– Нам лучше поторопиться. Джохарран хотел, чтобы мы вышли пораньше.

Ей не хотелось говорить о печалях Джоплаи, она знала их причины, и к тому же не хотела упоминать о долгом разговоре, который был у нее с Джерикой. Мать Джоплаи попросила ее поделиться целительскими познаниями. Она рассказала Эйле о том, как трудно сама рожала, и хотела узнать все о возможностях облегчения сложных родов. Она также хотела узнать о средствах, предотвращающих зачатие, и о способах избавления от плода в случае крайней необходимости. Она боялась за жизнь своей единственной дочери и была согласна скорее отказаться внуков, чем потерять дочь. Но раз уж Джоплая была беременна и решила оставить этого ребенка, то, если роды пройдут нормально, Джерика намеревалась в дальнейшем приложить все силы для предотвращения новой беременности.

Одиннадцатая Пещера провела сюда вверх по течению все свои плоты, и Джохарран договорился с ними о сплаве некоторых грузов по воде, но только обитатели Поречья имели так много плотов, и многие Пещеры хотели воспользоваться их услугами. Сушеное мясо, тюки сыромятной кожи и корзины с собранными дарами земли по возможности нагрузили на волокуши, а также навьючили на спины Уинни и Удальца. Шатры, целое лето служившие им домами, разобрали, также погрузив на волокуши детали этих конструкций, пригодные для повторного использования. У каждого на спине громоздился объемистый заплечный короб, а некоторые, подметив удобство волокуш, соорудили нечто подобное и для себя. Эйла подумала, не сделать ли еще одну для Волка, но он пока был не приучен к такому занятию. Может, к будущему лету она научит его таскать небольшие грузы.

Джохарран прошелся по всему лагерю, призывая людей поторопиться, предлагая помощь и проверяя готовность к выходу. Убедившись, что вся Девятая Пещера запаковалась и готова к походу, вождь вышел в начало колонны, вооружившись копьеметалкой, хотя она была скорее символическим атрибутом, чем необходимостью. Во время дневных переходов никто из четвероногих хищников не осмелится подойти к такой большой группе людей. Тем не менее в случае опасности Джохарран мгновенно смог бы вставить дротик в копьеметалку и метнуть его. Все лето он тренировался с этим оружием и добился больших успехов. Еще полдюжины мужчин обычно охраняли колонну с флангов, а замыкали ее Солабан и Рушемар. Охранники время от времени менялись и, становясь в строй, несли богатые летние припасы.

Перед уходом Эйла в последний раз окинула взглядом территорию Летнего Схода. Кучи костей и мусора беспорядочно высились в этой маленькой долине. Между лагерями медливших с выходом Пещер виднелись большие пустые места, ощетинившиеся оставленными колами и каркасами домов, а рядом с ними чернели круги и траншеи бывших очагов. Старые и негодные палатки были брошены за ненадобностью, и ветер вздувал оторвавшийся край кожаного полотнища, который уже никто не стал пришивать на место, а также гонял по полям какую-то рваную корзину. Она заметила, что другая Пещера тоже начала разбирать свои летние дома. Стоянка Летнего Схода имела уже безлюдный, заброшенный и покинутый вид.

Но весь оставшийся мусор вскоре разложится. К следующему лету здесь мало что будет напоминать о том, что большое племя Зеландонии провело здесь целое лето. Земля постепенно исцелится от людского вторжения.


Обратный путь был трудным. Тяжело нагруженные люди еле передвигались и вечером в изнеможении падали на лежанки, чтобы к утру восстановить силы. Поначалу Джохарран задал быстрый темп, но потом замедлил шаг, приноравливаясь к шагу самых слабых соплеменников. Но все стремились скорее попасть домой, и пребывали в приподнятом настроении. Ноши, которые они тащили, обещали безбедную жизнь в течение предстоящего сурового зимнего сезона.

Завидев вдалеке навес Девятой Пещеры, все зашагали быстрее, родные места вдохнули в людей новые силы. Им не терпелось оказаться дома под защитой пещерного свода, и они подгоняли сами себя, не желая проводить в дороге еще одну ночь. Первые вечерние звездочки уже мерцали в небесах, когда впереди показалась знакомая скала с Падающим Камнем. Довольно трудно оказалось в сумерках переходить с громоздкими вещами по каменистой переправе Лесной реки, но все прошло нормально, и люди уже начали подниматься по тропе к родной Пещере. Когда все наконец собрались на открытой террасе перед пещерой, уже почти стемнело.

