Она кивнула, и он вошел в нее сильнее, продвигаясь все глубже и глубже, пока не погрузился в нее целиком. Роберт крепко прижал ее к себе, молча наслаждаясь их союзом. Он наклонился к ее уху и прошептал:

— Ну вот, теперь я дома.

Он почувствовал соленый вкус слез, катящихся по ее щекам, и его переполнило дикое, яростное желание. Его разум и тело существовали как бы отдельно друг от друга. Он снова и снова вонзался в нее, каким-то чудом ему удалось удержать свой порыв, пока она не вскрикнула.

С громким стоном он вошел в нее в последний раз, освобождая то, что накопилось в нем, и почти в то же мгновение упал на нее, обессиленный. Тысячи вопросов закружились в его мозгу: может, он слишком тяжел для нее? Не сожалеет ли она о том, что случилось? А вдруг они зачали ребенка? Он отчаянно ловил ртом воздух и не мог бы сейчас ничего сказать, даже если бы от этого зависела его жизнь.

Наконец Роберт вновь обрел способность слышать и другие звуки, кроме лихорадочного стука их сердец, и приподнялся на локте, не в силах поверить в свершившееся. Он овладел Викторией в тесной, да к тому же движущейся карете. Они были полуодеты, взъерошены — черт, он даже не потрудился снять сапоги. Наверное, ему стоит извиниться перед ней, но он не чувствовал себя виноватым. Да и как он может о чем-то сожалеть, когда Виктория — нет, Тори — лежит под ним, дыхание ее все еще неровное и прерывистое от последних вспышек наслаждения, а ее щеки заливает горячий румянец удовольствия?

Но поскольку все равно рано или поздно пришлось бы нарушить молчание, он криво усмехнулся и промолвил:

— Это было достаточно необычно.

Она открыла рот, губы ее вытянулись, словно она пыталась сказать ему что-то, но не произнесла ни слова.

— Виктория? — тревожно спросил он. — Что-то не так?

— Два раза, — вздохнула наконец она, устремив на него томный взгляд. — Два раза до брачной церемонии. — Она закрыла глаза и кивнула. — Ну, что ж, два раза — и хватит.

Роберт запрокинул голову и расхохотался.

На самом деле это произошло еще не раз. Прежде чем Роберт надел Виктории кольцо на безымянный палец левой руки, она занималась с ним любовью не два, а целых четыре раза.

По дороге в Лондон они вынуждены были остановиться в гостинице, и Роберт, не соизволив даже предупредить о том Викторию, объявил хозяину, что они муж и жена, и потребовал комнату с просторной кроватью.

А потом убедил Викторию, что было бы просто преступлением не воспользоваться таким великолепным ложем.

Они обвенчались почти сразу же по приезде в Лондон. К удивлению Виктории, Роберт оставил ее дожидаться в карете, пока забегал к себе домой за Письменным разрешением на брак. Через пять минут он вернулся, и они направились в резиденцию преподобного лорда Стюарта Паллистера, младшего сына маркиза Чиппингуорта и школьного приятеля Роберта. Лорд Паллистер не долго думая их обвенчал, закончив церемонию в два раза быстрее, чем это обычно делал отец Виктории.

Виктории было ужасно не по себе, когда они наконец прибыли к особняку Роберта. И не потому, что он показался ей огромным: поскольку титул маркиза носил его отец, владения Роберта были не такими обширными. Да, его лондонский дом не мог не впечатлять своей элегантностью, и Виктория прекрасно понимала, что жить в таких хоромах далеко не одно и то же, что ютиться в каморке гувернантки.

Но дело в том, что она страшно боялась, что слуги ее не признают. Дочка священника, хуже того — гувернантка! Они откажутся выполнять ее приказания. Необходимо сразу правильно себя поставить с прислугой — иначе потребуются годы, чтобы исправить первое впечатление, если оно окажется неблагоприятным. Вот только как это сделать?

Роберт, похоже, догадался, о чем она думает. В карете, возвращаясь от лорда Паллистера, он похлопал ее по руке и сказал:

— — Теперь ты графиня. Все будет в порядке, вот увидишь.

Виктория кивнула, но руки у нее все равно тряслись, пока они с Робертом поднимались по ступенькам парадного крыльца. Она попыталась успокоиться, но у нее ничего не вышло, а обручальное кольцо, казалось, оттягивало ей палец своей тяжестью.

Роберт помедлил, прежде чем распахнуть дверь.

— Ты дрожишь, — сказал он, сжав ее обтянутую перчаткой руку.

— Я очень волнуюсь, —призналась она. — Почему?

— У меня такое чувство, что я принимаю участие в маскараде.

