Аля Пачиновна - Подари мне себя до боли

Едва стих рокот мотора, игнорируя все риски свернуть или сломать себе что-нибудь, Соня соскочила с мотоцикла. Зацепилась ботинком за какую-то железяку, все-таки, но, слава Богу, устояла. Передоз адреналином не способствовал ровному течению мыслей, а злость доминировала над всеми остальными эмоциями. И скрывать она это не собиралась.

- Ненавижу тебя, Моронский! Слышишь? - Соня резко стянула с себя шлем и сдула с лица выбившиеся пряди.

- Ш-ш-ш, тихо, тихо, - Макс тоже снял шлем и поднял руки щитом. - Я бы на твоём месте не разбрасывался признаниями. Ты в курсе, что Фенилэтиламин - вещество, вызывающее чувство влюбленности, входит в химическое соединение,  которое мы привыкли называть  ненавистью?

Он сделал пару шагов вперёд, расстёгивая куртку.

- Не подходи ко мне! - предупредила Соня. - Куда ты вообще меня привёз?

- На речку, не видишь? Красиво. Природа. Ты и природу не любишь так же сильно, как и меня?

- Не произноси этого слова, Моронский, - прошипела девушка. - Что ты можешь знать о любви, у тебя один секс на уме!

Макс взъерошил примятые шлемом волосы.

- Не знаю,  - пожал он плечами. - Я люблю рибай, но у меня никогда не возникало желания его трахнуть.

О, это невыносимо! Просто невозможно! Соня закатила глаза и подняла голову к небу. Как с ним разговаривать? Как ему обьяснить? Что нужно сделать, чтобы он прислушался? Стать такой же циничной тварью, как он?

- Ты, вообще, любил когда-нибудь? - без особой надежды на вразумительный ответ, наконец, спросила она.

- Ну, в третьем классе мне очень нравилась одна девочка. Я ей признался в чувствах, а она подняла меня перед всем классом на смех. - Макс снял куртку и Соня невольно засмотрелась, как перекатываются под смуглой кожей твёрдые мышцы, увитые стеблями вен.

- И ты теперь отыгрываешься на всех женщинах? - она прищурилась, принудив себя отвести взгляд от его мощной груди.

- Пфф, зачем? - фыркнул Моронский, усаживаясь на брошенную на траву куртку и закуривая. - Я трахнул ее у себя в клубе, когда ее старый толстый муж сидел в соседнем зале, попивал мой коньяк и курил сигару, которой я его угостил. Гештальт давно закрыт,  - глухо проговорил он, выдыхая сигаретный дым.

Соня шумно втянула воздух и покачала головой.

- Тебе когда нибудь говорили, что ты самый циничный тип на свете?

- Постоянно слышу! - совершенно невозмутимо ответил Моронский, - А я просто умею ждать.

Соня отвернулась от него, опустила голову и стала изучать шнурки на казенных ботинках.

Невыносимо было смотреть на него и слушать. Больно. И она не совсем понимала, почему именно больно. Почему эти его бестактные, порой даже хамские фразы так ранят ее? Он ей никто. Она его не звала в свою тихую размеренную жизнь. Соня вообще не должна была испытывать абсолютно никаких эмоций, кроме неприязни.

Но чувствовала. К сожалению.

Было в нем что-то такое, что притягивало. Этого Соня никак не могла отрицать. Его внешность (а сейчас Соня, наконец, набралась смелости признать себе, что Моронский чрезвычайно красив), внутренняя сила, мощь, власть, ум - редкое сочетание качеств, от которого легко можно потерять голову. И сама Соня чувствовала, что силы на исходе. Поддаться искушению, отдаться в его власть - так сладко, запретно. И она знала, что ощущения будут ни с чем не сравнимые, яркие, незабываемые. Чувствовала. И боялась. Знала, что перешагнув черту, пропадёт целиком, без остатка. А как жить после? Когда его игра закончится и он насытится? Что делать? В монастырь уходить?

- Ты сама-то знаешь, что такое любовь? - вопрос прозвучал неожиданно. 

Соня, повернула голову в его сторону. С этого относительно безопасного расстояния она позволила себе тихонько разглядывать Макса. Он полулежал на траве, опираясь на локти и смотрел на спокойное течение реки.  Да, он красив, как дьявол-искуситель. Длинные ноги, мускулистые крепкие бёдра обтягивала ткань чёрных джинсов. Широченные плечи, крепкий рельефный торс угадывался под чёрной простой футболкой. Разрозненные вкрапления рисунков на рельефных руках не портили его, а усиливали эффект дьявольского обаяния. Крупная цепь на мощной шее, часы на запястье - наверняка дорогие,  - просто кричали о его финансовом состоянии. Соня никогда раньше не видела и не встречала таких мужчин. И как с такими себя вести - не знала. Его красота пугала и завораживала. Бешеный магнетизм. Опасный. Неудивительно, что он не привык к отказам.

