– Надежда Анатольевна, я как доктор доктору хочу сказать вам, что дела у вашего папы не очень хорошие.


Надя с трудом прошептала:


– Что вы обнаружили?


– Надежда Анатольевна, Вы, только раньше времени не волнуйтесь! С сахаром вы оказались правы – скачки до семнадцати. Диабет и сильно запущенный, отсюда всё вытекающее.


Надя, держась за сиденье стула, сжимала его с такой силой, что заломило пальцы. Видя, что Ирина Максимовна уходит от сути вопроса, взволнованно сказала:


– Но это – не приговор! Сахар можно стабилизировать и поддерживать в дальнейшем. С этим можно жить! Что ещё?


Ирина Максимовна вздохнула и с сожалением произнесла:


– Да, Вы, правы! Мне очень жаль, но вторая совершенно не зависящая от сахара болячка уже на много серьёзнее!


– Что, что???


– Слишком поздно вы привели его!


У Нади появиться на глазах слёзы, Ирина Максимовна подала ей бумажную салфетку и ответила:


– Как ни прискорбно мне об этом сообщать, но у него рак пищевода!


В растерянности Надя произнесла:


– Но он хорошо кушает, глотает без труда.


– Надежда Анатольевна, голубушка, вы же понимаете, что на той стадии, на которой он сейчас находится, видимых признаков ещё просто нет!

– Тогда операция!


Доктор, видя её состояние, старалась говорить как-то помягче. Но как помягче можно сообщать такие страшные новости? В данной ситуации как не подбирай слова, они в любом случае будут страшным приговором.


– Поздно! Уже поздно, голубушка!


– Сколько ему осталось?


– Полгода, год! Счёт пойдёт с того момента, как он откажется от пищи, будет только пить.


Надя, закрыв лицо руками, заплакала. Ирина Максимовна подошла, села на стул рядом с ней и ласково, по-матерински произнесла:


– Надюша, не нужно так плакать. Держитесь! Вам нужно набраться терпения, сил, вам ведь всё придётся рассказать маме.


– А как же папа?


– Я как лечащий врач сама поговорю с ним. Скажите, чтобы завтра утром он пришёл ко мне!


Надя поднялась и, забыв попрощаться, вышла из кабинета. Ушла в туалет, умылась, смыв небольшой макияж, подержала лицо под сушилкой для рук и немного успокоившись, пошла в свой кабинет.


Мужчины закончили монтаж и собирали инструменты. Она молча села на высокий стул и проверила работу стоматологической установки. Проконтролировав исправность аппарата, молча взяла бумаги и ушла к главврачу.


Семён Григорьевич был в своём кабинете. Постучав, она тихо вошла, положила перед ним Акт выполненных работ и товарную накладную. Он, не задавая вопросов, взглянул на неё и молча подписал. Забирая подписанные документы, она заметила на его столе медицинскую карту отца. Семён Григорьевич поймав её взгляд спокойно сказал:


– Вы, Надежда Анатольевна, проводите механиков и возвращайтесь ко мне. Есть о чём поговорить!


Надя, не спрашивая ни слова, быстро ушла. С нетерпением дождавшись, когда закончившие работу мужчины соберутся, быстро закрыла дверь и бегом побежала в кабинет к главврачу.


У двери она остановилась, чтобы перевести дыхание. Дверь была немного приоткрыта, и она услышала голос Ирины Максимовны. Она возбуждённо говорила:

– Семён Григорьевич, – это чистой воды авантюра! На такой стадии операции не делают, да при таком сахаре! И вообще, вы что, хотите, чтобы он у вас на столе умер? Вам это нужно?


Надя замерла, перестав дышать. Семён Григорьевич, явно взволнованно, отвечал:


– Но если есть хоть один шанс, я считаю, что его нужно использовать!


Боясь пошевелиться, Надя вся сжалась. К ней подошла медсестра Леночка и замерла рядом. Надя показала ей знаком, чтобы она молчала. Нараспев, не спеша молодой, но уже довольно опытный хирург, Андрей Васильевич сказал:


– Я согласен с Семёном Григорьевичем. Если есть хоть один шанс его нужно использовать!


Леночка, наклонившись к Наде, пропела в ухо:


– О ком они?


Из-за двери раздался громкий голос Семёна Григорьевича:


– Надежда Анатольевна, что вы там стоите, заходите!


