Как же мне ответить на ее вопрос и не выставить себя полным придурком?

— Ну... он ведет себя чересчур эмоционально, счастливо... выглядит так, словно приспособился к своему положению. От этого мне некомфортно...

— Ты сомневаешься, что он счастлив и хорошо себя чувствует?

— Конечно, — я отвечаю быстрее, чем могу подумать.

— Почему?

— Что, бл*дь, вы такое говорите? Может, потому что ему оторвало ноги!

— А почему ты считаешь, что человек, который лишился ног, не может чувствовать себя счастливым и отлично приспособленным к окружающей жизни?

Кстати, почему? Почему, почему, почему?

Но я знаю ответ на этот вопрос, и мне совершенно не нужно, чтобы мозгоправ копался и выискивал что-то в моих мыслях.

Я вздыхаю.

— Потому что то, что произошло со мной, не соответствует и десятой части того, что он пережил, и все по моей вине...

— А может, просто проблема в том, что ты преуменьшаешь значимость того, что произошло с тобой?

Я вытягиваю ноги перед собой и указываю на них рукой.

— Никак нет. Мои ноги на месте и нормально функционируют.

— Да, может, твои ноги и на месте, они не ранены, Никс, — говорит она мягко, возвращаясь к истинной проблеме. — Но твое сознание пострадало. Твоя грудь была одной сплошной раной. Твое психологическое состояние было нестабильно. У тебя были серьезные проблемы, и от них до сих пор тянется тонкий шлейф.

Я хочу закричать на нее: «ну и какая, на хрен, разница?» Но не буду делать этого. Потому что, если она и научила меня чему-то за последние пару лет, так это контролю над своим гневом. Вместо этого, я говорю:

— Мы опять возвращаемся к началу, я зол, что он так хорошо приспособился.

— Будь честен с собой, Никс. Ты не только зол...

Следуя за ее мыслью, я невольно заканчиваю ее, говоря:

— Я чувствую вину. — Мой голос наполнен страданием и покорностью.

Она берет мой файл и открывает его, затем что-то читает там и потом поднимает на меня свой пронизывающий взгляд.

— Когда мы встречались четыре месяца назад, ты согласился на то, что все-таки навестишь Пола. Я так понимаю, ты этого не сделал?

— Я был немного занят.

Это ужасное трусливое оправдание... Я понимаю, что и она осознает это.

— Мы говорили об этом ранее, Никс. Но давай повторим снова. Чувство вины препятствует твоему окончательному выздоровлению. Ты добился больших успехов с того момента, когда мы только начали наш долгий и тернистый путь к выздоровлению. Сейчас ты отлично можешь все воспринимать, когнитивная терапия принесла в итоге свои плоды, и ты можешь сам справляться с приступами гнева (прим. пер. — образовательная терапия, цель которой научить пациента быть самому себе терапевтом). Но тебе нужно проделать еще много работы, необходимо преодолеть чувство вины по отношению к Полу и травмам. Это тянет тебя назад.

Я смотрю в пол, в одну точку. Я много раз до этого слышал эти слова. Много раз. Знаю, она права. Я понимаю это разумом, но не могу приказать своему сердцу. Проклятье, я даже был готов поехать и навесить Пола. Но когда проходит немного времени, сомнения начинают брать верх, и мне легче вернуться к жизни в уединении, чтобы таким образом облегчить свое бремя.

— Никс, — говорит она мягко, и я мгновенно поднимаю на нее свои глаза. — Чувство вины подобно яду. Оно постепенно уничтожит все, над чем ты работал и что смог преодолеть. А когда это чувство поглотит и разрушит все... оно стремительно нацелится убить все прекрасное, что есть у тебя в жизни.

***

Мы с Харли направляемся обратно в Хобокен. Я полностью погружаюсь в свои мысли, а Харли сворачивается в пушистый золотой шар и лежит на переднем сиденье. Я тянусь к нему и поглаживаю его лапу.

Оставалось всего три месяца до окончания срока службы, когда мой отряд подвергся воздушной бомбардировке «Талибан», так называемой атаке «зеленых на голубых». (прим. пер. термин нападение «зеленых на голубых» используется в связи с тем, что афганские военные или полицейские, которые совершают нападения, носят зеленую форму, а военнослужащие НАТО — голубую.). Тогда Полу и оторвало ноги.

В какой-то степени его ранения оказались более легкими в лечении... физически… его раны были видимыми. Доктора могли видеть разорванные кровеносные сосуды и нервные окончания, и они прекрасно знали, что нужно делать, чтобы вылечить его.