Джохарран, как водится, должен был первым развести костер, зажечь факел и внести под навес, и его очень порадовало, что теперь у него есть огненный камень. От быстро разгоревшегося костра воспламенили факел, и люди с нетерпением ждали, пока Зеландони собирала резные женские фигурки, расставленные для охраны перед входом в их пещеру. Потом все вознесли благодарность Великой Матери за то, что Она присмотрела за домом в их отсутствие, и зажглось еще несколько факелов. Все обитатели Пещеры столпились за величественной женщиной, когда она устанавливала священные фигурки Дони на их постоянное место за большим очагом в глубине навеса, и лишь потом все разбрелись по своим жилищам, чтобы с радостью освободиться от дорожных грузов.

Обнаружение повреждений и ущерба, нанесенного их пустовавшему жилью мародерствующими тварями, являлось первостепенным неприятным, но неизбежным делом. Кое-где виднелись экскременты животных, из обкладки очагов было выворочено несколько камней, валялась перевернутая пара корзин, однако в целом ущерб оказался несущественным. В кухонных очагах развели костры и в дома перенесли запасы пищи. Спальные скатки разложили на привычных лежанках. Девятая Пещера Зеландонии вернулась домой.

Эйла направилась было к жилищу Мартоны, но Джондалар повел ее в другую сторону. Волк последовал за ними. Освещая путь факелом. Джондалар привел ее к краю жилой площадки, к какому-то незнакомому жилищу. Остановившись перед ним, он отвел в сторону входной занавес, предлагая ей войти внутрь.

– Сегодня, Эйла, ты будешь спать в твоем собственном доме, – сказал он.

– В моем собственном доме?.. – От изумления она едва не потеряла дар речи. Волк проскользнул за ней в темный провал входа. Войдя вслед за ними с факелом, Джондалар осветил новый дом.

– Ну как, тебе нравится? – спросил он.

Эйла огляделась кругом. Внутри было пустовато, но к стене рядом с входом уже пристроились полки, а в глубине помещения виднелась спальная платформа. Пол был вымощен гладкими плоскими плитами известняка, добытыми из окрестных скал, а швы между ними заделаны затвердевшим речным илом. Имелся и кухонный очаг, а в нише напротив входа стояла по-матерински округлая женская фигурка.

– Мой собственный дом. – Сияя глазами, она закружилась по просторной комнате. – Здесь будем жить только мы двое? – Волк, сидевший у входа, посмотрел на нее. Это было новое место, но раз Эйла здесь, то, значит, это его дом.

Лицо Джондалара расплылось в усмешке.

– Или, возможно, мы трое, – сказал он, погладив ее живот. – Пока здесь, конечно, пустовато.

– Мне нравится. Мне все просто ужасно нравится. Наш дом прекрасен, Джондалар.

Он наслаждался ее восторженным настроением и сам расчувствовался почти до слез, но сумел совладать с собой. Он передал ей факел.

– Тогда ты должна разжечь ритуальный светильник, Эйла. Это будет означать, что ты приняла его. У меня есть немного растопленного жира. Я захватил его с нашего последнего привала.

Он сунул руку за пазуху и извлек оттуда согретый теплом его тела мешочек из высушенного мочевого пузыря оленя, вставленный в другой более вместительный чехол также из оленьей шкуры, вывернутой мехом внутрь. Такой пузырь практически не пропускал влагу, хотя со временем мог слегка отмокнуть, особенно в тепле. А защитный чехол также впитывал капли жира, что могли просочиться. В горлышко пузыря была вставлена круглая костяная затычка, вырезанная из оленьего позвонка, и завязана жильной веревкой. Естественная дырка в позвонке, когда-то содержавшая спинной мозг, служила сливным отверстием. Оно было заткнуто узелковой кожаной пробкой, сделанной из кожаного ремешка.

Вытащив пробку, Джондалар налил немного жира в новый каменный светильник. Он погрузил в маслянистую жидкость один конец хорошо впитывающего жир фитиля, скрученного из лишайника, собранного с ветвей тех деревьев, что росли вокруг лагеря Летнего Схода, и поднес факел к другому концу. Огонек вспыхнул мгновенно, быстро растопив слегка загустевший жир. Тогда Джондалар достал завернутые в листья грибные фитили, или просто нарезанные соломкой сушеные пористые грибы. Он любил использовать грибные фитили, они дольше горели и ярче светили. Слегка вытянув первый фитиль из середины плоского углубления, он положил его чуть дальше на край и добавил к нему еще пару фитилей, чтобы один светильник мог светить в три раза ярче.

