Как её накрывает. Как она без стеснения ласкает себя одной рукой между ног, другой терзает свои груди. Мягкий, спокойный прилив наслаждения начал накатывать снизу вверх из-под ее пальцев до корней волос, усиливаясь с каждой волной. Соня всхлипнула, затряслась и выгнулась назад.

Макс, внезапно, ухватил ее за запястья и потянул на себя. Она послушно упала ему на грудь, отрывисто дыша и вздрагивая. Почувствовала его ладонь у себя на затылке. Пальцы Макса зарылись в Сонины волосы, начали перебирать, массировать кожу головы.

Постепенно дыхание выровнялось, Соня расслабилась, тело отяжелело. Глаза сомкнулись сами собой, она даже не заметила, как и когда,  мягко, словно перышко, опустилась в глубокий сон.

***

Макс уже в брюках сидел на кровати рядом со спящей Соней, едва прикрытой легкой простыней. Протянул руку, убрал прядь волос с ее лица. Она открыла глаза и часто поморгала. Потом резко подняла голову.

- Сколько времени? - встрепенулась птичка.

- Тихо, тихо, Соня-теребоня. Можешь ещё поспать. Это мне пора через полчаса ехать. Ты просто дверь захлопни.

Соня села, подтянув к груди простыню.

- Нет, - замотала головой, - я тоже поеду, я быстро соберусь.

Она засуетилась, выползая из постели, простыня застряла, не хотела покидать кровать, Соня сдалась и голая пошлепала  к двери, ведущей в ванную.

- Соня, - позвал  он, глядя ей вслед.

- Что... - обернулась, вильнув гладкими бёдрами. Волосы шоколадным шелком рассыпались по спине и упругой высокой  груди. Моронский оглядел ее голодным взглядом с головы до ног. В мозгах пронеслось что-то примитивное, маргинальное «Охуенная, блять, охуенная». И заныли яйца.

- Ничего,  - Макс  покачал головой.

Она смущённо отвернулась и скрылась за дверью.

Моронский выдохнул. Взъерошил волосы на голове. Взгляд упал на Сонин телефон.

- Как же я забыл, болван!?

Он взял его в руки. Покрутил, потыкал. Экран запаролен, конечно же. Снял дурацкий розовый чехол. Открыл на своём телефоне список контактов, вызвал Сонин.

Ее телефон ожил, а на его экране высветилась его - Моронского, фотка. Та самая что ли?

Макс усмехнулся. И быстро пошёл в ванную с телефоном.

- Тут тебе звонит кто-то. - Соня, уже в своём белье,  вздрогнула, стоя перед зеркалом с щеткой в зубах.

Прополоскала рот и протянула руку, чтобы взять мобильник. Но Макс не дал. Выдернул в самый последний момент. Поднял высоко на головой.

- Ну, что за детский сад, Макс? Дай сюда.

Макс разжал пальцы. Телефон с треском шмякнулся о мрамор  ванной  комнаты. И затих.

- Моронский! - прошипела Соня и побледнела. - Ты чё наделал?

- Упс. Прости.

Она присела подняла телефон, по экрану которого расползлась паутина трещин.

- Да ты не расстраивайся, - Макс из-за спины протянул ей коробку с новым айфоном. - У меня тут совершенно случайно оказался запасной.

- Ты ненормальный! Там же все мои контакты! - бледными губами проговорила Соня. Видно было, что девчонка негодовала, но Максу нравилось, что она не закатывает истерику. Держится. Пышет тихой яростью, сопит маленькими ноздрями, кулачки сжала и губу нижнюю кусает. Хороший знак. 

- Какие там у тебя контакты, я тебя  умоляю, Орлова!

- Деловые, Моронский. Деловые! 

Огрызается!

- Здесь, - он ткнул пальцем в коробку с айфоном, - один контакт самый главный - мой. Остальные на десятом месте. Макс сделал шаг к Соне, притянул ее к себе и поцеловал. Стремительно. Властно. Рвано. Глубоко. Пусть знает своё место.

- Какой я у тебя контакт, Соня? - выдохнул он ей в губы.

Она часто заморгала, облизала губы и сказала:

- Половой, Моронский. Половой!

***

- Я конфискую твою Бриони, Моронский! - на ходу подворачивая манжеты и дохлебывая из чашки свежесваренный  кофемашиной дабл-эспрессо, сообщила Соня.

- Это почему? - поинтересовался он, затягиваясь сигаретой.

- Потому что, по твоей вине на моей уже нет пуговиц. Одни убытки с тобой!

