Джанмария Анелло - Подари мне счастье

Антураж, достойный члена королевской семьи. Ничтожный, бессмысленный жест, который Ли не поняла. Это символ любви к ней.

«Не думай! Просто двигайся!»

Ричард подвел ее к карете, помог подняться на подножку. Ли, устраиваясь на обитом бархатом сиденье, не отрывали взгляда от пола. Ричард стиснул дверцу, запоминая мягкий изгиб подбородка, изящную линию носа, темные круги под глазами, морщинки боли, прорезавшиеся вокруг рта. Это он – причина этой боли. Ричард захлопнул дверцу.

– Пошел!

Карета покатила вперед, расплываясь неясным пятном и глазах. Ему хотелось побежать и вытащить из нее Ли. Хотелось целовать ее, обнимать и умолять остаться, но карета катилась прочь, набирая скорость, и вскоре исчезла в утреннем тумане. Слишком поздно. Ли уехала.

Ричард растянулся на кровати лицом вниз. Звук открывшейся и закрывшейся двери гулко прогремел в его притуплённом алкоголем мозгу.

На мгновение сердце екнуло, кровь забурлила. Потом Ричард вспомнил, что Ли нет, а он в аду. Ему требуется выпить еще. Крепкого бренди, обжигающего глотку. Или шотландского виски, дабы выжечь из головы все мысли. Чертовски жаль, что в доме ничего нет. Разрази гром Джеффри и его безрассудство!

Если бы не этот дурень, Ричард пошел бы сейчас в библиотеку и напился бы до бесчувствия.

Грубые руки схватили его за ноги и перевалили на спину.

Ричард с трудом разлепил веки и увидел своего чертова братца, стоящего возле кровати. Его лицо расплывалось и двоилась перед глазами.

– Теперь я знаю, как я выглядел после ночной попойки, и зрелище не из приятных, – сказал Джеффри, стаскивая с Ричарда сапоги. Он швырнул их на пол с громким стуком, который отдался болью в голове Ричарда. Он потянул на голову подушку.

– Уходи, Джеффри. Мне плохо.

– И неудивительно. Мало того что все эти четыре месяца ты молчишь как камень, так теперь еще и пьяные загулы?

Неужели прошло всего четыре месяца? А кажется, будто он уже тысячу лет не видел Ли. Горло сжалось. Пылающие, распухшие глаза защипало от пота, стекающего по лбу.

– Это называется: горшок котел сажей корил.

– Но я исправился. Особенно с тех пор, как ты ударился в запой. Теперь я знаю, что ты чувствовал, когда я приволакивался домой на рогах и по уши в долгах. Я беспокоюсь о тебе.

– Не о чем беспокоиться, – пробормотал Ричард, – просто сегодня чуть-чуть перебрал.

– Сегодня и каждую ночь за последние две недели. Это совсем на тебя не похоже, Ричард, ты должен остановиться. Пока не закончил, как я, с револьвером, приставленным к голове.

Как объяснить брату, что он пьет, чтобы прогнать своих демонов? Правда, это не помогает. Ничего не помогает. Они все равно здесь, притаились на краю сознания в ожидании, когда он протрезвеет. Неделями Ричард пытался похоронить себя в делах имения, но мысли о Ли преследовали его днем и ночью.

Что она делает сейчас, в эти мгновения? С кем разговаривает? Думает ли о нем? Скучает ли по нему так, как он скучает по ней? Любит ли его так же, как он ее? Или он убил все нежные чувства, которые она питала к нему?

Как раз когда Ричард думал, что может и вправду сойти с ума, в город вернулся Пирс. Склонность к выпивке, неисчерпаемое остроумие и умение не лезть в душу делали его идеальным компаньоном для страдающего человека. В пьяном забвении Ричард, наконец, нашел передышку, в которой так отчаянно нуждался.

– Почему бы тебе не поехать к ней, – проговорил Джеффри, – не рассказать ей все? Она поймёт.

– Она уже знает и ненавидит меня.

– Чушь. Она так любит тебя. – Джеффри махнул рукой. – Она знает лишь часть истории, к тому же версию Рейчел. Ты должен поехать к ней.

– Ты не понимаешь. Я не могу!

– Тогда ты заслуживаешь свою пустую кровать.

Джеффри, кажется, хотел еще что-то сказать, но Ричард закрыл глаза и захрапел. Он подождал, когда дверь со стуком захлопнется, и только потом проковылял через комнату и во шел в спальню Ли. Он почти ожидал, что увидит ее вышагивающей перед камином, как было в их первую брачную ночь, когда ее чувственное платье из серебристого шелка раскачивалось вокруг ног в игривом танце, который сводил его с ума. Золотистые волосы, сияющие в свете огня. Вкус ее дыхания у него на губах, жар кожи, руки, обнимающие, привлекающие ближе.