Надя осторожно вошла в кабинет. В нём находились все врачи больницы, которые были в это время на работе и пришёл в свой выходной Андрей Васильевич. Семён Григорьевич, глядя на взволнованную Надю, указал ей на стул и начал говорить:


– Мы здесь посоветовались с коллегами, но сразу скажу, что не все согласны с моим мнением.


Надя молчала и в ожидании смотрела на него. Он, обвёл всех взглядом и произнёс:


– Я предлагаю сделать операцию вашему отцу!


Посмотрел на молчавшую, взволнованную Надю, и настойчиво продолжил говорить:


– Могу сразу сказать, что шансов немного, но если получится, то он ещё поживёт и не один годок!


Надя, сжимая руками кромку стула, выдавила из себя:


– Что для этого нужно?


– Его согласие и согласие членов семьи.

– Хорошо, я согласна! В остальном тоже не сомневайтесь. Если есть хоть малейший шанс, я согласна его использовать!


Ирина Максимовна взмахнув рукой, улыбаясь, произнесла:


– Ну, ещё одна революционерка в нашей больнице! Ладно, раз так, я тоже даю своё согласие!


Семён Григорьевич повернулся к сидящей в стороне жене Андрея Васильевича – Наталье Ивановне (она работает невропатологом в больнице) и сказал:


– Наталья Ивановна, оформите всё как заседание комиссии, раз всё уже решили, и вызовите из отпуска анестезиолога.


Взглянув на Надю, добавил:


– Вам, Надежда Анатольевна, нужно завтра привести папу и маму ко мне. Жена обязательно должна дать своё согласие на операцию.


Надя взволнованная вышла из кабинета. Переодевшись, поспешила домой. Всю дорогу шла и готовила себя к встрече с родителями, пытаясь настроиться на спокойный разговор. Но как не старалась, психотренинг, когда касается родного, близкого человека, не помогал.


Подходя к дому, она увидела сидящего на лавочке отца. Подойдя ближе, разволновалась так, что не смогла даже поздороваться. Молча села рядом, руками теребя ручку сумки. Отец не поворачиваясь, спокойно сказал:


– Надя, доченька, ты не волнуйся всё нормально! Ты просто скажи – сколько мне осталось?


Закусив губу, чтобы не разрыдаться, она сидела молча. Отец опять спросил:


– Надюша, дочка, я уже давно знаю, что чем-то болею, скажи, я хоть годок-то ещё потопчусь?


Обняв его, Надя расплакалась. Отец, похлопывая её по плечу, ласково сказал:


– Тихо, дочка, тихо, маму испугаешь.


Надя, всхлипывая и вытирая льющиеся из глаз слёзы, тыльной стороной ладони, очень сбивчиво начала говорить:


– Потопчемся, папка, потопчемся. Я в этом просто уверена! Семён Григорьевич берётся за операцию.

– Ну, тогда, что же ты плачешь, Надюша?


– Операция слишком сложная! Почему ты как заболел не пошёл в больницу?


– Думал само пройдёт, рассосётся.


– Завтра тебе к Семёну Григорьевичу, будут оформлять в стационар. Начнут готовить к операции. У тебя ещё сахар высокий его ещё нужно привести в норму, потом всё остальное.


– Вот видишь, дочка, всё не так плохо, ещё поборемся!


– Поборемся, папка, обязательно поборемся! Как-то нужно всё сказать маме, её согласие на операцию потребуется.


Задумавшись, папа спросил:


– Может, мы ей скажем, что у меня аппендицит?


Прижимаясь к отцу, Надя ответила:


– Нет, папочка, нельзя!


Они оба замолчали, услышав где-то за спиной тихий писк. Встали, вошли во двор. За забором на корточках прижавшись спиной к столбу, сидела мама. Она плакала тихо, беззвучно, закрывая рот двумя руками, а из больших светло-зелёных глаз катились крупные слёзы. Надя, не выдержав кинулась к ней, упала на колени и, стараясь не плакать, виновато улыбаясь, начала уговаривать:


– Мамочка, милая, не надо! Не плачь так, всё будет хорошо!


Папа подошёл к ним, присел рядом на корточки и спокойно сказал:


– Аннушка, родная, не плачь! Григорьич мне сделает операцию и всё будет нормально!


Но она, переводя взгляд с мужа на дочку, продолжала плакать, но, уже не закрывая рот. Услышав плачь во дворе, из дома вышла напуганная бабушка и с крыльца громко крикнула:


– А ну, пока не переполошили всех собак в деревне, быстро в дом!