- Сколько? - выдохнул Макс дым в потолок.

- Да почти все! Одна или две на ниточке!

- Я спрашиваю, сколько стоят пуговицы?

Соня уставилась на него, как на умственно отсталого.

- Тебе по себестоимости посчитать или с накруткой? Блузка стоила тысячи три. Я могу только предполагать, сколько из этой суммы ушло на пуговицы.

Моронский, зажав во рту сигарету, протянул руку к пиджаку, достал из внутреннего кармана бумажник. Открыл его, отсчитал  несколько банкнот и положил перед Соней на постели.

- Четыре куска. Купи себе новую.

Соня застыла, глядя на восемь купюр по полтысячи евро.

- Что-то мои акции на шкурном рынке резко упали? - ехидно заметила Соня. - За прошлый минет я Кайен получила. А в этот раз всего четыре тысячи?

- Так остальное я кунилингусом отдал. Плюс айфон. Минус штраф за побег и моё терпение.

Соню в очередной раз захлестнуло волной возмущения. Захотелось запустить чем-то тяжелым в его нахальную физиономию. Она посмотрела на пустую чашку из-под кофе. Нет. Бросаться фарфором в лица красивым ловеласам заманчиво, но бесперспективно. Вместо этого, она вздохнула и сказала:

- Моронский ты помешанный извращенец. Ты просто больной на всю голову. Как меня угораздило связаться с тобой!?

- Ты слишком разговорчивая для шкуры!  - Он затушил сигарету в пепельнице. - Тащи свою задницу  сюда, я её помну немного. У нас ещё пять минут есть.

- Я подойду только, если ты уберёшь эти бумажки подальше от меня.

Макс хмыкнул, но евро убрал, не спуская с Сони взгляда прищуренных глаз.

***

Они вышли из квартиры тихо. Она в его рубашке, заправленной в юбку. Он - в двубортном пиджаке на голое тело. Пижон. Жиголо. 

Господи, за что?!

Подошли к лифту, как будто смущаясь друг друга немного. Ну, во всяком случае Соня точно смущалась. Пока ждали лифт, молча фехтовали взглядами. Он смотрел на неё. Она смотрела на него. Так же молча вышли из подъезда. Не проронив ни звука, дошли до Сониной (Сониной!) машины. Остановились.

Вот! Вот оно! Взгляд его опять потемнел и заострился. Он чуть наклонил подбородок и посмотрел исподлобья. Соня, как обычно в таких ситуациях, отступила назад и вжалась в дверь с водительской стороны. Моронский упёр руки в Порш по сторонам от Сониного лица.

Вот всего каких-то полчаса назад он почти был похож на нормального. Придурка, но нормального. Ладно, ненормального придурка. Но земного. А сейчас опять стояло перед ней исчадие ада. И опаляло ее щеку своим огненным дыханием.

- Сколько мне ждать, Соня? - спросил он так, что у неё снова ноги стали желейными.

- Дня четыре, - пискнула девушка.

Макс сжал челюсти, раздул ноздри.

- В субботу стрелка, значит. Имей в виду, из-под земли достану!

Соня затрясла головой, невольно запутавшись взглядом в волосках на голой груди  между лацканами его пиджака.

- На глаза мне эти дни лучше не попадайся. Ясно? - рявкнул Макс. 

Она опять закивала.

Моронский взял ее за локоть, чуть отстранил, открыл дверь автомобиля и усадил Соню на сидение. Молча захлопнул дверь.

Соня завела машину и тронулась с места парковки. В зеркало заднего вида она следила за темным силуэтом мужчины, который сводил ее с ума. Пока не повернула и он не скрылся из вида...

I've been alone, for too long,

To be burned by this now.

If i can keep, you here with me,

I will live somehow.

I'll (tell) you, when you run away,

I'll save you.

I'll break you, when you fall away,

I'll kill you.

Terry Grand “I'll Kill You (Softly)”

Глава 25

I know we could live tomorrow

Я знаю, мы могли бы жить завтра

But I know I live today!

Но я знаю, я живу сегодня

I know we could live tomorrow

Я знаю, мы могли бы жить завтра

But I don’t think we should wait!

Но я не думаю, что мы должны ждать, нет...

La-la-la, love

Ла-ла-ла, любовь

Laleh “Live tomorrow “

Вторник.

Соня всю жизнь, сколько себя помнила, танцевала. Как только научилась ходить, тут же стала крутить попой под любую музыку, даже, наверное, под папин храп могла бы, будь он более мелодичен. Родные умилялись и прочили ей будущее великой балерины. Но в балерины Соню не взяли за слишком женственный скелет.