Но для меня все не закончилось так же благополучно, я был ранен в верхнюю часть груди, но это меньшая из проблем. Я пострадал от травматического повреждения головного мозга. Оно было невидимым. Не было открытой раны или оторванных частей тела. Просто множество разорванных тканей, поврежденных нервов и сосудов, которые приносили мне нестерпимую боль и превратили меня в монстра.

Мое ранение было осложнено ушибом головного мозга и посттравматическим стрессовым расстройством. Для этой цели и нужен был Харли. Управление по делам ветеранов войны не платит за предоставление услуг по психологической помощи с задействованием бывших служебных собак, но, основываясь на законодательном акте об военнослужащих — инвалидах, это считается неотъемлемой частью лечения. После того как я из своего собственного кармана выбросил тысячи долларов, мне удалось заполучить Харли, теперь он мог ездить повсюду со мной. Но теперь я не всегда беру его с собой, потому что добился огромных успехов в сдерживании гнева, поэтому я могу появляться в большинстве общественных мест и без него.

Никс Кэлдвелл, который вернулся в Хобокен, Нью-Джерси, стал совершенно другим человеком, он так сильно отличался от молодого паренька, который уехал из дома в возрасте восемнадцати лет служить стране. Малейший раздражитель, и я выходил из себя, я хотел бить и крушить все, что попадется мне под руку. Кошмары преследовали меня каждую ночь, затягивая меня все глубже в пучину безысходности. И если меня не одолевала злость, то мне на все было абсолютно наплевать, жизнь потеряла свои краски и вкус. Громкий шум, или же звуки заставляли меня подпрыгивать и содрогаться от страха. Если позади меня шли люди, то это вводило меня в состояние паники.

Поле того как моя рана на груди затянулась, я был направлен на прохождение когнитивной и экспозиционной терапии, и, должен признать, хотя неохотно, это дало свои плоды.

Несмотря на то, что я научился контролировать свой гнев, я все еще подвержен жесточайшим сменам настроения. Мои кошмары в большинстве своем прекратились и, слава богу, я больше не чувствую желания убивать, если кто-то посмел посмотреть или сказать что-то не то.

Это огромный прогресс.

Но определенно не достаточный.

Я мысленно возвращаюсь к последнему пятнадцатиминутному куску сеанса с доктором Антоняк. Я рассказал ей про Эмили. Я почувствовал себя очень глупо, когда решил поделиться этой личной информацией с доктором, но сейчас мне кажется, что это было смелым шагом. Но я солгу, если не скажу, что меня волнует, как повлияют отношения с Эмили на мое выздоровление.

В моей терапии занимает большую часть противостояние травме. Это значит, что я должен говорить о ней. А Эмили на данный момент единственный человек, кто подобрался ко мне наиболее близко. И честно говоря, это меня жутко пугает, я не хочу, чтобы кто-то видел мою уязвимость и мои слабости.

Я должен уяснить, что с Эмили меня не может связывать ничего кроме секса. Но в то же самое время, я не могу отрицать того факта, что секс — это эмоциональное действие... а эмоции — это прерогатива женщин, значит, Эмили не сможет не поддаться эмоциям.

Когда мы встретимся в следующий раз, мне необходимо срочно, очень срочно определить и обсудить с ней границы допустимого поведения, и провести черту, которую не следует пересекать.

19 глава

Эмили

Данни выходит из жилого комплекса, где они живут с Райаном, и видит меня. С улыбкой на лице она сразу же направляется ко мне, я, в свою очередь, смотрю с восхищением на эту женщину... мою невестку. Она всегда уверена в себе и счастлива, несмотря ни на что. И я знаю, что теплота в ее взгляде как-то связана с тем, что она носит под сердцем моего племянника или племянницу.

Когда она подходит ко мне, то протягивает руки, заключая меня в крепкие объятия, и говорит:

— Я так рада, что у тебя все-таки получилось вырваться сегодня вечером. Будет весело.

— Я тоже рада.

Райан достал нам приглашения в ВИП-ложу. Обычно каждому игроку дают пару приглашений на каждую игру, чтобы могли прийти члены семьи и понаблюдать за игрой с комфортом. И надеюсь, мне не придется стоять в длинной очереди в туалет или чтобы купить соленый крендель.

Сейчас я отношусь к роскоши более легко.

Данни берет меня под руку, и мы направляемся вниз по 33 улице. Мы обе одеты в одинаковые хоккейные игровые футболки с фамилией и игровым номером Райана. Мне нравится, когда люди видят меня в такой футболке, потому что я чувствую гордость за своего брата.