Мама от этих слов немного пришла в себя и, взявшись за руку мужа, встала. Они вместе медленно пошли в дом. Пропуская их мимо себя, бабушка вошла последней, плотно прикрыв за собой дверь. Опередив всех на кухне, сильно опираясь на костыль, прошла в комнату и закрыла открытое окно. Села в центре, накрытого красивой гобеленовой скатертью стола, и твёрдо сказала:


– Садитесь, сказывайте, что случилось?


Надя чувствовала, с какой тревогой мама ждала её слов, и от этого волновалась ещё больше. Стараясь держаться спокойной начала говорить:


– Папа болен и ему нужна срочная операция!


Бабушка посмотрела на всех и, обратившись к дочери, строго сказала:


– Что, ты, рёв устроила на всю деревню? Сделают операцию, и будет как новый!


Надя посмотрела на бабушку с благодарностью. Умеет же она своим железным характером всех успокоить и вселить надежду!


Вечер прошёл в безмолвии. Никто не мог и не хотел разговаривать. Все очень переживали и молчком пытались переболеть последние не радостные новости. Надя почувствовала, что она как будто разделилась на две половинки. Одна ходит по дому, делает все дела, а вторая смотрит на всё происходящее как бы со стороны, наблюдая за домочадцами. Выбрав удобный момент, чтобы никто не услышал, позвонила сёстрам и сообщила неприятную новость.


Вечером, когда все легли спать, её как накрыло тоской и страхом. Понимая, что придётся обо всём что происходит, говорить и обсуждать, что-то объяснять маме, бабушке, а ей так страшно и так не хочется, чтобы всё это происходило с ними, что она не сдержалась и тихо заплакала. Закрыв глаза и пытаясь успокоиться, она шептала:


– Я не хочу, не хочу, чтобы папа умирал! Почему, мой добрый и заботливый папа?


Стараясь держаться, ругала и убеждала себя:


– Молчи, не смей даже думать о плохом! Всё будет хорошо, всё получится. Операция пройдёт удачно, и он будет жить. Мой папа будет жить ещё долго, и мы все ещё будем счастливы!


Она уговаривала, успокаивала себя, но страшные мысли лезли и лезли в голову, изъедая душу как червь.


Утром, немного успокоившись и настроившись на трудный день, Надя повела родителей в больницу. Папу сразу же положили в палату, а с мамой долго разговаривала Ирина Максимовна пытаясь её настроить на то, чтобы она не думала о плохом, а ждала и надеялась. Но ничего не помогало и только после того, как ей поставили укол, она немного успокоилась и её на машине скорой помощи отправили домой. Дома её уже ждала приехавшая Вера и телеграмма от Любы.


Глава 11


Пытаясь отвлечься от холодящих душу мыслей, Надя начала готовить свой кабинет к работе. Через два дня у неё приём первого больного!


Всё подготовив к назначенному дню, она с нетерпением ждала начала приёма. Несколько раз выходила из кабинета с бумагами, изображая занятость, чтобы посмотреть есть под её дверью кто-нибудь или нет, но прошло уже три часа, и не один пациент не постучался в её двери. Надя не расстраивалась, она знала, что это нормальная практика, потому что к новому врачу люди боятся идти, а здесь не просто врач, здесь – Надя, молоденькая девчонка, которая совсем недавно носилась на велосипеде с мальчишками и была первой заводилой в деревне.


Сидя на высоком стуле, она смотрела в окно. В дверь постучали. Встав и поправив халат, Надя громко произнесла:


– Войдите!


В кабинет вошёл Семён Григорьевич, он был без халата. Увидев его, она вздохнула и, опустившись на стул, сказала:


– А – это, Вы, Семён Григорьевич?


– Да! Вы, что ещё не начали работать?


– Я-то начала, только пациентов нет!


– Да? А я не спешу, думаю подойти к вам попозже, когда вы будете посвободнее.


Надя, не понимая, вопросительно смотрела на него. Он, переминаясь с ноги на ногу, сказал:


– Я с таким нетерпением ждал, когда вы начнёте работать. Зуб замучил, а ехать в район совсем некогда, да и не хотелось. Вас ждал!


Надя удивлённо смотрела на него. Он, проходя вперёд, спросил:


– Мне можно пройти? Куда садиться?


Наконец-то поняв его, она обрадованно сказала:


– Да, конечно, садитесь в кресло!

Семён Григорьевич обошёл Надю и сел на удобное высокое кресло. Пальцем ткнул в рот, показывая на больной зуб. Надевая перчатки, успокоившись, она произнесла: