Харли запрыгивает рядом со мной на пассажирское сидение.

Харли постоянно сидит на переднем сидении рядом со мной, когда мы куда-нибудь едем. Я отстегиваю его поводок, и он выпрыгивает из машины. Даю ему команду «сидеть» и затем тянусь к своей сумке, достаю его жилет служебной собаки и быстро надеваю на него. Его грудь мгновенно словно выпячивается с гордостью, когда на нем его служебный жилет.

Мы проходим по множеству коридоров, пока не достигаем нужного нам отделения неврологии. В моей памяти еще живы воспоминания о том дне, когда я ненавидел приходить сюда... презирал по множеству причин, и сейчас это ощущается как что-то знакомое.

Я не видел доктора Антоняк на протяжении нескольких месяцев. Я был официально освобожден от ее присмотра почти год назад, но время от времени все равно приезжаю к ней с теми проблемами, что меня тревожит.

Нас попросили немного подождать снаружи и через несколько минут пригласили в ее кабинет. Она поднимается и выходит из-за рабочего стола военного образца, обходит его и пожимает мне руку.

— Рада тебя видеть, Никс. — Она наклоняется и поглаживает Харли по голове. — И тебя тоже, Харли.

Я усаживаюсь напротив ее стола. Ее рабочий кабинет достаточно скромных размеров и полупустой, что внушает мне странное чувство комфорта. Она усаживается за стол, смотря на меня с любопытством и лаской во взгляде, которая укрепилась между нами за много месяцев нашей терапии. Было время, когда она смотрела на меня так, а я хотел буквально убить ее, настолько всеобъемлющий был мой гнев в те дни.

Доктор Антоняк очень интересная. Невысокого роста, с седыми очень коротко подстриженными волосами. У нее пронзительные глаза голубого цвета, и когда я говорю «пронзительные», это значит, что своим взглядом она способна пронзить самую твердую сталь, с которой мне приходилось работать. Ум — это ее мощное оружие, и она не спускает мне с рук каждый неверный шаг. Скорее всего, у этой женщины хранятся кипы бумаг, которые посвящены нашим встречам и тому, что мы на них обсуждали, но она никогда не оглядывается на то, что было. Она с легкостью виртуоза может припомнить любую сказанную мной мысль, даже если это имело место больше нескольких лет назад. Она была моим нейропсихиатром с того момента, как я был доставлен военно-медицинским рейсом после того, как закончил службу в Афганистане.

— Ты выглядишь отлично, Никс. Волосы определенно стали длиннее.

Я ухмыляюсь ей.

— То же самое говорит мне мой отец каждый раз, когда видит меня

— Так, что привело тебя сегодня ко мне? — Ее голос мягкий и успокаивающий, и совершенно не соотносится с ее волевым и жестким взглядом.

Я пожимаю плечами.

— Просто у вас похожее мнение с моим отцом насчет волос, возможно, он бы даже предложил вам наладить работу вместе.

Доктор Антоняк громко смеется.

— Наладить работу? А мне нравится эта идея.

— Ну, да, я бы, наверное, не пришел сегодня, но он просто достал меня.

— А ты полагаешь, что тебе совершенно не нужно лечение или консультации?

Я пожимаю плечами.

— Думаю, да. Мне кажется, я неплохо справляюсь.

— Мигрень есть?

— Нет.

— Приступы ярости?

— Нет.

— Кошмары?

Я почти уже произношу «нет», но знаю, что она не поверит мне, поэтому говорю правду:

— Пару раз в месяц.

Она записывает мои ответы в блокноте, смотря своими пронзительными глазами-лазерами.

— Ты говорил с Полом?

Проклятье. Я знал, что она затронет эту тему. Я мысленно собираюсь, внутренне приободряясь, когда отвечаю:

— Конечно. Как раз на прошлой неделе.

Она улыбается мне в ответ.

— Ну, это отличая новость. А ты был инициатором вашего разговора?

Бл*дь.

Она настолько проницательна, что это бесит меня. Но, по правде говоря, это именно та причина, по которой я все еще продолжаю посещать эти встречи.

— Нет. Я перезвонил.

— Сколько раз он позвонил тебе, прежде чем ты решился перезвонить?

— Пару раз,— произношу я через стиснутые зубы.

— Почему ты избегаешь его, Никс?

Мой гнев раскаляется до предела. Я быстро опускаю ладонь на голову Харли и начинаю почесывать за ухом.

— Почему вы такая заноза в заднице? — парирую я в ответ.

— Прекращай, Никс, не ходи вокруг да около, потому что время на исходе.

Ее прямота — это одно из достоинств, за которые я очень ценю этого доктора. Она никогда не позволяла мне избежать сложного разговора и, определенно, не намерена делать этого сейчас. Это является частью экспозиционной терапии, которой она меня пытает уже на протяжении двух лет (прим. пер. — одно из направлений поведенческой части когнитивно-поведенческой терапии; цель данной терапии — сделать так, чтобы пациент не боялся воспоминаний).

Это помогает мне преодолевать мои проблемы. Она знает об этом, и поэтому никогда не позволяет мне покидать ее кабинет, не ответив на все вопросы, поэтому я набираю в легкие побольше воздуха.

— Из-за него я чувствую себя некомфортно.

— Почему? — произносит она без тени осуждения в голосе.