Ричард повалился на кровать, зарылся лицом в подушку, пытаясь убедить свой притуплённый пьянством мозг, что он все еще может чувствовать запах розовых духов, хотя прошли месяцы с тех пор, когда Ли в последний раз входила в эту комнату.

Он думал о том, чтобы поехать к Ли. Каждую минуту каждого дня думал о том, чтобы поехать к ней, но всегда отметал эту мысль.

Зачем? Ли все равно отвергнет его теперь, когда ей известны его самые мрачные тайны. Но она знает не все, говорил он себе. Она не знает правду об Элисон.

Голос Ли до сих пор эхом звучал у него в ушах: «Я не могла бы любить Элисон больше, даже если б она была моей дочерью. Но она не моя дочь и не твоя…»

Почему Рейчел решила не рассказывать об этом? Пощадила чувства Ли? Ричард сильно сомневался в этом. Чтобы защитить Элисон? Возможно, но маловероятно. Значит, припасла это на тот случай, когда Ричард помирится с женой?

Наверняка. Рейчел не остановится ни перед чем, чтобы сделать ему побольнее, даже если при этом придется разрушить жизнь Элисон.

Рейчел мерила шагами галерею, опоясывающую центральную лестницу. Услышав, как дверь Ричарда открылась, Рейчел вжалась в стену, надеясь, что тени скроют ее.

С колотящимся сердцем и покалывающей от предвкушения кожей она выглянула через перила. Из комнаты Ричарда вышел Джеффри, хлопнул дверью, затем прошагал к своей спальне и тоже захлопнул дверь с такой силой, что звук эхом прокатился по куполообразному холлу, вдребезги разбив тишину.

Пузырьки смеха щекотали горло до тех пор, пока Рейчел не почувствовала головокружение. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула, чтобы успокоить нервы. Хотя она и знала, что ее брак с Эриком до глубины души потряс Ричарда, но и помыслить не могла, что он будет злиться на нее всю жизнь. Теперь она осознала, что сильно недооценила его преданность и любовь к брату.

Почему он не может понять, что Рейчел вышла за Эрика исключительно ради титула? Что она поступила так не только ради себя, но и ради Ричарда? Разве не устроила она все наилучшим образом?

Разве титул теперь не принадлежит Ричарду, как она и планировала?

Она была так близко. Все, что ей было нужно, – это еще немного времени. Как только скорбь Ричарда прошла бы, он бы обратился к ней за утешением, как всегда делал в прошлом, до Эрика, до Элисон, до того, как этот плебей Джеймисон со своей жалкой дочкой вошли в его жизнь. Но Рейчел восторжествовала и над этой глупой девчонкой. Несколько нашептанных словечек. Несколько намеков. Но самым лучшим ее маневром было просто поведать голую правду, лежащую в основе их брака.

Ли слишком наивная, слишком доверчивая душа, чтобы не попасться в ловушку Рейчел. Побежать к Ричарду и потребовать правду. Потребовать, чтобы он сделал выбор между женой, которую не хотел, и женщиной, которую любит всю жизнь.

Наблюдая за отъездом Ли из окна гостиной, Рейчел с трудом сдерживалась, чтобы не издать торжествующий вопль.

Но она никак не ожидала, что Ричард замкнется в молчании, в ледяной вежливости, холодящей душу. Как будто и в самом деле любит свою жену, как будто скучает по ней.

Но как такое возможно?

Она не более чем помеха, брошенная на его пути, неудобство, которое Рейчел вынуждена терпеть, дабы защитить Элисон. Порой Рейчел забывала про самое мощное оружие, имеющееся у нее в арсенале. Но с нее довольно.

Наконец она выработала план, который, безусловно, увенчается успехом.

План достаточно прост. Она не представляла, почему не додумалась до этого раньше. Она была так возбуждена, что едва могла дышать. Дрожащими руками Рейчел разгладила морщинки на халате, поправила кружево на шее.

Свеча в настенном канделябре зашипела и погасла, и этот звук, резко прозвучавший в тишине, заставил Рейчел вздрогнуть. Она оттолкнулась от стены и выглянула из-за угла.

Коридор был пуст.

Рейчел сделала глубокий вдох и направилась к комнате Ричарда.

Ричард не знал, сколько прошло минут, а быть может, часов, прежде чем он наконец погрузился в сон. Но даже и тогда он висел на краю сознания, мысли о Ли дразнили чувства, вызывая на коже трепет, словно ее нежные руки вытаскивают его рубашку из бриджей, словно ее ладони гладят плечи, прикасаются к спине, словно постель прогибается и Ли прижимается к его телу.

Но что-то было не так.

Эти руки были холодными, а пахло не розами, а… лавандовой водой?

Это не сон.

Это кошмар, вернувшийся, чтобы преследовать его.

