Выйдя на ровный пол, Эйла замедлила шаг и опустила факел. Остальные, последовав ее примеру, разглядывали глинистый пол галереи. Когда все вышли на ровное место, Эйла подняла факел вверх. Когда остальные поступили так же, то пещерный зал сначала огласился невольными восхищенными возгласами, все охали и ахали, а потом вдруг замерли, молчаливо в потрясение созерцая великолепную белизну известнякового свода, покрытого кристаллизовавшимся кальцитом, вобравшим в себя живые отблески факельных огней. Красота этой пещеры совершенно не связывалась с причудливыми сталактитами, их здесь почти не было, но она была прекрасна, и более того, от нее веяло каким-то величием, магическим, сверхъестественным и священным.

– О Великая Земная Мать! – воскликнула Верховная жрица. – Это Твое святилище, Твое чрево. – Чуть погодя она запела Песню Матери своим великолепным грудным и звучным голосом:

Безвременный хаос в вихре пылил и кружил,

Праматерь сущего из мрака он породил.

Пробудилась Она и величие жизни познала,

Лишь пустынная тьма Земную Мать огорчала.

Мать горевала.

Одна горевала.

Отражающиеся от стен звуки ее голоса словно создавали аккомпанемент. Потом кто-то заиграл на флейте, действительно начав аккомпанировать ей. Эйла оглянулась, поискав взглядом музыканта. Незнакомый молодой мужчина наигрывал мелодию песни. Он выглядел смутно знакомым, но она поняла, что он был не из их Пещеры. Судя по одежде, он принадлежал к Третьей Пещере, и тут она поняла, почему он показался ей смутно знакомым. Он был похож на вождя Третьей Пещеры, Манвелара. Эйла попыталась вспомнить, встречалась ли уже с ним, и в уме всплыло имя Моризан. Он стоял рядом с Рамилой, пухленькой и симпатичной темноволосой девушкой, одной из подруг Фолары. Должно быть, он зашел к ней в гости и решил прогуляться вместе со всеми.

Люди присоединились к исполнению Песни Матери и уже подошли к началу самых проникновенных стихов.

Вот хлынули на голую Землю воды Ее возрождения,

И вновь оделись поля в нарядную зелень растений.

Обильно и вечно утрат Ее изливаются слезы,

Взметая соцветья радуг и сияюще чистые росы.

Зеленый наряд возродился.

Но слезы Матери стынут на листьях.

С оглушительным грохотом разорвала Она глубины скал,

И из недр Ее бездонного чрева наш мир восстал.

Мир земной в изобилии видов и форм,

Чрево Матери породило детей целый сонм.

Покинутая Мать новую жизнь обрела.

И множество детей Земле дала.

От мала и до велика, все дети были разного вида,

Ходили они и летали, плавали, ползали или скакали.

Но все они были прекрасны,

Ее духа вобрав сладость,

И возрождались в потомках, соединяясь в радости.

Такова была Матери Воля.

И исполнилась жизни Земля.

Вдруг Эйла пришла в уже знакомое ей странное состояние: жутковатое предчувствие вновь охватило ее. Со времен Сходбища Клана, когда Креб каким-то непостижимым образом узнал о ее необычных способностях, в ней словно что-то изменилось, и с тех пор у нее порой возникало такое жутковатое ощущение, приводящее к полубессознательному состоянию. Она почувствовала покалывающий озноб и поднимающийся из глубины существа тошнотворный страх и слабость и задрожала, когда ее воспоминания о темной потусторонней бездне, не сравнимой ни с какой пещерой, стали реальными. В нос ударили запахи темного холодного суглинка и грибов, растущих в древнем девственном лесу.


Яростный рев прорезал тишину, и люди в ужасе отступили. Огромный пещерный медведь навалился на дверцу клетки и выломал ее.

Рассвирепевший медведь вырвался на свободу! Бруд напал на него сзади; двое других мужчин вцепились в медвежий мех. Вдруг один из них оказался в чудовищных звериных объятиях, из его горла вырвался лишь короткий отчаянный вопль, когда мощный зажим медвежьих лап сломал ему позвоночник. Мог-уры подняли тело и с мрачной торжественностью отнесли его в пещеру. Впереди в своей накидке из медвежьей шкуры прихрамывал Креб.

