Затаив дыхание, Эйла ловила стрелы возбуждения, пронзающие все ее существо сокровенной Радостью, вот он завладел вторым соском и с жадностью припал к нему, продолжая щекотать первый своими искусными пальцами. Затем Джондалар свел вместе ее груди и начал посасывать оба ее соска вместе. Она застонала, отдаваясь на волю этих ощущений.

Его теплый язык вновь проскользнул по каждому из ее твердых возбужденных сосков, потом спустился к ямочке пупка и пушистому холмику, проник в разделяющее его ущелье и пощекотал спрятавшийся там бугорок. Она вскрикнула и, охваченная горячим желанием, прогнулась ему навстречу. Обхватив руками округлые ягодицы, он прижал Эйлу к себе и самозабвенно продолжал исследовать ее глубины.

Ее руки сжимали его плечи, участившееся дыхание прерывалось стопами, пробуждаемыми нежными толчками, она почувствовала, что уже не может сдерживать нарастающее внутреннее томление, и оно вдруг прорвалось наружу волнами наслаждения. Джондалар ощутил жар ее увлажнившегося лона, вкусив исходную, природную сущность Эйлы.

Она открыла глаза и взглянула на него, озорно улыбнувшись.

– Ты застал меня врасплох, – сказала она.

– Я понимаю, – усмехнувшись, ответил он.

– Теперь мой черед, – со смехом заявила она, слегка оттолкнула его и повалила на траву. Опустившись на его распростертое тело, Эйла припала поцелуем к его губам, ощутив легкий привкус своих соков. Затем она пощекотала его ухо, прошлась поцелуями по шее и груди, вызывая у него счастливые улыбки. Ему нравилось, когда она порой начинала играть с ним, вовлекала его под настроение в любовные игры.

Она целовала его грудь, соски, пробежала языком по волосяной дорожке к пупку и устремилась дальше, пока не добралась до его полного, готового к действию члена. Закрыв глаза, Джондалар отдался на волю сладостных ощущений, чувствуя, как ее теплый рот массирует и посасывает его плоть. Когда-то он научил ее всем способам пробуждения Радости, к которым ранее приобщили его самого. На мгновение ему вспомнилась Зеландони во времена его юности, когда ее звали Золена, вспомнилось, как он думал, что никогда не найдет больше такой бесподобной женщины. Но он нашел и, вдруг совершенно ошеломленный, мысленно возблагодарил Великую Земную Мать. Как бы он жил, если бы навсегда потерял Эйлу?

Его настроение вдруг изменилось. Ему нравились любовные забавы, но сейчас он хотел полностью владеть этой женщиной. Джондалар сел и, приподняв Эйлу, усадил ее к себе на колени, разведя в стороны ее ноги. С удивившей ее страстностью, он вновь начал обнимать и целовать ее. Она не поняла, отчего вдруг изменилось его настроение, но с удовольствием поддержала его, откликаясь всей силой своей любви.

Он целовал ее плечи и шею, ласкал ее груди. Она ощущала, что его восставший кудесник едва ли не поднимает ее. В ослеплении страсти он тыкался носом ей в грудь, пытаясь найти соски. Слегка откинувшись назад, Эйла ловила пронзающие горячие стрелы, исходящие от его посасываний и покусываний. Уже не в силах ни о чем думать, она инстинктивно, слегка приподнявшись, направила его твердое, неистовое копье в свои глубины.

Томление стало почти невыносимым, и она опустилась на Джондалара, захватывая его в жаркие и влажные пульсирующие объятия. Она вновь приподнялась над ним и слегка отклонилась назад, но он удерживал ее одной рукой, упорно продолжая ласкать ее грудь и щекотать соски, словно стремился объять всю полноту ее женской сущности.

На сей раз Эйла сама овладела им, она задыхалась и кричала, чувствуя, как Дар Радости наполняет ее с каждым новым движением. Вдруг его желание, нарастающее с каждым ее подъемом и падением, резко усилилось. Отпустив ее грудь, он уперся руками в землю и также начал ритмично двигаться. Их восторженные крики сливались воедино, следуя по бурным волнам Радости, возрастающей с каждым толчком, и, наконец, хлынул поток животворных соков, одаряя их слияние восхитительной кульминацией наслаждения.

Сделав пару завершающих движений, Джондалар откинулся на траву, не обращая внимания на попавший под спину камешек. Эйла накрыла его своим телом и отдыхала, положив голову ему на грудь. Но вот она вновь оторвалась от него. Он с улыбкой смотрел, как она встает и уходит. Ему жаль было расставаться с ней, но им пора возвращаться. Пройдя несколько шагов, она вошла в ручей, присела и ополоснулась. Джондалар также вымылся.

