Она зашагала вперед.


Черная от дождя дорожка казалась крутой, как скат крыши. По водосточным канавам текли водопады. Чем выше в гору поднималась Флора, тем сильнее становился ветер, не давая дышать и почти сбивая с ног. Воздух был полон мелкими солеными брызгами, губы противно пощипывало. Дойдя до дома на вершине холма, Флора остановилась и перевела дыхание. Посмотрев назад, она увидела серое бушующее море без единого суденышка и высокий столб брызг, взметающийся вверх у дальнего конца дамбы.

Она открыла калитку, закрыла ее за собой и пошла по дорожке. Позвонила в дверь. Навес над крыльцом защищал от дождя, но туфли уже промокли насквозь, а с плаща капала вода. Она позвонила снова.

— Иду, иду… — послышался чей-то голос.

В следующее мгновение дверь распахнулась, и Флора оказалась лицом к лицу с женщиной неопределенного возраста, в очках, цветастом фартуке и домашних тапочках, похожих на дохлых кроликов. Флора сразу же поняла, что это и есть Джесси Маккензи.

— Да?

— Доктор Кайл дома?

— Он еще в приемной.

— А когда он заканчивает?

— Не могу точно сказать. У нас сегодня все кувырком. Прием больных обычно с десяти, но сегодня из-за несчастного случая доктор смог начать только в полдвенадцатого…

— Из-за несчастного случая? — встревожилась Флора.

— Разве вы не слышали? — Джесси пришла в возбуждение. — Не успел доктор Кайл позавтракать, как зазвонил телефон. Позвонили из порта, там на рыболовном судне оборвался подъемный трос и ящики с рыбой свалились на ногу одному парню. В общем, бедняге раздробило ногу. Начался такой переполох…

Джесси говорила без умолку, скрестив руки под грудью. Ее расплывающаяся фигура казалась какой-то бесформенной. Определенно, она была из тех женщин, которые предпочитают удобство красоте, хотя, собираясь в гости, на партию в вист или в церковь, наверняка непременно утягиваются, уподобляясь тем, кто носит вставные зубы только в тех случаях, когда находится в обществе.

— …Доктор Кайл сразу примчался, но пришлось вызывать «скорую», чтобы отвезти парнишку в Лохгарри… и доктор Кайл тоже поехал. Он вернулся уже после одиннадцати. А тот бедняга, ему сделали операцию…

Флора поняла, что этот поток слов необходимо прервать.

— Я могу увидеть доктора Кайла?

— Даже не знаю. Медсестра уже ушла, так что прием, наверное, закончился. А у доктора все утро ни крошки не было во рту. У меня суп стоит на плите, горячий… — Джесси пристально посмотрела на Флору, и в ее глазах за круглыми стеклами очков вспыхнуло любопытство. — Вы — пациентка? — Вероятно, Джесси решила, что Флора беременна. — Это срочно?

— Да, это срочно, но я не пациентка. Я опаздываю на поезд. — Флора была близка к отчаянию. — Может быть, я могу пойти и посмотреть, насколько он занят.

— Гм-м… — задумалась Джесси. — Наверное, можете.

— Как пройти в приемную?

— Вот по этой дорожке вокруг дома.

Флора сделала шаг назад.

— Спасибо. Я…

— Ужасная погода. — Джесси явно не хотелось прерывать разговор.

— Да, ужасная, — согласилась Флора и торопливо зашагала в указанном направлении.

Бетонная дорожка вела вокруг дома к двери приемной. Флора вошла. Затоптанный линолеум, стоящие вдоль стен стулья и брошенные на столике журналы и газеты говорили о том, что сегодня была большая очередь. Пахло хлоркой и мокрыми плащами. В дальнем конце комнаты была устроена маленькая, отгороженная стеклом регистратура, где стояли стол и шкафы с карточками. Рядом была дверь с табличкой. Мокрые туфли Флоры оставляли на полу свежие следы. Она посочувствовала тому, кто убирает всю эту грязь в конце рабочего дня.

Набравшись храбрости, она постучалась. Не услышав ответа, постучала снова, и изнутри послышалось резкое:

— Я же сказал: «Войдите!»

Флора храбро вошла.

Не поднимая головы от стола, Хью проговорил:

— Слушаю.

Флора захлопнула дверь. Хью наконец-то оторвал взгляд от своих записей. Какое-то время он смотрел на нее невидящим взглядом, потом снял очки и откинулся на спинку стула.

— Что ты здесь делаешь?

— Я хочу попрощаться.