Потом он налил растопленный жир в ритуальный светильник и передал факел Эйле. Она поднесла его к фитилю. Он загорелся, пошипел немного и успокоился, засияв ровным светом. Взяв этот светильник, Джондалар поставил его в нишу перед фигуркой Дони. Эйла внимательно следила за действиями своего высокого мужа.

– Теперь это твое жилище, Эйла, – сказал он, обернувшись. – Если ты позволишь, я разожгу огонь в моем очаге, и все дети, рожденные в этом доме, будут считаться рожденными у моего очага. Ты позволишь?

– Да, конечно, – сказала она.

Он взял факел у нее из рук и широким шагом прошел к кухонному очагу, выложенному камнями. В очажном круге уже лежала кучка растопки. Поднеся к ней факел, он понаблюдал, как загораются легкие сухие травы и тонкие веточки и как языки пламени постепенно охватывают более крупные ветки. Ему не хотелось, чтобы костер вдруг случайно погас, не успев хорошенько разгореться. Убедившись, что все в порядке, он поднял глаза на Эйлу и заметил ее любящий взгляд. Он встал и обнял свою любимую жену.

– Джондалар, я так счастлива, – сказала она срывающимся голосом, в глазах ее заблестели слезы.

– Тогда почему же ты готова заплакать?

– От счастья, – сказала она, прижимаясь к нему. – Я никогда не думала, что буду такой счастливой. Что буду жить в таком прекрасном доме и Зеландонии станут моим племенем, что у меня будет ребенок, и я буду твоей женой. Главное, что я стала твоей женой. Я люблю тебя, Джондалар. Я очень тебя люблю.

– И я тоже тебя люблю, Эйла. Именно поэтому я построил для тебя этот дом, – сказал он и, склонив голову, поцеловал ее раскрывшиеся в ожидании губы. Он почувствовал на языке солоноватый вкус ее слез.

– Но когда же ты успел построить его? – спросила она, когда они наконец оторвались друг, от друга. – Непонятно! Мы же все лето провели на Летнем Сходе.

– А ты помнишь, как мы с Джохарраном и небольшой компанией отправились на охоту? Это был не только охотничий поход. Мы вернулись сюда, чтобы построить дом, – сказал Джондалар.

– Вы проделали весь этот путь, чтобы построить нам жилище? Почему же ты не сказал мне? – спросила она.

– Мне хотелось сделать тебе сюрприз. Не только ты способна устраивать сюрпризы, – сказал Джондалар, очень довольный ее счастливым и потрясенным видом.

– Такого потрясающего сюрприза мне еще никто не устраивал, – сказала она, и слезы вновь угрожающе наполнили ее глаза.

– А знаешь, Эйла, – сказал он, вдруг серьезно посмотрев на нее, – если ты когда-нибудь выбросишь камни из моего очага, то мне придется вернуться в дом моей матери или уйти куда-то еще. Это будет означать, что ты хочешь разрубить брачный узел.

– Как ты можешь говорить такое, Джондалар? Я никогда не захочу так поступить! – возмущенно воскликнула она.

– Если бы ты родилась в нашем племени, то я не стал бы говорить такого. Ты сама знала бы все, что нужно. Но я хочу, чтобы ты поняла все нюансы семейной жизни. Это жилище принадлежит тебе и твоим детям, Эйла. Только очаг мой, – пояснил он.

– Но ведь именно ты сделал его. Почему же оно мое?

– Если я хочу, чтобы твои дети жили у моего очага, то моя обязанность обеспечить их жильем. И такое жилье навсегда останется твоим, что бы ни случилось, – сказал он.

– Ты хочешь сказать, что обязан был построить мне дом? – уточнила она.

– Не совсем. Я был обязан обеспечить тебе место для жилья, но мне хотелось построить дом лично для тебя. Мы могли бы продолжать жить у моей матери. Молодожены нередко именно так и поступают. Или, если бы у тебя здесь была мать, мы могли бы перейти жить к ней или к каким-то другим твоим родственникам, пока я не смог бы построить для тебя твой собственный дом. В таком случае я, конечно, был бы в долгу перед твоими родственниками.

– Я не осознавала, какую большую ответственность ты взвалил на себя ради нашего соединения, – сказала Эйла.

– Это не только ради жены, но и ради детей. Они же не могут сами позаботиться о себе, их нужно обеспечивать всем необходимым. Бывает, что семьи всю жизнь живут с родственниками, обычно с матерью жены. Когда мать умирает, ее дом остается ее детям, но если кто-то жил с ней, то ему принадлежит право первого выбора. Если дом матери переходит к дочери, то ее мужу не придется строить новый дом, но он будет в долгу за это перед ее родственниками. Если дом переходит к сыну, то он будет в долгу перед своими родственниками.