– Теперь, добравшись сюда, мы сможем плавать и мыться сколько душе угодно, – сказал он.

– Я знаю. Именно поэтому я лишь слегка сполоснулась.

Эйла использовала любую возможность для совершения ритуального омовения, к которому ее приучила Иза, ее приемная мать из Клана, хотя она и сомневалась, что у ее приемной дочери, такой высокой и некрасивой, появится когда-либо повод совершать его. Поскольку Эйла старательно совершала этот ритуал даже в ледяных речках, то Джондалар также привык к нему, впрочем, не считая его обязательным.

Когда она вернулась на поляну за своей одеждой, Волк, помахивая хвостом, подбежал к ней с опущенной головой. Когда он был щенком, Эйле пришлось приучить его не подходить к ним, пока они с Джондаларом делили Дары Радости во время Путешествия. Присутствие зверя нервировало Джондалара, да и ей тоже не нравилось, когда Волк мешал им. Когда выяснилось, что недостаточно строго приказать Волку уйти подальше и он продолжает сновать поблизости, подсматривая за их действиями, Эйла стала привязывать его к дереву за пределами видимости. В конце концов, он приучился уходить сам, но потом обычно возвращался с некоторой опаской, ожидая от нее дополнительного разрешения.

Лошади, спокойно пасущиеся поблизости, прискакали на их свист. Они проехали по краю плато, остановившись ненадолго, чтобы еще раз окинуть взглядом расстилающуюся внизу долину Главной Реки, ее притоки и обрамляющие их скалистые берега. С этого высокогорного луга было видно, где текущая с северо-запада речка вливается в основной поток, заворачивающий с востока. Эта речка сливалась с Главной Рекой как раз перед ее поворотом к югу, и направление ее русла на этом участке оставалось юго-западным. В южной стороне, за чередой скал, располагался геологический массив, вместивший огромный грот, нависающий над жилой площадкой Девятой Пещеры и ее просторной открытой террасой. Но не внушительные размеры нависающего грота, служившего защитой Девятой Пещере, привлекли внимание Эйлы, а другое очень своеобразное природное образование.

В давние времена орогенеза, или периода горообразования, когда огромные горные вершины постепенно складывались и вздымались в медленном течении геологических эпох, один столб сдвинулся с места своего вулканического рождения и рухнул в реку. Столб, выпавший из своей родной горной стены, приобрел кристаллическую структуру по мере того, как охлаждающаяся магма превращалась в базальт, и в итоге образовались огромные колонны с ровными стенами и прямыми углами.

Упавшую скалу уносили вдаль селевые потоки и тающие ледниковые воды, но столбчатые базальтовые глыбы, изрядно побитые и выщербленные, сохранили свою исходную форму. В конце концов этот каменный столб, обосновавшийся на дне внутреннего моря, погрузился в накопившиеся морские отложения, которые постепенно сформировали известняковую породу. В ходе дальнейших движений земной коры морское дно вздыбилось и образовало округлые холмы и скалы в речных долинах. Под воздействием воды и разных климатических явлений выветривались и размывались исходные горные породы, и в итоге отвесные цельные монолиты превратились в гроты и пещеры, которые и использовали для жилья Зеландонии, и все те же процессы увенчали свод пещеры тем эрратическим валуном, обшарпанной базальтовой глыбой, которая издалека выглядела как столб.

Вполне достаточно было бы и огромного размера, чтобы сделать эту стоянку узнаваемой, но эта внушительная пещера выглядела еще более уникальной из-за странного длинного камня, вросшего в поверхность ее свода и выступающего над краем известнякового навеса. Несмотря на то что один конец камня глубоко врос в скальную породу, процессы выветривания постепенно изменили угол его наклона так, что теперь эта глыба казалась падающей и стала своеобразным знаком, подчеркивающим особенность и без того уникальной Девятой Пещеры. Заметив его сразу по прибытии, Эйла вздрогнула, словно почувствовала, что уже видела его прежде.

– А вон тот камень вы как-нибудь называете? – спросила она, показывая рукой направление.

– Его называют Падающим Столбом, – сказал Джондалар.

– Подходящее название, – заметила Эйла. – И, по-моему, твоя мать еще упоминала названия этих рек?

– Наша Главная Река в общем-то не имеет особого названия, – сказал Джондалар. – Все называют ее просто Река. Большинство людей считают ее самой главной рекой в наших краях, хотя она и не самая большая. Отсюда она течет на юг и становится гораздо полноводнее – тот ее участок мы называем Большой Рекой, – но многие Пещеры Зеландонии живут на этом участке, и всем понятно, что имеется в виду, когда говорят о Реке.