Эйла вглядывалась в остатки светлого настоя в треснувшей деревянной чаше. Она почувствовала смутную тревогу, словно сделала что-то не так. Нельзя, чтобы священный настой оставался в ритуальной чаше. Она поднесла ее к губам и допила остаток. Ее восприятие изменилось, внутри загорелся белый свет, и она вдруг доросла до звезд, и они осветили лежащий перед ней путь. Звезды превратились в мерцающие огоньки, уходящие в бесконечно длинную пещеру. Вдали появился красный свет, он становился все ярче и ослепительнее, и с угасающим тошнотворным чувством она увидела мог-уров, сидевших в круге и полускрытых столбами сталагмитов.

Все глубже проваливалась она в темную бездну, каменея от страха. Вдруг Креб оказался рядом, в луче исходящего от нее света, он помогает, поддерживает и успокаивает ее страхи. Он ведет ее по странной дороге, уводящей в глубь времен, к их общим началам, к соленым водам и мучительным, глоткам воздуха, к глинистой, мергельной земле и громадным деревьям. Потом их спины выпрямились, и, встав на ноги, они отправились в дальнее путешествие к великому соленому океану на западе. Они подошли к крутой скале, возвышающейся над речной долиной, глубокий провал темнел под длинным выступающим камнем; в этой пещере жили его древние предки. Но у входа в пещеру очертания Креба начали расплываться, он покидал ее.

В наползающем тумане очертания Креба становились все менее ясными и наконец, почти пропали. Ищущим взором она отчаянно всматривалась в туманную пелену. Потом увидела его на вершине скалы, над пещерой его предков, около этого выступающего за край навеса камня, длинного столба, словно захваченного скалой в момент падения. Она окликнула его, но он уже растаял в воздухе. Эйла почувствовала себя несчастной; Креб ушел, она осталась одна. Потом на его месте появился Джондалар.

И вдруг ее вновь понесло с огромной скоростью над странными мирами, и вновь она осознала весь ужас черной бездны, несколько иной на сей раз. Она путешествовала в ней с Мамутом, и ужас овладел ими обоими. Потом слабо, словно издалека, она услышала голос Джондалара, полный мучительного страха и любви, он звал ее, увлекал ее и Мамута обратно отчаянной силой его любви. Она мгновенно очнулась, почувствовав, что промерзла до костей.


– Эйла, что с тобой? – спросила Зеландони. – Ты вся дрожишь.

Глава 27

– Все в порядке, – сказала Эйла. – Просто здесь холодно. Нужно было одеться потеплее. – Волк, уже облазавший всю пещеру, прижимался к ее ногам. Она нагнулась, нащупала его голову и, опустившись на колени, обняла его.

– Да, здесь холодно, а ты беременна. И твои чувства обострены, – сказала Зеландони, догадываясь, что Эйла что-то скрывает. – Ты ведь уже знаешь о завтрашнем собрании?

– Да, Мартона сказала мне. Она пойдет со мной, раз уж я не знаю, где моя родная мать, – сказала Эйла.

– А ты хочешь, чтобы она пошла? – спросила Зеландони.

– О да. Я так благодарна ей за это предложение. Мне не хотелось быть единственной невестой, пришедшей без матери, – сказала Эйла. – А Мартона по крайней мере выступит в ее роли.

Верховная понимающе кивнула:

– Хорошо.

Люди пережили первое ошеломляющее чувство благоговейного страха, пробужденного новой пещерой, и начали потихоньку двигаться. Эйла заметила, как Джондалар целенаправленно вышагивает по большому залу, и улыбнулась. Она поняла, что он измеряет длину шагами, ей уже приходилось видеть его за подобными занятиями. Одной из мерок ему служила ширина сжатого кулака, другой – длина ладони. С помощью размаха рук он оценивал размеры помещений и обычно мерил расстояние шагами, придавая каждому шагу счетное слово. Она уже переняла у него такой способ измерений. Подняв факел, он заглянул в темный проем в дальнем конце зала, но не стал входить туда.

Несколько человек следили за его действиями. Тормаден, вождь Девятнадцатой Пещеры, разговаривал с Моризаном, юношей из Третьей Пещеры. Они оказались здесь единственными людьми, не принадлежавшими Девятой Пещере. Вилломар, Мартона и Фолара стояли рядом с Пролевой, Джохарраном, двумя его ближайшими советниками и их женами. Темноволосый Солабан и его светловолосая жена Рамара переговаривались с Рушемаром и Саловой, которая держала на боку малышку Марсолу. Эйла заметила, что с ними нет ни Джарадала, сына Пролевы, ни Робенана, сына Рамары, видимо, два приятеля отправились по своим важным делам в главный лагерь. Джоконол с улыбкой взглянул на Эйлу, когда она вместе с Зеландони и Волком направилась к ним. А чуть позже и Джондалар присоединился к их группе.