- Любовь... - начала Соня, тоже присаживаясь на траву, - это доверие, взаимопонимание. Это когда знаешь, что человек не предаст ни при каких обстоятельствах и знаешь, что и ты не предашь любимого человека.

- Скучно... Соня. - он оторвал травинку и закусил ее стебель зубами. - Ты перечислила вещи, которые абсолютно нормальны в любых отношениях. В дружеских, например, в партнёрских.

- А что тогда по-твоему «любовь»? - Соня подняла взгляд, чтобы  посмотреть на его лицо.

Он как-то странно впился в неё цепким взглядом, будто размышляя, стоит ли развивать эту тему. Стоит ли Соня того…

- Не люблю разговоров о любви. Это напрасное сотрясение воздуха, бесполезная трата времени,  - произнёс Макс, наконец. - Нет любви. Есть служение. Служение другому, которого ты считаешь достойным этого. Служение  - это забота. Желание сделать жизнь этого человека ярче, вкуснее… желание, Соня. То, от чего никуда не денешься, не убежишь. Однажды пазл складывается и все. Намертво! Но это редкость, как паргелий или как двойная радуга.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ У Сони почему-то защипало глаза.

- Но женщине необходима любовь… слова, нежность...

- Женщине необходима крепкая рука, которая сможет ее поддержать и направить, согреть или остудить. Мужчина, который может взять на себя ответственность за нее. Женщине необходимо знать, что ради нее кто-то будет действовать, а не болтать языком.

- И ты знаешь примеры? - спросила она, сглатывая вставший в горле комок.

- Конечно, - уверенно ответил он, - мои предки. Служение, Соня. Все остальное - это прилагающиеся эмоции. Найти человека, разделяющего эти понятия - один шанс на миллион.  

- Значит ты не нашёл и сублимируешь в секс? Правильно?

Моронский усмехнулся и отбросил травинку. Перевёл взгляд темных глаз на Соню и сказал:

- Нет, Соня, неправильно. Я ничего не ищу. Меня все устраивает, я просто беру от жизни то, что хочу. 

Снова у неё возникло какое-то горькое чувство разочарования. В который раз уже... Только у неё забрезжит надежда, что он способен быть нормальным, как Моронский произносит очередную свою циничную гадость и наступает тяжёлое  похмелье. С ним нельзя терять бдительность, нельзя расслабляться. Нельзя очаровываться!

- Кстати, где твой любимый Арнольдыч со своей заботой и преданностью?  - он повернулся к ней и глаза его зло вспыхнули. - Почему он не ищет тебя с собаками, вертолетами и Интерполом? Какой-то  хер похитил его женщину, а он сидит - лапки склеил?

Соня не нашла, что ответить. Отвернулась и сникла.

- Только не говори, что сама не задаёшь себе этот вопрос! - услышала она после некоторой паузы. - Если бы ты была моей женщиной, ни один яйценосец не приблизился бы к тебе ближе ста метров.

- Это не забота! - резко выпалила она.

- Да? А что?

- Не знаю! - Она дёрнула плечом. - Собственничество. Желание показать, кто сильнее. У кого член больше!

- Тогда зачем тебе мужик с таким крохотным членом? - хохотнул Моронский. - Все ж было понятно, когда он дёру дал из ресторана.

- Я не хочу, чтобы ты говорил о Нем в таком тоне! - зло отрезала Соня.

- Да я вообще не хочу говорить, если честно. - Он медленно поднялся, сунув руки в карманы джинсов и подошёл к Соне. Навис над ней чёрной скалой.  - Я бы сейчас с бОльшим удовольствием стянул бы с тебя штаны, нагнул над байком и вытрахал бы из тебя даже малейшее воспоминание об этом  ванильном мальчике с хроническим гайморитом.

Соня бы залепила ему пощечину, да физиономия Моронского была высоко, а соревноваться в острословии уже не осталось сил, к тому же она была голодна. Все на что хватило энергии - смерить нахала уничтожающим, полным презрения взглядом.

- Однако, здесь комары вечером зверски жрут,  -  он звонко хлопнул себя по шее, будто вовсе не заметив этого взгляда, - а мне бы совсем не хотелось делить твою голую задницу даже с этими кровососами.

Он протянул ей руку, чтобы помочь встать. Но она проигнорировала жест, поднялась сама и отряхнула треники.