Этот мелкий приток под нами называется Лесной рекой, – продолжал Джондалар. – По ее берегам растет много деревьев, и вообще это необычайно лесистая долина. В нее редко заглядывают охотники. – Эйла понимающе кивнула.

Долина этого притока справа ограничивалась известняковыми скалами, а слева – круто вздымающимися холмами, и совсем не походила на большинство луговых долин Главной Реки и втекавших в нее ближайших речек. Его берега скрывались под густой растительностью и лесами, особенно в верхнем течении. Охотники предпочитали открытые долины и не любили лесов, поскольку охотиться в них было сложнее. Звери с легкостью прятались среди кустов и деревьев, и выследить их в лесу было трудно, а мигрирующие стада в основном предпочитали открытые луговые долины. Но с другой стороны, в лесной долине росло много деревьев, пригодных для строительства и изготовления домашней утвари или используемых в качестве топлива. Там также собирали ягоды, орехи и другие съедобные и лекарственные растения и ловили мелких животных с помощью силков и капканов. В округе было не так уж много лесов, поэтому никто не пренебрегал дарами долины Лесной реки.

На северо-восточном краю террасы Девятой Пещеры, откуда также открывался вид на эти две речные долины, Эйла заметила явные остатки какого-то большого кострища. Она не обратила на него внимания, когда проходила там раньше, поскольку спешила к лошадям, которые паслись на лугу в долине Лесной реки.

– Джондалар, а для чего тот большой очаг на краю выступа? Вряд ли им пользуются для обогрева, может, там готовят пищу?

– Это место сигнального костра, – сказал он и продолжил, заметив ее недоумевающий взгляд: – Разведенный в том месте костер виден очень далеко. С помощью такого костра мы посылаем сообщения в соседние Пещеры, а они передают нам сообщения своими сигнальными кострами.

– Какие сообщения?

– Да самые разные. Мы часто пользуемся ими во время передвижения стад, чтобы охотники знали, на что можно рассчитывать. Иногда их используют, чтобы известить о каких-то событиях или собраниях, или других срочных встречах.

– Но как же люди узнают, что именно означает этот костер?

– Об этом договариваются заранее, особенно когда начинается сезон охоты, перед миграцией стад. И есть еще особый костровой сигнал, означающий призыв о помощи. Если в том очаге загорится огонь, то люди сразу заметят его. А если они не знают, что он означает, то пошлют гонца выяснить, в чем дело.

– Очень умная затея, – сказала она и, подумав, добавила: – Это чем-то напоминает клановые знаки и сигналы, правда? Общение без слов.

– Никогда не рассматривал сигнальные костры с такой точки зрения, но полагаю, ты права, – согласился он.

Они возвращались в пещеру другой дорогой. Джондалар спускался в долину по извивающейся тропе, петлявшей по крутому склону, где-то на полпути повернул направо к более пологому спуску, поросшему травами и кустами. В итоге тропа вывела на берег, прямо к переправе через Лесную реку и к знакомому лошадям пастбищу.

По пути назад Эйла почувствовала приятное спокойствие, но исчезло ощущение опьяняющей свободы, возникшее в начале прогулки. Ей понравились все, с кем она успела познакомиться, однако все ждали вечернего празднества, и она опасалась предстоящей встречи с остальными обитателями Девятой Пещеры. Она не привыкла находиться в таком большом сообществе людей.

Они оставили Уинни и Удальца на травянистом пастбище, и Джондалар нашел место, где рос мыльный корень, но ему пришлось показать Эйле это растение. Она впервые увидела такую его разновидность. Внимательно рассмотрев подвид мыльного корня и отметив отличительные особенности, она запомнила их, чтобы суметь распознать в будущем, а потом достала мешочек с голубыми лепестками синюхи.

Волк влетел в воду вслед за ними, но быстро выбрался на берег, когда на него перестали обращать внимание. Подольше поплавав, чтобы смыть дорожную пыль и грязь, они вооружились крупной речной галькой и растерли в углублении плоского камня корень найденного растения с небольшим количеством воды, чтобы получить богатую сапонином пену. Намылившись этой смесью и со смехом размазав ее друг по другу, они нырнули в воду и ополоснулись. Поделившись лепестками синюхи с Джондаларом, Эйла начала втирать их прямо в свои мокрые волосы. Это растение мылилось не слишком хорошо, но зато придавало волосам приятный и свежий запах. Окунувшись еще разок, молодая женщина окончательно вышла из воды.