Донна Флетчер - Подари мне нежность

Гонора повернулась к Артэру.

– Говоря о тебе, отец всегда делался серьезным. Он чувствовал себя в безопасности рядом с тобой и знал, что на тебя можно положиться. Он никогда не беспокоился и не сомневался, обращаясь к тебе с просьбой решить тот или иной вопрос. Он с гордостью говорил мне, что однажды ты ему сказал – не бывает никаких проблем, есть только решения. Он точно знал, что ты наведешь порядок в любом хаосе, и восхищался твоей мудростью.

Артэр только кивнул. Горло у него перехватило от избытка чувств.

Гонора повернулась к мужу и просияла:

– Говоря о тебе, отец всегда качал головой и вздыхал.

У Кавана на миг остановилось сердце. Неужели отец разочаровался в нем?

– Он с первого дня твоей жизни знал, что ты рожден лидером, и всегда чувствовал себя виноватым за то, что тебе толком не довелось побыть ребенком.

– О Боже, неужели он действительно так думал? – воскликнула Адди.

Гонора кивнула:

– Он все время говорил о той ответственности, которую взвалил на себя Каван еще в детстве.

– И все из-за нас, – вставил Артэр.

– Он прав, – согласился Лахлан. – Каван всегда был рядом, помогал нам, учил нас, покрывал наши промахи, если считал это возможным, но позволял нам перенести наказание, если думал, что это необходимо.

– Отец хотел, чтобы ты наслаждался жизнью, покуда это возможно, – продолжала Гонора, – потому что знал, какое нелегкое бремя быть вождем клана. И хотя он не сомневался, что ты вполне способен стать великим лэрдом – он утверждал, что даже лучшим, чем он сам, – он хотел, чтобы ты чувствовал радость свободы, пока не настанет день подчиниться долгу. Он знал, что в твоих руках клан будет чувствовать себя уверенно. Он очень любил тебя. – Гонора обвела взглядом всех троих братьев. – Он очень любил вас всех.

– А Ронан? – спросил Лахлан. – Он говорил что-нибудь про Ронана?

Гонора кивнула:

– Он говорил мне, что не сомневается – Ронан выживет и вернется домой. Он верил, что Ронан – сильный воин, и когда сам поймет свою доблесть, он найдет путь домой.

Все немного помолчали, а потом Артэр спросил:

– А про маму?

Адди слабо улыбнулась. Гонора положила ладонь на ее руку.

– Эти слова только для нее одной.

Братья встали. Каван поцеловал жену в щеку и сказал ей, что будет ждать ее в спальне, но она может не торопиться.

Сыновья по очереди обняли и поцеловали свою мать, сказали ей, как любят ее, и ушли, оставив женщин одних.

Гонора приготовила особый травяной отвар и добавила в кружку Адди немного сонного зелья, чтобы та отдохнула. Они молча сидели бок о бок, и наконец Адди заговорила:

– Я очень любила своего мужа.

– Он вас тоже очень любил, – отозвалась Гонора.

– Я знаю. Расскажи мне то, чего я не знаю.

Гонора усмехнулась:

– Он говорил, что вы можете привести его в бешенство, но ему так нравилось потом мириться, что он решил – это ваше достоинство, а не недостаток.

Адди рассмеялась:

– Я знала. Он бы никогда не признался, но я знала.

– Еще он говорил, что вы его очень хорошо знаете и что нет ничего, буквально ничего, что он мог бы от вас скрыть. Но опять же признавал, что это достоинство, которое сослужило ему хорошую службу, потому что не требовалось вам ничего объяснять, а вы могли утешить его без лишних слов.

– Я читала все по его глазам, видела по его походке, слышала по голосу и знала, что ему нужно.

Гонора стиснула ее руку.

– А самое главное – он никогда не сомневался, что может доверять вам, и полагался на вас, зная, что вы всегда будете рядом с ним. Прав он или ошибается, но вы будете его защищать, а мнение свое выскажете потом, наедине. И ни разу за все годы он не усомнился в вашей любви. Она была прочной и неизменной. Он считал, что ему очень повезло найти вас.

– Найти меня? – Адди опять засмеялась, вытирая слезы. – Боже мой! Я положила на него глаз еще девочкой. Ни у какой другой женщины не было ни единого шанса.

Гонора тоже засмеялась:

– То же самое утверждал и он. Он сказал, что когда впервые увидел вас – кажется, вам было тогда двенадцать, – он понял, что вы и есть его женщина.

– Ему вот-вот исполнялось тринадцать, а мне только-только исполнилось десять. Это была любовь с первого взгляда.