— Расскажи, как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я ее, пока мы двигаемся вместе с толпой.

— На удивление, хорошо. У меня бывают небольшие приступы тошноты, но ничто так хорошо не сбивает её как пара крекеров. О, и моя грудь болит. Вчера вечером даже сказала Райану, чтобы был поаккуратнее с ней.

— Воу, воу, воу, все! Я этого не слышала. Теперь эта картинка будет жечь мой мозг.

Данни хихикает в ответ, и я усмехаюсь, смотря на нее. Как я люблю ее.

— Слышно еще что-нибудь от ваших папы и мамы?

— Было пару сообщений от папы, — говорю я.

Мне и правда нравится такое короткое название. Папа. Это звучит намного лучше, чем чопорное «отец».

Я рассказала Данни и Райану об ужасном ужине, который состоялся пару вечеров назад. Райан не был удивлен реакцией отца, потому что они начинали общаться все больше и больше. Вначале были простые сообщения, а теперь они даже перешли к телефонным звонкам. Райан надеется, что сможет когда-нибудь вытащить отца из дома, чтобы он пришел к ним в гости. Может быть, и мама последует его примеру. Потому что они не могут не скучать по их старшему сыну, которым должны гордиться.

Мы проходим на стадион и находим ВИП-ложу. Это большая комната, внутри декорированная под дерево и завешенная фотографиями различных игроков и членов руководства «Рейнджерс». Здесь также располагается бар с личным барменом, а также фуршетный стол с разнообразной вкусной едой. В эту минуту я понимаю, что голодна.

После того как Данни немного поболтала с руководством команды, мы берем тарелки и выбираем два мягких кожаных кресла в переднем ряду. Мы пришли сюда немного раньше, чем остальные, поэтому можем наблюдать, как разогревается команда, готовясь к игре. Я прячу улыбку, потому что вижу, как Данни не сводит глаз с Райана в тот момент, когда он выходит на лед.

Я решаю, что перед игрой нужно сходить в туалет, чтобы потом не отвлекаться на такие пустяки, поэтому направляюсь прямиком в роскошную уборную. Там даже имеются восхитительные дорогие полотенца для рук и мыло. Отличный ход, что меня приятно удивляет и радует.

Когда я заканчиваю, то направляюсь в бар, чтобы взять по бутылке воды. Стоя перед баром, я чувствую легкое покалывание в области шеи и резко разворачиваюсь. Мое сердце пропускает мучительный удар, затем начинает биться в два раза быстрее.

Никс стоит за баром в пяти шагах от меня. Он коварно улыбается, и я непроизвольно улыбаюсь ему в ответ. Он стоит с мужчиной в возрасте, и я рискну предположить, что он приходится Никсу отцом. Захватывая бутылки с водой, я подхожу к ним, и Никс представляет меня.

— Эмили... Это мой отец, Хэнк Кэлдвелл. Папа... это Эмили Бёрнэм. Она сестра Райана Бёрнэма.

Отец Никса энергично пожимает мою руку и говорит:

— Очень приятно, Эмили. Твой брат отличный малый и чертовски хороший игрок.

— Очень приятно с вами познакомиться, мистер Кэлдвелл.

— Прекрати обращаться ко мне так официально! Ты можешь звать меня Хэнк. Так называют меня мои друзья.

Я очень удивлена, насколько отец Никса общительный человек. Но мне кажется, не стоит удивляться, потому что Линк тоже достаточно коммуникабельный парень. И то, что Никс ведет себя, как вечно брюзжащий и ворчащий сукин сын, не значит, что вся семья у него такая.

Я поворачиваюсь к Никсу.

— Что ты здесь делаешь? Я думала, что ты не в городе.

Хэнк вопросительно смотрит на сына, и Никс отвечает:

— Я ездил в Бетесду.

Его отец понимающе кивает и не говорит по этому поводу ни слова.

— Мне пришлось отлучиться в Мэриленд на пару дней по важным делам.

— О, ну... тогда с возвращением.

Он улыбается мне, и это так приятно. Он по-настоящему рад видеть меня, а это что-то да значит для такого парня как Никс. Я точно рада его видеть. Он не выходил у меня из головы, заняв все мои мысли с субботнего вечера.

Игра вот-вот начнется, поэтому мы занимаем свои места. Никс и Хэнк садятся возле меня, и я представляю их Данни. Когда мы все усаживаемся, то начинаем смотреть игру.