- Не ври хотя бы себе, Соня - услышала она уже совсем рядом, -  ты хочешь меня не меньше, чем я тебя. И мы бы уже давно наслаждались друг другом, если бы не твоя порядочность по отношению к недостойному тебя человеку и обязательства, которые ты сама себе выдумала.

- Я так не умею, Моронский! - гордо вскинула Соня подбородок. - Человеческие отношения - это не игра. Не переустановишь. Память не сотрёшь.

С минуту он смотрел на девушку не моргая, играя желваками.

- Я есть хочу, - заявила Соня, не дожидаясь очередной его колкости, - ты мне мясо обещал.

***

Обратная дорога уже не вызвала такого леденящего душу ужаса, как в самый первый заезд.  Терять уже было нечего. Поэтому держалась Соня за Моронского так крепко, как только могла, изо всех сил прижимаясь к стальному торсу. Удивительно, как он ещё при этом мог дышать. На виражах Соня старательно сжимала челюсти, чтобы не доставлять чудовищу ожидаемого наслаждения своими воплями. Обойдётся!

Но когда, наконец, она обрела под ногами ровную твёрдую поверхность, колени невольно подогнулись и она бы, наверное упала, если бы Макс не поддержал ее вовремя за талию.

- Сногсшибательные ощущения, правда? - шепнул он ей на ухо. - Почти, как оргазм.

- Моронский, - выдохнула Соня, - я очень устала и голодная. Поэтому информацию про твои оргазмы просто не воспринимаю. Нормальные ловеласы девушку сначала кормят, а потом соблазняют. - Соня мягко убрала его руку со своей талии и, неуклюже шагая в больших неудобных ботинках, двинулась в сторону гаража.

Макс не отставал. Неожиданно для Сони легко подхватил ее на руки и быстро понёс к дому. Она задохнулась от запаха, ударившего в ноздри. Головокружительного, мужского запаха, который проникал в тело, как дурман. Соня перестала дышать, чтобы не впускать его в себя, чтобы ненароком не угореть в кумаре. 

Всё это плохо. Неправильно. У неё есть парень. А она...

Внутри гаража Макс поставил ее на ноги, взялся за собачку молнии куртки и медленно потянул вниз, глядя при этом Соне в глаза. Так, будто она под ней была совсем голая. Развёл полы куртки и стянул ее с Сониных плеч. Затем так же медленно начал опускаться вниз, проводя ладонями вдоль ее тела. Большие пальцы чуть слегка коснулись выпуклости груди под объёмной толстовкой и чуть задержались. Потом двинулись дальше к талии, затем к бёдрам. У Сони было чувство, что за руками Моронского тянется огненный след. Сердце бешено неслось. Мышцы внизу живота снова сильно скрутило. Дыхание перехватило, когда он чуть сдавил руками ее бедра. Но в слух она сказала:

- Не старайся. Не действует.

- Я уже понял, что врать ты не умеешь - он ловко расшнуровал ботинки и подал ей ее обувь. - Пошли, Саныч делает лучший в мире шашлык. Готов поспорить, ты такого в жизни не ела!

Задний фасад здания плавно перетекал в террасу, отделанную палубной доской дорогой породы дерева, с большим прямоугольником бирюзового  бассейна в центре и патио с мебелью из тика. На низком круглом столике в центре патио уже стояли блюда с нарезанными овощами, зеленью, сырами и фруктами. Над каменной беседкой, расположенной на зелёной поляне, поднимался дымок от барбекю. Запах кружил голову и Соня почувствовала, как от голода сводит живот. Подцепив с блюда кусок сыра, она положила его в рот и чуть не заурчала от удовольствия. Оторвала виноградину от грозди и закинула следом.

- Ты стоя есть будешь, или все-таки сядешь? - услышала она голос подошедшего Моронского. Он уже успел облачиться в длинный толстый махровый халат с вензелем «М» на груди. Подошёл к столу и тоже взял виноградину. - Присаживайся! -   указал на кресло рядом с Соней, а сам упал напротив, закинув одну ногу на другую, сверкнул из-под халата смуглой кожей. 

Специально ведь рисуется...

Она плюхнулась на подушки. Молча сидели минуты три и смотрели друг на друга. Соне стоило неимоверных усилий  выдерживать на себе тяжёлый испытующий взгляд мужчины. Поэтому, она сдалась первая. Оглядела стол, нашла бутылку с водой и жадно приложилась к ней губами, подсматривая из-под ресниц. Она заметила, как подпрыгнул кадык на шее Моронского - сигнал, от которого, почему-то, бросило в жар...