Да. Так маме и сказали: у вашей дочери очень женственный скелет. Лет в пятнадцать она оформится в девушку с ярко выраженной фигурой «песочные часы». Нам в балете таких даром не надо. Вера Александровна сочла объяснение дурацким, но даже обрадовалась. Все-таки, классический балет - это очень серьёзное решение, которое может повлиять на всю жизнь.   Да и  профессиональный путь балерин извилист, стремителен и не всегда  успешен. Там, как в джунглях - выживает тот, у кого зубы больше.

Зубы у Сони выросли ровные, красивые. Но скромная, тихая девочка кусаться ими совершенно не умела, а танцевать по-прежнему хотела. Поэтому, её отдали в студию современного танца. О чем ни мама, ни сама Соня ни разу не пожалели. Занятия в студии совершенно ни к чему не обязывали. Но благодаря 8 годам, отданным танцам, Соня приобрела силу, выносливость, гибкость, научилась владеть своим телом (ну, относительно движений). И потрясающую фигуру: стройную, с сильными, будто выточенными  ногами, упругими ягодицами, крепким прессом, изящными руками, гибкой  спиной.

После того, как студию она закончила, поступив в институт, чисто для поддержания себя в тонусе, пару-тройку раз в неделю Соня ходила на занятия по стрип-пластике.

Ей нравилось. И нагрузка, и танцы, и коллектив  классный, девчонки веселые. Но на последнем курсе стало не до танцев. А потом и Лев недвусмысленно намекнул, что это хобби - неприличное.

Это было 14 февраля. Они с девчонками в студии поставили  номер по мотивам танца Деми Мур из фильма «Стриптиз», тот, что она в полотенце танцует. И Соня решила «подарить» его Льву на День влюблённых, отодвинув на второй план собственные именины. Этот поступок она потом долго считала самым нелепым в своей жизни!

Лев не оценил. Сказал, что его девушка должна вести себя скромнее и вообще, он рассчитывал на айподсы. Ну, Окей. Так в танцзале она стала бывать все реже.

И вот сегодня Соня твёрдо решила возобновить занятия. Как минимум, три раза в неделю будет ходить!

Она отыскала свою форму, кроссовки и сунула в рюкзак. Отправилась в зал.

И отлично там отзанималась. Размялась, растянулась, надвигалась. Мышцы налились. Тело быстро вспомнило все, чему училось восемь лет. Соня даже о Моронском не думала. Почти целых полминуты.

Пришла домой, приняла душ. Надела его рубашку. Так и ходила, периодически нюхала ее ворот, подолгу зависала, глядя в одну точку, не замечая вздохов и косых маминых взглядов.

Держаться на плаву, не захлёбываясь ежеминутно  воспоминаниями и его ароматом чуть-чуть помогала работа.

Соня сдавала проект. Просидела над завершающим этапом часа три. Ещё раз все проверив в оформлении и вложениях, отправила заказчику утверждённый чистовой вариант. Все, теперь можно было отдохнуть. Но это означало опять начать перебирать в памяти детали, образы, ощущения, слова и взгляды. Моронский вытеснил из ее жизни все, что не было связано с ним. Любые запахи, любые звуки, особенно музыка, имели свой эквивалент в Сониных воспоминаниях о проведённых с Максом часах. А что не имело его, то автоматически теряло значимость. Становилось неинтересным. Пресным. Пустым.

И это изводило. Выжигало. Соня даже с трудом могла заставить себя проглотить что-то, кроме йогуртов и кофе - мешал хронический спазм в горле. Мама кружила вокруг неё мрачной тучей, вздыхала, но ничего не говорила, не задавала никаких вопросов, просто буравила ее взглядом, полным тревоги.

Соне за день удалось восстановить все важные контакты и даже последние переписки с заказчиками.

Только главный контакт молчал. Софи вздрагивала от каждого производимого телефоном звука, бросалась к каждому звонку и дзыньку. И сама себя ругала потом за это!

То ли в отместку, то ли из вредности и хулиганства, Соня  лишила Моронского фамилии - переименовала его у себя в телефоне в  «Половой контакт». Слишком много чести!

Среда

Вечером они с мамой сидели перед телеком на диване и смотрели какое-то очередное горластое, остро-социальное шоу. Ну, как смотрели? Мама читала книгу под аккомпанемент запиканных матов, а Соня рассеяно залипала в телефоне, не особо понимая, что, собственно происходит на экране. И в её жизни.