Женщины проговорили еще не меньше часа, потом Адди начала зевать и сказала Гоноре, что этой ночью, наверное, ей удастся уснуть. Она спросила, нельзя ли ей забрать с собой Смельчака, чтобы он составил ей компанию. После смерти Тавиша щенок, заметно подросший за последние несколько недель, не отходил от Адди.

Гонора согласилась, понимая, что у Смельчака только что появилась новая хозяйка. Но ее это устраивало. Она проводила Адди до спальни и пошла к своему мужу.

Он сидел в постели, подложив под спину несколько подушек. Когда Гонора вошла, он протянул к ней руки, и Гонора устремилась в его объятия, прекрасно зная, что он собирается ей сказать.

Каван с большим нетерпением дожидался жену. Слушая ее, он сразу понял, что отец говорил о нем что-то еще. Как понял? Этого Каван точно объяснить не мог. Он просто увидел по лицу жены, что она о чем-то умалчивает.

Он с облегчением увидел, что она входит в спальню. Каван нуждался в Гоноре. Ему нужно было, чтобы она лежала рядом, нужно было ощущать тепло ее тела, слышать, как бьется ее сердце, раствориться в ней и забыть печаль, наполнявшую его сердце. Но прежде всего он должен был услышать, что еще доверил Гоноре его отец.

Она подошла к постели, срывая с себя одежду, и Каван с удовольствием понял, что жена нисколько не стесняется обнажаться перед ним. Они действительно стали единым целым.

Каван взял ее за руку, притянул к себе на колени и укрыл одеялом. Он прижал Гонору к себе и уткнулся носом в ее шею.

– Ты чего-то не рассказала про отца и про меня, – прошептал он и поцеловал жену, так ему хотелось скорее почувствовать ее вкус. – Рассказывай.

Гонора ни мгновения не колебалась.

– Он знал, что у тебя есть тайна.

– Откуда? – с недоверием спросил Каван.

– Отец хорошо тебя изучил. Он понимал, что тебя что-то беспокоит помимо года, проведенного в плену. Зная тебя, он предположил, что ты делаешь то, что делал всегда, – оберегаешь клан.

– Он не сердился на меня?

– О Боже, нет! – заверила его Гонора. – Он очень тобой гордился. Твой поступок как раз и доказал ему, что из тебя получится превосходный вождь. Он знал, что ты предпочтешь взвалить груз на свои плечи, но не будешь волновать клан. Он считал тебя достойным предводителем.

Каван почувствовал необыкновенное облегчение – и угрызения совести. Хорошо узнать, что думал про него отец, но как жаль, что он ему не доверился! Прав он был или ошибался, когда решил промолчать? Теперь, когда отец умер, Каван боялся, что недооценил врага и этим приблизил кончину отца.

– Отец был мудрым человеком и многое понимал. Он верил, что и ты такой.

– Значит, я должен легко обнаружить… – Каван внезапно замолк и вскочил, увлекая за собой жену. – Отец выяснил, кто этот мерзавец!

Гонора вздрогнула. Ее фиалковые глаза широко распахнулись и заблестели.

– Неужели не понимаешь? Он наверняка сложил вместе все кусочки мозаики!

– Но почему он никому не рассказал?

Каван печально улыбнулся:

– Мой отец был лэрдом клана и знал, что его долг – оберегать людей. То же самое он сказал и про меня. Вероятно, он решил, что сможет сам справиться с этим мерзавцем.

– Или, – взволнованно произнесла Гонора, – он недооценил врага.

Каван кивнул:

– Ты права. Должно быть, он не сомневался, что сможет одолеть этого человека. Но в таком случае что же произошло?

– Может быть, мерзавец застал его врасплох?

– Или в заговоре участвует не один человек? – вслух размышлял Каван.

– Трудно представить, что кто-нибудь в клане Синклеров желал дурного твоему отцу.

– Я и сам об этом думал.

– Эту загадку мы с тобой должны разгадать, – настойчиво сказала Гонора.

– Ну уж нет, я не позволю тебе подставлять себя! – возмутился Каван.

– Это что же, ты собираешься отстранить меня от расследования?

Каван кивнул:

– Ради твоей же безопасности.

– И не надейся!

– Ты что, осмеливаешься не повиноваться мне, жена? – Каван попытался говорить повелительно, хотя в душе очень гордился мужеством жены. За те несколько месяцев, что они женаты, она стала совершенно другим человеком.

– Мы, – сказала Гонора, тыча его пальцем в грудь, – будем действовать вместе.

– Да что ты?

