- Ну чё, Орлова?! -  Макс тряхнул Соню за шкирку, - Давно не косячила? Кто тебя надоумил на это мероприятие?

Он бегло смерил взглядом Корнееву, сидящую возле колеса Мерина и тыкнул в неё пальцем:

-  Твоя идея была? Это ты ее притащила сюда?

Девчонка бессильно склонила голову, каясь.

Макс шумно втянул воздух. Похлопал себя по карманам брюк, понял, что забыл сигареты дома.

- Эту я забираю, -  сказал он охране и ещё раз тряхнул Соню. - Эту - он кивнул на шатающуюся, словно китайский болванчик, подружку, - можете вывезти в лес и выебать с двух сторон, а то у неё сорвалось сегодня! Потом скажете, что так и было, все равно на утро ни черта не вспомнит! - Славик с Игорем синхронно  уронили квадратные челюсти на асфальт и переглянулись с дебильными ухмылками.

Пигалица хоть и была бухая в муку, а смысл слов до неё дошёл. Хрюкнула и выдула пузырь ноздрей.

- М... Ма-к-аксим Андреич... - икнула и замолчала, хлопнув вразнобой ресницами, с которых тушь давно ссыпалась в подглазья.

Срамота. Панда, блять.

- Какой я тебе Максим Андреич, дебилка?! Вы с Орловой до сих пор не вкурили, что большие бородатые дяди вам не феи-крёстные?

- П-прос-ти... ти-те нас, п-жал-ста, мы больше так не... не будем. Я не знала...

- Конечно, блять, не будете! Одна под домашний арест со всеми вытекающими. Ты - в деревню к бабушке, в Калачи. На неделю. Чтобы духу твоего в городе не было! Поняла?

- П-поняла.

Он открыл заднюю дверь автомобиля и впихнул Соню в салон. И прежде чем залезть следом, обернулся к  охране и  сказал:

- Про выебать в лесу - шутка, если что! Домой ее отвезите. Завтра я решу, что с ней делать. Толя, домой, - велел он водителю и захлопнул дверь.

***

Соню била крупная дрожь.

- Ну, спасибо, за незабываемый вечер, Орлова! - сказал Макс, упав рядом на сидение. Он пару раз прошёлся пятерней по волосам и уставился на Соню, выжигая взглядом в ее виске дырку.

Она не решалась поднять на него глаза. Не могла заставить даже голову повернуть.

- Давно так чудесно время не проводил...

- Прости... - едва слышно, почти одними губами прошептала Соня.

Моронский молчал. Потом опять посмотрел на неё.

- Тряпка чья? - спросил он, поддев одним пальцем подол розового «чулка».

- Нелли дала... попросила надеть вместо джинсов...

- То есть, ты «нет» только мне говоришь? Остальным все позволяешь?

Соня не выдержала и подняла на него голову. Ее обидно задела эта фраза. Сначала она хотела, было, возразить что-нибудь, дернуть плечами. Оскорбиться, в конце концов. А потом Соня вспомнила в каком месте, в каком виде, в какой сцене он ее застал и все слова растаяли на языке.

Нет. Оправдываться она не будет. Все бессмысленно. Если он сложил о ней определённое мнение, ничто уже его не изменит. Будь, что будет. Уже то, что он не оставил ее там, на улице возле этого шалмана - неплохо.

Соню снова замутило. То ли действие наркотика ещё давало о себе знать. То ли это от самой себя воротило. Она тяжело сглотнула и слёзы опять сами собой покатились по лицу.

Моронский вдруг с силой потянул ее за плечи на себя и прижал ее голову к своей груди. Сильно. Соня уткнулась в неё носом, вдохнула его запах, показавшийся таким родным и желанным,  и зарыдала в голос, сотрясаясь и всхлипывая.

А потом она отключилась...

Глава 28

In the colorless light

В бесцветном свете

And the cold of an empty bottle

И холоде пустой бутылки.

Drunk on a song

Пьяна песней

Of a lie gone wrong

Неудавшейся лжи,

You only find when you hit the bottom

Которую обнаруживаешь, только когда достигаешь дна.

O, gonna bury me

О, о погрузи меня...

A woman can't run

Женщина не может убежать

From the things she's done

От тех вещей, что она сделала,

When the weight's got her on her knees

Когда под их грузом она опускается на колени.

Time don't know

Время не знает,

where the river flows

Куда течет река,

But I pray it's out to sea

Но я молюсь, чтобы она впадала в море.