Ричард открыл глаза.

– Рейчел.

Она улыбнулась ему, чувственно приподняв уголки губ, томно захлопав ресницами, сладострастно прошептав:

– Ричард, как же долго я ждала этого. Поцелуй меня, дорогой.

Возможно, он слишком набрался. Возможно, в конце концов, сошел с ума. Или, может, просто устал бороться со своими основными инстинктами, устал от мучений и лжи.

Какова бы ни была причина, но он скользнул ладонью вверх по ее руке, затем по плечу. Рейчел застонала и подняла лицо.

Он широко растопырил пальцы, обхватил ее за шею и медленно; о, так восхитительно медленно начал сжимать.

Рейчел смотрела на него широко раскрытыми, вызывающими глазами, словно говорила: «Ну давай, сделай это».

Это было бы так легко. Несколько минут, и он освободился бы от нее навсегда. Ему так сильно, так давно этого хотелось. Она – проклятие его жизни, и он до смерти устал от нее и ее козней. Если б не ее обман, он бы никогда не предал Эрика. Если б не ее злопыхательство, он бы никогда не потерял Ли.

Кожа его похолодела, дыхание сделалось резким. Ошеломляющее открытие ударило Ричарда с безжалостной жестокостью, словно стена рухнула, обнажая ту часть его самого, которую он никогда не видел.

Рейчел – зло, в этом нет сомнения, но не ее вина, что он потерял Ли. Это его собственный страх прогнал Ли прочь. Страх, что она отвергнет его, как только узнает все его тайны. Страх, что он полюбит ее.

Любовь делает человека уязвимым. Любовь причиняет боль.

Поэтому Ричард оттолкнул Ли, но это не остановило боли, потому что слишком поздно. Он уже полюбил ее.

С рычанием он столкнул Рейчел с кровати.

– Убирайся отсюда и не вздумай проделать такое еще раз. Или в следующий раз я и в самом деле убью тебя.

Рейчел подхватила с пола свой халат.

Когда она выбежала из комнаты, Ричард встал с кровати и рухнул в кресло возле камина. Спрятал лицо в ладони. Господи, как же он любил Ли! С каждым вздохом, с каждым ударом сердца он томится по утешению, которое может дать лишь Ли. Она – все, что есть хорошего и порядочного в его жизни, а он отослал ее прочь.

Дыхание его стало прерывистым, в груди заболело, все страхи накинулись на него, отнимая волю, побуждая вновь вернуться в темноту, но он решительно оттолкнул их. Ну и что, если Рейчел расскажет всему свету, что Элисон – его дочь?

Он любит Элисон больше жизни и жаждет признать ее своей. Да, это вызовет скандал, но они переживут. Жизнь будет продолжаться, возможно, даже лучше, чем прежде, когда правда выйдет наружу.

Ричард не предавал своего брата. Никогда ни словом, ни делом он не предавал брата. Чувство вины и стыда чуть не погубило Ричарда, но теперь он видит истину. Эрик понимал это и любил его до конца. Он никогда не винил Ричарда, не питал к нему ненависти. Он искренне, всем сердцем любил Элисон и признал ее своей, чтобы защитить от мира.

Образ милого лица встал перед глазами, и Ричард с поражающей ясностью увидел истину. Он может рассказать Ли все. Об Эрике. О Рейчел. Даже об Элисон, и Ли поймет. Потому что любит его.

И любит Элисон. Ли никогда не будет ни презирать ребенка, ни меньше любить его, потому что она незаконная дочь Ричарда.

Почему ему понадобилось так много времени, чтобы понять? Зачем он сделал их жизни несчастными? Потерял так много времени?

Ричард поднялся с кресла, вернулся в свою комнату и позвонил камердинеру. Кое-какие страхи все еще не отпускали, ослабляли волю, предостерегали, что уже слишком поздно, но Ричард не слушал.

Осталось только одно: поехать в Корнуолл и вернуть свою жену.

– Небо нахмурилось. Скоро пойдет дождь, ваша светлость. Нам лучше вернуться в дом.

– Еще минутку, Мариэлла, – ответила Ли, наблюдая за соколом, летящим против ветра.

Пурпурные взъерошенные волны, разбивающиеся о камни внизу, швыряли через край пенистые брызги. Пропитанный солью воздух оставлял во рту острый привкус.

Поднявшийся ветер вырвал волосы из шпилек, и Ли рассмеялась. Она сунула руки под накидку, потерла ладонями живот и улыбнулась, почувствовав шевеление ребенка. Она плохо помнила свою дорогу в Корнуолл, лишь смутные впечатления о длинных, утомительных днях, за которыми следовали длинные, утомительные ночи. Пейзаж, расстилавшийся за окном, должен был очаровать ее, но она ничего не замечала в своих страданиях, все вокруг сливалось для нее в одно размытое пятно.