– И ни на что другое я не согласна! Мы ничего не скрываем друг от друга. Мы всем делимся…

– Мы доверяем друг другу, – докончил Каван.

– Вот именно. – И Гонора запечатлела на его губах жаркий поцелуй.

– Я хочу еще, – прошептал Каван, покусывая ее за шею.

Гонора хихикнула и поцеловала его еще раз. Каван замер, зарывшись лицом в ее грудь.

Он почувствовал, как жена обнимает его и поглаживает по спине.

– Я люблю тебя, – шепнула она.

Он должен был это слышать, должен был знать, что Гонора его любит. Он так нуждался в ней!

Каван уложил ее на спину и нежно поцеловал.

– Я буду любить тебя медленно и ласково.

Гонора кивнула, мягко улыбаясь, и обвила его руками.

Они занимались любовью и разговаривали всю ночь напролет, уснув лишь под утро в объятиях друг друга.

И когда Гонора крепко заснула, Каван снова прошептал:

– Я люблю тебя.

Сплетни поползли вскоре после похорон. Сначала Гонора отмахнулась от них, как от полной ерунды, решив, что их породил страх. В конце концов, кто, находясь в здравом уме, может подумать, что Каван убил своего отца? Но слухи расползались, как жуки, пожирающие урожай. Сначала слышались только шепотки, странные догадки и предположения, но очень быстро многие пришли к убеждению, что все это похоже на правду.

В общем, сплетни расходились, как круги по воде, и возмущали Гонору сверх всякой меры. Артэр и Лахлан тоже очень сердились, но сколько бы они втроем ни пытались их прекратить, ничего не помогало.

Шагая с мужем по деревне, Гонора крепко держала его за руку. Недовольные взгляды и шепотки сильно раздражали ее, но она по-прежнему улыбалась, поддерживая мужчину, которого любила.

– Они скоро сами все поймут, – сказала Гонора, когда они вышли из деревни и добрались до вересковых пустошей.

– Мне остается винить только себя.

– Чушь! – рассердилась Гонора. – Ты не сделал ничего плохого.

– Вернувшись домой, я слишком много спорил с отцом.

– Ты перед ним извинился.

– Но не в присутствии клана, а они должны были увидеть, что я уважаю отца, вождя клана, и оказываю ему заслуженные почести. Я этого не сделал и теперь пожинаю плоды. Мой клан меня осуждает.

– Когда мы найдем человека, убившего твоего отца, тем, кто тебя осуждал, будет стыдно, – твердо сказала Гонора.

Каван с достоинством носил плед цветов клана и держался уверенно. Пусть люди и отпускали в его адрес колкие замечания, он отражал их сдержанно и достойно.

– Со временем клан поймет, что я всего лишь хочу служить им, как это делал мой отец – справедливо и мудро.

Гонора остановилась. Резкий зимний ветер жалил ее щеки, от холода она немного дрожала. Или от собственных тревог?

– Но они тебя оскорбляют!

– Я думаю, скорее, кто-то оскорбляет их. Слухи возникли сразу же после смерти отца. Такое впечатление, что кто-то изо всех сил старается посеять раздор среди членов клана.

– Ты прав, – сказала Гонора. – А это значит, что…

– Убийца остался среди нас, – докончил Каван. – Он никуда не ушел, а это приводит меня к мысли, что он еще не закончил свое черное дело.

Гонора содрогнулась, с благодарностью подумав о теплых объятиях мужа. Он медленно обнял ее и притянул к себе. Рядом с ним никто не мог ей навредить, а он любовно подбадривал ее. Каван обладал мужеством и силой прирожденного лидера, и она гордилась тем, что стала его женой, хотя и беспокоилась о его безопасности.

– Мы должны его отыскать, прежде чем он сделает еще какую-нибудь гадость, – сказал Каван.

– Да как мы его найдем, если он прикидывается одним из нас?

– То-то и оно. Он прикидывается, а на самом деле он не один из нас. Его преданность отдана кому-то другому, не клану.

– А кому? – спросила Гонора.

Каван взял ее за руку, и они пошли дальше.

– Это только один из вопросов, требующих ответа, но давай отложим его на потом. Пусть это время будет только для нас с тобой.

– Нет никакого времени для нас с тобой, – выпалила Гонора.

Каван повернул ее к себе лицом и обнял за талию.

– Прошедшие недели оказались для всех нас тяжелым испытанием. Нарушен привычный порядок, каждый час каждого дня наполнен скорбью. Нам пора возвращаться к обычной жизни клана, а начать должны мы с тобой.