O, gonna bury me

О, о погрузи меня

Unions “Bury”

Доминировать, подчиняя - единственная, доставляющая наслаждение форма близости, которую Макс допускал в отношениях с женщинами. Сопротивление он встречал редко. А без сопротивления какое подчинение? Жажду покорять, совращать, снимая слой за слоем броню из гордости, комплексов, предрассудков, навязанных обществом социальных ролей и норм, не могли удовлетворить девки без этих самых комплексов и социальных норм. Наготу не разденешь. Нельзя подчинить ту, которая на колени падает по привычке или за деньги. Нет, можно, конечно. Но какой в этом резон?

Подчинение начинается с головы. Только убежденная в своей независимости умная, скромная цыпочка отдаётся с особенной страстной покорностью. Обуреваемая внутренними противоречиями, разрываясь между правильным и запретным. Раз за разом. Не раздевая, доведи до оргазма ее мозг и увидишь, как девочка-отличница постепенно расстаётся со своими принципами, амбициями, заносчивостью, самоуверенностью, злостью и застенчивостью. Как мамина девочка становится оторвой. Как течёт гордячка от одной только мысли, что у неё теперь есть хозяин!

Лучшая прелюдия - это власть.

Власть над ее мыслями, чувствами, эмоциями. Тело ему уже принадлежит... лежит в его кровати.

Дело за малым - войти в него глубоко, вопреки всем законам анатомии, достать до души...

Солнечный свет бил в стеклянную стену спальни. Очерчивал жаром чёрный силуэт Макса, сидящего в низком дизайнерском кресле. Моронский пил виски и пускал сапфировым циферблатом наручных часов солнечных зайчиков.

Спящей Соне в лицо.

Он изучал её, словно маньяк, рисовал её линии на стене памяти, чтобы сохранить на случай, если она снова вырвется, чтобы суметь пережить жажду, пока он снова будет искать...

Сонная - совсем, как малолетка. Волосы сбились на лицо. Щёки гладкие, как шёлк, розовые, губы алые. Жмурится.

Сучка! Раздразнила, наобещала, сделала вид, что готова сдаться, и даже дала в это поверить. А потом отказалась от всех обещаний,  забила или забыла, на что подписалась - не важно! Взяла и дерзко ушла в самоволку!

И теперь он очень зол на неё. Очень.

Макс сделал глоток спиртного. Льдинки тихо звякнули в бокале. Посмотрел на часы - начало первого. Соня спала уже больше 10 часов.

Засоня.

Макс нажал на пульте от стереосистемы пару кнопок, комната наполнилась прекрасным кавером песни Unchained melody в исполнении  красивого дуэта  Crywolf и Roniit.

Чистые голоса, лёгкий медленный перебор акустической электрогитары и баса. И мелодия... вечная... бессмертная. В самый раз для того, чтобы начать.

- Я что, умерла и попала в рай? - пробубнила Соня припухшими губами, не открывая глаз.

О, нет, детка. Ты на минус-адском этаже!

Оторвала голову от подушки, заглянула за край простыни, которой была прикрыта. И снова уронила голову.

«Да, дорогуша, я даже не стал раздевать тебя. Просто сгрузил на кровать, как мешок алкашни!»

Была бы это какая другая баба, он бы вообще возиться не стал. Но эта... держала его за хуй, как за поводок! И надо было срочно с этим что-то делать. Хотя. Торопиться теперь некуда, времени - вагон. Для воспитательных мероприятий.

Соня зашевелилась, потянулась, выгнулась, как кошка. Воспитатель в паху тут же выразил готовность приступить к активным действиям.

Села, подтянув к себе колени. Залилась краской. Стыдно? Правильно. Клин клином вышибают. Вот она - твоя индульгенция, девочка, у него в штанах.

Макса подмывало встать, подойти, припечатать ее собой к постели, вжать, утопить. Впиться в губы. Стянуть с неё эту розовую дрянь. Или сорвать. Покусать всю до синяков. Войти без предисловий.  Резко. Так, чтобы в глазах потемнело. Натянуть на себя. И оттрахать жестко, чтобы дым из ушей, чтобы брызги во все стороны...

Но Моронский не спешил. Этого будет мало, чтобы она, наконец, поняла, к кому попала, кто ОН и кто теперь ОНА... до неё как-то туго доходит.

- Не молчи, пожалуйста... - пробормотала Соня себе  в колени. - Когда ты молчишь и так смотришь, мне страшно.

Макс опрокинул остатки виски вместе со льдом себе в рот. Проглотил. Лёд подержал во рту, пока он не растаял. Встал. Подошел к тумбочке, взял с неё высокий стакан с прозрачной жидкостью, протянул Соне, которая спряталась за рассыпавшимися по плечам волосам, как за ширмой.

- Пей, - коротко приказал Макс. - Страшно - это хорошо.