И зачем только она пришла? Кабинет был раздражающе безликим. Огромный стол, стены цвета маргарина, коричневый линолеум. Случайно бросив взгляд на зловещего вида инструменты, Флора поспешно отвернулась.

— И куда ты уезжаешь?

— В Корнуолл. К отцу.

— Когда ты это решила?

— Я получила письмо от него сегодня утром. Мне нужно было с кем-то поделиться, и я написала ему в начале недели, а теперь пришел ответ.

— И что он пишет?

— Просит, чтобы я возвращалась домой.

По лицу Хью пробежала улыбка.

— Будет порка?

— Нет, конечно, нет. Он не сердится. Он очень добрый. Я дала прочитать письмо Таппи, и она сказала, что мне надо поехать. Я попрощалась со всеми в Фернриге, Энтони привез меня на машине в Тарбол. У меня уже есть билет, а чемодан стоит на вокзале. Но поезд отправляется только в час дня, поэтому я решила зайти сюда и сказать вам, что я уезжаю.

Хью молча отложил ручку и встал. Обошел кругом стол и присел на его край, теперь их глаза находились на одном уровне. Он выглядит усталым, подумала Флора, но в отличие от Энтони, видимо, нашел время, чтобы побриться. Интересно, успел ли он прилечь между вызовом к роженице и несчастным случаем в порту?

— Извини за вчерашний вечер, — сказал он.

— Я подумала, вы забыли об ужине со мной, но потом мне сказали, что вас вызвали к больному.

— Я действительно забыл. Когда поступил этот звонок, я забыл обо всем. Со мной всегда так бывает. Вспомнил уже в дороге, но было поздно.

— Это не важно, — проговорила Флора, понимая, что ее слова прозвучали неубедительно.

— Веришь или нет, но для меня это было важно.

— С ребенком все в порядке?

— Да, родилась девочка. Очень маленькая, но она выживет.

— А тот парень сегодня утром, в порту?

— Откуда ты знаешь?

— Я разговаривала с вашей экономкой. Она мне все рассказала.

— Да, она любит поговорить, — сухо сказал Хью. — Парень в тяжелом состоянии.

— Он не умрет?

— Нет, но может остаться без ноги.

— Как жалко.

Хью скрестил руки на груди.

— И надолго ты едешь к отцу?

— Не знаю.

— А что будешь делать потом?

— Наверное, то, о чем говорила вчера. Вернусь в Лондон. Буду искать работу и жилье.

— Ты приедешь в Фернриг?

— Таппи пригласила меня.

— Ты приедешь?

— Не знаю. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Это зависит от вас.

— Флора…

— Хью, не отталкивайте меня. Нам есть что сказать друг другу.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать два. Только не говорите, что годитесь мне в отцы, потому что это не так.

— Я не собирался говорить этого. Но я достаточно пожил и понимаю, что у тебя впереди вся жизнь. Я не хочу лишать тебя будущего. Ты молода, красива, добра. Возможно, ты считаешь себя взрослой, но на самом деле твоя жизнь только начинается. Где-нибудь, когда-нибудь ты встретишь молодого человека. Неженатого, у которого есть будущее. Со временем он сможет предложить тебе жизнь, которой ты достойна.

— А может, она мне не нужна, такая жизнь!

— Жизнь, которую веду я, не подходит тебе. Я пытался объяснить это вчера.

— А я в ответ сказала, что если женщина полюбит вас, эта жизнь станет и ее жизнью.

— Я уже сделал одну ошибку.

— Но я не Диана. Я — это я. И те ужасные слова, которые я вам сказала, — это правда. Своей смертью ваша жена действительно сломала вам жизнь. Она подорвала вашу веру в людей и лишила уверенности в себе. И чтобы уберечь себя от боли, вы готовы причинять боль другим. Мне кажется, это ужасно.

— Флора, я не хочу причинять тебе боль. Да, я действительно люблю тебя. Пойми, я люблю тебя так сильно, что не могу позволить тебе сделать шаг, о котором ты, возможно, пожалеешь. Ты не выдержишь трудностей…

Флора растерялась. Она никак не ожидала, что он заговорит о любви. Они говорили так громко, что если бы Джесси Маккензи проявила достаточно любопытства и приложила ухо к стене, то расслышала бы каждое слово. Флора искренне надеялась, что Джесси занята другими делами.

— Я крепче, чем кажется, — проговорила она. — Если я выдержала прошедшую неделю, то выдержу все.

— Ты сказала, что Таппи пригласила тебя приехать в Фернриг?

— Да.