– По моим прикидкам, высота этого зала примерно равна утроенному росту высокого человека, – сказал он, – в ширину он примерно такой же или чуть больше, около шести моих больших шагов. Длина, вероятно, раза в три больше, примерно шестнадцать таких же шагов. Темная нижняя часть стен поднимается в среднем на такую высоту, – сказал он, держа ладонь на середине груди, – это примерно раз в пять больше длины моей ступни.

Джондалар научился отлично оценивать размеры. Его высота составляла шесть футов, шесть дюймов, а белые стены, начинавшиеся примерно от середины его груди, поднимались вверх к потолку, достигавшему девятнадцати футов в высоту. Максимальная ширина этого зала, посреди которого поблескивала вода, равнялась примерно двадцати двум футам, а длина – пятидесяти пяти футам. Здесь, конечно, не уместились бы все Зеландонии, прибывшие на Летний Сход, но для одной Пещеры, за исключением, возможно, Девятой, и уж тем более для служителей Матери места было более чем достаточно.

Джоконол прошелся по залу, с восторженной блуждающей улыбкой разглядывая стены и потолок. Он попал в свою стихию, мысли его витали в мире фантазий. Он чувствовал, что эти прекрасные белые поверхности скрывают нечто удивительное, и надо лишь выявить его. Он не спешил. Все подмеченные образы должны быть абсолютно правильными. У него уже появились кое-какие идеи, но все это нужно сначала обсудить с Верховной жрицей, а потом на совете жрецов, чтобы постичь сущность и соразмерность объемов и найти отпечаток иного мира, оставленный здесь Матерью. Она сама должна подсказать ему, что именно здесь сокрыто.

– Будем ли мы сейчас исследовать те два ответвления или вернемся позже, Тормаден? – спросил Джохарран. Ему хотелось пройти в глубину прямо сейчас, но он чувствовал, что решение должен принять вождь Пещеры, на территории которой находилось это подземелье.

– Я уверен, что люди Девятнадцатой Пещеры захотят посмотреть эту пещеру и обследовать ее глубины. Нашей Зеландони, вероятно, такая сложная задача не под силу, но я уверен, что ее Первый Ученик с удовольствием примет участие в таком исследовании. Волк является знаком его рода, и поскольку именно волк нашел эту пещеру, то он очень заинтересуется ею, – сказал Тормаден.

– Может, волк и побывал здесь, но если бы Эйла не проявила достаточно любопытства, чтобы выяснить, где он пропадал, то мы даже и не узнали бы, что он побывал здесь, – заметил Джохарран.

– Я уверена, что он заинтересуется в любом случае, – поддержала Тормадена Зеландони. – Впрочем, как и все мы, все Зеландонии. Нам открылось редкостное и священное место. Иной мир здесь ощущается очень сильно, я уверена, что все мы это почувствовали. Девятнадцатой Пещере очень повезло, что эта пещера находится рядом с их стоянкой, но я подозреваю, что это также означает, Тормаден, что вам придется теперь принимать у себя больше Зеландонии и даже людей из других племен, которые захотят совершить паломничество в это священное место, – сказала Верховная жрица. Она ясно дала понять, что ни одна из Пещер не может заявить свои права на владение такой святыней, даже если она находится на традиционно закрепленной за ними территории. Белый Зал принадлежит всем Детям Земли. А Девятнадцатой Пещере лишь доверят оберегать его.

– По-моему, здесь действительно необходимо все тщательно осмотреть, но нельзя делать это в спешке, – сказал Джоконол. – Сейчас мы узнали о ее существовании, и теперь она никуда не денется. Никому пока не известны ее размеры и глубины. Любое исследование нужно хорошенько организовать, а возможно, даже подождать призыва свыше.

Зеландони кивнула в ответ собственным мыслям. Она знала своего Первого Ученика лучше, чем он сам, и поняла, с чего вдруг упомянул о призыве свыше. Его не волновали дела Зеландони, но он стремился стать настоящим художником. И сейчас все его мечты были уже связаны с Белым Залом. Эта пещера поглотила все его внимание. Он хотел узнать ее, исследовать, быть призванным для этого, а более всего – открыть в ней красивые образы. Теперь он начнет изыскивать пути, чтобы перебраться в Девятнадцатую Пещеру и жить поближе к этой красоте, конечно, пока он даже не думал об этом, но такие мысли неизбежно придут к нему, поскольку все его надежды и мечты с этого момента будут витать в этой пещере.