— И твой костюм…

— Костюм графини, — подхватила она с нервным смешком.

Он улыбнулся.

— Это не маскарадный костюм, Виктория. Ты действительно графиня. Моя графиня.

— Но я не чувствую себя графиней.

— Ты привыкнешь.

— Тебе легко говорить — ты же родился графом. А я не имею ни малейшего понятия, как себя держать.

— Но ты же семь лет была гувернанткой. Ты наверняка замечала, как ведет себя леди… Нет, беру свои слова обратно, — нахмурился он. — Старайся не подражать леди Холлингвуд. Будь сама собой. Графиня не обязательно должна быть суровой и высокомерной.

— Ну хорошо, постараюсь, — неуверенно промолвила она.

Роберт потянулся к ручке двери, но дверь распахнулась раньше, чем он успел до нее дотронуться. На пороге возник дворецкий и склонился перед ними в глубоком поклоне, пробормотав: «Милорд».

— У меня такое подозрение, что он выслеживает меня через окно, — шепнул Роберт на ухо Виктории. — Мне ни разу еще не удалось опередить его и самому открыть дверь.

Виктория тихонько усмехнулась, несмотря на свое волнение. Роберт так старается ее успокоить — нельзя его разочаровать, ни в коем случае. Конечно, она до смерти боится, но вопреки всему она станет настоящей графиней.

— Иербери, — промолвил Роберт, протягивая дворецкому шляпу, — позвольте представить вам мою жену, графиню Макклсфилд.

Если Иербери и удивило это неожиданное сообщение, он и виду не подал — ни один мускул на лице не дрогнул.

— Мои искренние поздравления, — невозмутимо произнес он, затем добавил, повернувшись к Виктории:

— Миледи, я буду счастлив служить вам.

Виктория чуть не прыснула в ответ на его слова. То, что кто-то собирается ей прислуживать, было так необычно. Но, твердо решив вести себя как подобает графине, она одарила дворецкого дружелюбной улыбкой и сказала:

— Благодарю вас, Иербери. Я рада вступить в ваши владения.

Светлые глаза Иербери немного потеплели, когда она сказала: «Ваши владения». Вслед за тем случилось непредвиденное — Иербери чихнул.

— О! — воскликнул он с таким видом, словно это был один из семи смертных грехов. — Миледи, я сожалею.

— Не говорите чепухи, Иербери, — возразила Виктория. — С каждым может случиться.

Он снова чихнул, едва успев промолвить: «Хороший дворецкий никогда не чихает». Потом чихнул подряд еще четыре раза.

Виктории еще ни разу не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь так краснел. Бросив быстрый взгляд в сторону Роберта, она шагнула вперед и взяла дворецкого под руку.

— Идемте, Иербери, — тепло сказала она, прежде чем дворецкий успел хлопнуться в обморок от таких непринужденных манер новой графини. — Не будете ли вы так любезны провести меня на кухню? Я знаю отличное средство — мы вас мигом вылечим.

И Иербери, на лице которого в этот миг отразилось больше переживаний, чем за все сорок лет, что он служил в доме Роберта, провел ее на половину прислуги, ежеминутно рассыпаясь в благодарностях и извинениях.

Роберт, оставшийся в одиночестве в парадном холле, с улыбкой наблюдал эту сцену. Виктории понадобилось не больше двух минут, чтобы очаровать Иербери. Он не сомневался, что к вечеру все домочадцы будут есть у нее из рук.

Прошло несколько дней, и Виктория постепенно освоилась со своим новым положением. Она была уверена, что никогда не научится приказывать слугам так, как это делали большинство аристократов: она слишком много времени провела среди них и понимала, что они такие же люди, со своей гордостью, обидами и надеждами. И хотя слуги ничего не знали о происхождении Виктории, они, безусловно, догадывались, что она гораздо ближе к ним, чем кто бы то ни было.

Однажды утром, во время завтрака, горничная, из желания угодить своей хозяйке, заявила, что пойдет и заново подогреет шоколад, который успел уже остыть. Только служанка выскользнула за дверь, Роберт заметил:

— По-моему, они готовы за тебя жизнь отдать, Тори.

— Не говори чепухи, — фыркнула она, улыбнувшись.

А Роберт добавил:

— Не думаю, что они сделают то же ради меня. Виктория уже хотела повторить свое предыдущее замечание, но в этот момент в комнату вошел Иербери.

— Милорд, миледи, — с достоинством промолвил он, — приехали миссис Брайтбилл и мисс Браитбилл. Сказать, что вас нет дома?

— Конечно, Иербери, благодарю, — ответил Роберт и вернулся к своей утренней газете.