— Ты приедешь?

— Я уже сказала, от чего это зависит.

— Это смешно. Так вот, когда ты приедешь…

Флора потеряла терпение. По-видимому, был только один способ пробить стену его упрямства.

— Хью, либо я приеду к вам, либо не приеду вовсе.

Воцарилось изумленное молчание. Наконец Флора нарушила его с решимостью человека, сжигающего за собой мосты.

— И зачем я тут распинаюсь? Еще подумаете, что навязываюсь. — Она бросила на него сердитый взгляд. — Кстати, у вас галстук развязался.

Вероятно, Хью одевался в спешке, думал о чем-то своем. С ее отцом такое часто случалось…

До Флоры вдруг дошел скрытый смысл фразы, которую она так неосторожно произнесла. Она смотрела на проклятый галстук и ждала, что Хью со своим неистребимым упрямством поправит его сам. Она решила, что если он сделает это, она выйдет из комнаты, сбежит вниз с холма, сядет на поезд, уедет и никогда не будет вспоминать о докторе Хью Кайле.

Но Хью не шелохнулся, продолжая держать руки скрещенными на груди.

— Почему бы тебе не исправить ситуацию? — сказал он наконец.

Медленно, аккуратно, Флора подтянула узел и сделала полшага назад. Хью не двинулся с места. Ей потребовалась вся решительность, чтобы поднять голову и встретиться с ним глазами. И в первый раз она увидела его по-юношески безоружным и беззащитным. Он назвал ее по имени и раскрыл объятия, и в следующее мгновение со звуком, напоминающим то ли рыдание, то ли смех, Флора бросилась ему на грудь.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Ты невозможная девчонка.

— Я люблю тебя.

— Что я буду делать без тебя?

— Ты можешь жениться на мне. Из меня получится отличная жена доктора. Подумай об этом.

— В последние три дня я ни о чем другом и не думаю.

— Я люблю тебя.

— Я думал, что смогу отпустить тебя, но я не могу.

— Тебе придется это сделать. Мне надо успеть на поезд.

— Но ты вернешься?

— К тебе.

— Когда?

— Через три-четыре дня.

— Слишком долго.

— Не дольше.

— Я буду звонить тебе каждый вечер.

— На отца это произведет впечатление.

— А когда ты приедешь обратно, я буду встречать тебя на платформе с букетом роз и бриллиантовым обручальным кольцом.

— О, нет, Хью, не надо! Извини, но бриллиантовыми кольцами я сыта по горло. Я предпочитаю настоящее обручальное кольцо, то, что надевают при венчании, а не при помолвке. Договорились?

Он рассмеялся.

— Ты не просто невозможна, ты невыносима.

— Да, я знаю. Это ужасно?

— Я люблю тебя.


Джесси беспокоилась. Если доктор еще задержится, суп выкипит до дна. Для себя она приготовила остатки вчерашней картошки, холодную куриную ножку и банку консервированной фасоли. На десерт консервированные сливы и сладкий крем и, конечно же, чашка крепкого чая.

Джесси взяла куриную ножку рукой (что в этом такого, ее ведь никто не видит) и вдруг услышала голоса и быстрые шаги по дорожке, идущей от приемной. Дверь черного хода распахнулась, и в кухню вбежал доктор Кайл, держа за руку девушку в синем плаще, ту самую, что спрашивала о нем.

Девушка улыбалась, растрепанные ветром волосы падали ей на лицо. А доктора было просто не узнать. Джесси совершенно растерялась. Она ожидала, что он придет усталым, измученным и, как всегда, сядет за стол, чтобы съесть миску супа, который она, Джесси, сварила для него.

Вместо этого он радостно улыбался и выглядел так, как будто готов провести без сна еще двое суток.

— Джесси!

Она уронила куриную ножку, но он ничего не заметил.

— Джесси, я иду на станцию и вернусь через десять минут.

— Хорошо, доктор Кайл.

Дождь все еще шел, но доктор не стал надевать плащ. Он выбежал на улицу, таща за собой девушку. Дверь осталась открытой. Холодный и резкий ветер ворвался в кухню.

— А как же суп? — крикнула Джесси вслед, но было поздно. Она встала, чтобы закрыть дверь черного хода, потом подошла к парадной двери, открыла ее и осторожно, чтобы ее не заметили, выглянула наружу. Доктор и девушка быстро шли по дорожке и радостно смеялись, несмотря на дождь и ветер. Джесси наблюдала, как они прошли через калитку и начали спускаться с холма. Вскоре их головы скрылись за краем стены.