Она подняла голову, выглянула из укрытия и спросила с сомнением:

- Ч-что это?

- Лекарство! Пей. Предпочитаю иметь дело с живыми организмами.

Голова-то, наверное, бо-бо?

Соня взяла стакан трясущейся рукой и поднесла к губам. Начала пить мелкими глотками. Потом, не глядя на Макса, вернула пустой стакан ему.

Он проигнорировал.

- Раздевайся. Иди в душ. - Твёрдо, без тени эмоций проговорил Моронский, снимая с запястья часы.

- М-м-акс... давай поговорим. Пожалуйста...

- Ты слышала, что я сказал? - отрезал он, принимаясь за рубашку.

Засопела. Шмыгнула носом. Медленно спустила ноги с кровати. Сползла с неё, одернула вниз подол розовой чуши. Поставила пустой стакан обратно на тумбу. Пошлепала нетвёрдой походкой.

- Куда пошла?

- В душ... - остановилась, глазами хлопает.

- Здесь раздавайся!

Рот открыла. Пухлые губки дрожат. Потянула верхний край... шлюшьей униформы вниз. Обнажила сначала сиськи, потом стянула его вместе с трусами на пол.

Макс сделал рваный вдох ноздрями, сжал до боли челюсти.

Соня подняла руки к шее, намереваясь расстегнуть кожаные ремешки, перехватывающие  горло.

- Это оставь, - сказал он.

Ошейник будет весьма кстати. Атрибутика - признак дилетанта. Но в данном случае пусть будет.

Соня опустила руки вдоль тела, не нашла куда их деть, скрестила на груди, обхватив себя за локти. Стоит, подглядывает из-под опущенных ресниц. Губу нижнюю кусает. Пылает.

Макс несколько раз облапал ее взглядом сверху вниз и обратно. Засандалил бы прямо сейчас. Но нет.

- Мне по десять раз все повторять?

Встрепенулась. Развернулась. Повиляла булками в ванную.

Макс выдохнул, когда за ней закрылась дверь. Это будет тяжело - сделать все, что он запланировал, и не сорваться. Слишком велик соблазн пойти следом и отыметь прямо там. Горячую, мягкую, напуганную до дрожи в кончиках пальцев.

В ванной зашумела вода.

Макс вернулся в кресло. Чтобы отвлечь мозги от генерации образа мыльной розовой задницы Орловой, он открыл книгу. Даже прочитал полстраницы. Но ни хрена не понял. Отложил. Взял телефон, пробежался по фьючерсам, опционам и свопам. Шум воды в душе стих. Макс заерзал и отложил телефон.

Через минуту Соня беззвучно вышла из ванной и замерла. В двух полотенцах. Одно на башке, другим обернулась сама. Кожа ещё влажная, блестит.

Стоит - мнётся.

Макс выдержал мхатовскую паузу. Молча, почти не переставая пристально рассматривать Соню,  поднял с пола пачку сигарет и вытащил одну. Покрутил в руках, все так же шаря глазами по Сониной фигуре. Наконец, щёлкнул зажигалкой и затянувшись сказал:

- Теперь танцуй!

- Что?

Глухая, что ли?

- Соня, я как-то непонятно выражаюсь? Я говорю, танцуй. Ты ж вчера собиралась танцевать перед этими мужиками... чем я хуже?

- Я не собиралась... - буркнула и губы надула.

- Да, просто не успела. - Макс выдохнул дым ноздрями. - Орлова, долго ждать?

- Мне музыка нужна... - опять себя руками обняла, стоит вся такая - невинная овечка.

Макс потыкал в пульт стереосистемы. Зазвучал какой-то трек, вполне подходящий к ситуации. Но нет. Стоит - мнётся.

- Мне определенная песня нужна...

«О, да тут целый номер будет?!»

- Подцепись по блютус с телефона. - Моронский терял терпение, но кивнул головой в строну тумбы с Сониным телефоном на ней.

Подошла. Взяла телефон. Ковыряется. Макс опустил ладонь на бугор под ширинкой и провёл по нему пару раз.

Наконец динамики ожили. Музыка, как музыка*. Довольно ритмичная, рокэнрольная даже. Ничем не лучше той, которую включил Макс. Но, видимо, это черта всех упрямых баб - пытаться хоть в мелочах, но сделать по-своему. Ок. Ладно.

Несмело повела плечами, качнула бёдрами. Подняла руки к верхнему краю полотенца. Да, давай, скидывай его скорее. Но нет. Развернулась, задвигалась смелее. Сделала восьмерку бёдрами. Крутанула головой, сбрасывая с неё полотенце. Влажные волосы рассыпались по спине и плечам. Ей идёт быть мокрой!