— Нет! — воскликнула Виктория.

Иербери тут же остановился, не дойдя до двери.

— Ну и кто здесь хозяин? — пробормотал Роберт, от которого не укрылось, что дворецкий все внимание устремил, на новоиспеченную госпожу.

— Роберт, они же твои родственники, — примирительно заметила Виктория. — Мы должны их принять, иначе твою тетушку хватит удар.

— Моя тетушка на удивление толстокожа, и я хочу побыть наедине со своей женой.

— Я же не предлагаю тебе пригласить весь Лондон к нам на чай — всего лишь уделить несколько минут своим родственникам. — Виктория обернулась к дворецкому:

— Иербери, прошу вас, проводите их сюда. Надеюсь, они согласятся позавтракать с нами.

Роберт нахмурился, но Виктория заметила, что он сделал это только для виду. Через несколько секунд миссис Брайтбилл и Харриет влетели в комнату. Роберт поднялся с кресла, приветствуя их.

— Мой милый, милый племянник! — затрещала миссис Брайтбилл. — Ты такой гадкий мальчик!

— Мама, — вмешалась Харриет, робко покосившись на Роберта, — по-моему, его уже нельзя называть мальчиком.

— Вздор, я буду называть его так, как мне хочется. — Она повернулась к Роберту и окинула его суровым взглядом. — Ты знаешь, что отец тобой недоволен?

Роберт уселся в кресло, как только дамы заняли свои места.

— Мой отец, тетя Брайтбилл, недоволен мной вот уже семь лет.

— Ты даже не удосужился пригласить его на свою свадьбу!

— А я никого не пригласил — не только его.

— Ты уходишь от ответа.

Харриет села поближе к Виктории и, понизив голос, заметила:

— Моя матушка ужасно любит устраивать судебное разбирательство.

— — И что же послужило поводом на этот раз?

— Справедливое негодование, — торжественно ответила Харриет. — Кажется, она оседлала своего конька.

Виктория взглянула на своего супруга, который терпеливо сносил тетушкины попреки, и вновь обратилась к Харриет:

— Как вы думаете, надолго его хватит?

Харриет бросила взгляд на Роберта.

— Мне кажется, он почти исчерпал свой запас терпения.

И как бы в подтверждение ее слов, Роберт с силой стукнул кулаком по столу, так что чашки зазвенели.

— Все, хватит! — пророкотал он. Горничная, появившаяся в этот момент в дверях, в ужасе приросла к полу.

— Вы не хотите больше шоколада? — испуганно пролепетала она.

— Успокойтесь, Джоанна, граф говорил не с вами, — живо воскликнула Виктория, вскакивая на ноги. — Мы с удовольствием выпьем немного шоколада, правда, Харриет?

Харриет радостно кивнула.

— Уверена, моя матушка тоже не откажется составить нам компанию. Я правильно говорю, мама?

Миссис Брайтбилл повернулась к ней всем своим тучным телом.

— Что ты там болтаешь, Харриет?

— Я говорю про шоколад, — терпеливо пояснила дочь. — Вы не желаете выпить чашечку?

— Ну конечно, желаю, — фыркнула миссис Брайтбилл. — Ни одна настоящая леди не откажется от такого изысканного напитка.

— Моя матушка считает себя очень чувствительной натурой, — негромко заметила Харриет, обращаясь к Виктории.

— О без сомнения, — согласилась Виктория. — Ваша матушка — само сочувствие и доброта.

Миссис Брайтбилл просияла.

— Я прощу тебя, Роберт, сказала она, мгновенно сменив гнев на милость, — за то, что ты не соизволил пригласить меня и Харриет на свою свадьбу, но только потому, что ты наконец доказал, что господь не обделил тебя мозгами, когда ты взял в жены очаровательную мисс Линдон.

— Очаровательная мисс Линдон, — твердо заметил Роберт, — отныне графиня Макклсфилд.

— Ну конечно, — охотно подхватила миссис Брайтбилл. — А теперь, как я уже сказала, необходимо, чтобы ты как можно скорее представил ее обществу.

У Виктории засосало под ложечкой. Одно дело — завоевать сердца слуг в доме Роберта. А как быть со столичной верхушкой?

— Лондонский сезон подходит к концу, — возразил Роберт. — Мы вполне можем подождать до следующего года.

— До следующего года? — возопила миссис Брайтбилл (вопль получился отменным). — Да ты с ума сошел!

— Я представлю Викторию своим ближайшим друзьям и знакомым, пригласив их к нам на обед, но я не вижу причины вывозить ее на все эти отвратительные светские балы, когда нам нужно всего лишь побыть немного вдвоем.