- Что ты хочешь? Соня? СКАЖИ! - его голос осип.

- Ааааахх, - почти крикнула она, - тебя! ТЕБЯ! Я... хочу... тебя!

- Скажи, что ты моя послушная девочка и ты получишь меня!

Соня застонала, почти теряя сознание. Она в таком состоянии чистосердечное признание в тройном убийстве подписала бы. Но сказать, что «она его послушная девочка» почему-то не могла.

- Ну же, не слышу? - он резко вошёл полностью и мгновенно вышел, выжимая из неё протяжный стон.

И это было последней каплей. Не отдавая отчета в действиях, и не в силах больше контролировать собственно тело, она забилась, завозилась под Максом, хватая его за плечи, притягивая ближе к своим бёдрам.

- Дааа, - взвыла она.

-  Что «да»?

О Боже!

- Да... я твоя! - крик рвано прокатился по офису.

- Дальше! - Макс опять резко вошёл и вышел.

- Я. Твоя. Послушная. Девочка. - кое-как собрала всю фразу Соня и опять застонала, не узнавая своего голоса.

- Ну, вот, - глаза Макса нехорошо вспыхнули, - и хорошо…

Он ворвался в неё и неистово начал вколачиваться, глубоко,  почти до боли, громко пыхтя и порыкивая.

- Теперь. Я буду. Трахать. Тебя. Как свою. Послушную. Шлюху. Когда. И где. Захочу! - вбивал он в неё каждое слово.

- Ты моя... я твой... - жарко шептал он Соне в ухо, в то время как его раскалённый, твердый член ожесточенно двигался внутри влажной плоти.

Он вдруг резко вошёл до конца и замер. Выгнулся над ней, закатив глаза и обнажив верхние зубы.

- Маааакс, - простонала Соня, резко двигая бёдрами вперёд, - пожалуйста!

- Да, девочка... - он упал на неё, вжался всем телом и снова задвигался, мощно, резко, яростно, до боли, но опьяняюще сладко. Дико, неправильно и прекрасно. И Соня кончила, закричала, извиваясь от каждого нового толчка, теряя связь с реальностью.

Ей показалось, что она и правда потеряла сознание. Потому что в следующее мгновение обнаружила себя на коленях перед Моронским. Киска ещё сладко сжималась в экстазе, когда член Макса проник в ее рот.

- Соси, сладкая! Покажи мне класс!

Он входил между  Сониных истерзанных губ, глубоко, мощно, быстро. Собрал ее распущенные волосы в хвост на затылке и насаживал ее на свой орган.

- Да, детка! Кайф! - он запрокинул голову назад, совершил еще несколько глубоких толчков и сдавленно зарычав, мощно излился Соне в рот горячей сладковатой струёй.

- Глотай, глотай все, хорошая девочка… - бормотал он хрипло, удерживая за волосы ее голову на своём члене.

Соня сглотнула терпкую вязкую жидкость. Томно улыбнувшись, обхватила его ствол ладошкой, скользнула губами к головке, чуть присасывая, обвела язычком и втянула последние капли в рот.

Макс глухо, протяжно завыл. Отпустил ее волосы. На губах его расцвела блаженная улыбка. Он чуть пошатнулся и обессиленно упал назад на диван и Соню потянул за собой, укладывая себе на грудь.

***

Они лежали молча. Растрёпанные, полуголые, потные, уставшие и слушали дыхание друг друга. Никогда ещё Моронский не чувствовал себя так... так... он не мог подобрать нужное слово. Так... умиротворенно, что ли. Не надо было никуда бежать, смывать с себя чужой запах. Не надо было придумывать хитроумный план избавления от тела; испытывать неловкое раздражение, если тело не понимало с первого раза, что ему, мягко говоря, больше не рады. Вот она - лежала на нем и перебирала пальчиками волоски на его груди, а он не решался даже руку протянуть к пачке сигарет, боясь спугнуть момент. Дикий кайф! Ни с чем не сравнимый. До него вдруг дошло, что все те острые ощущения, за которыми он охотился всю сознательную жизнь - ни что иное, как суррогат счастья. И только что он испытал что-то настоящее...

- Это чё сейчас было? - нарушил тишину Макс. - Ничего не помню...

Соня подняла голову и нахмурилась, глядя своими янтарными глазищами. Макс усмехнулся. Дурочка.

- Шучу, - он зарылся носом и пальцами в ее волосы, утопая в их аромате. - Не мечтай. Ты моя послушная девочка-шлюха. Разве такое можно забыть?

Она, было, попыталась дернуться и вскочить, но он не дал - сильно прижал к себе, поцеловал в макушку.

Ощущение влажной, тесной, пылающей Сони на члене еще не растаяли, а уже хотелось снова.

Он потянул ее блузку, стаскивая через голову. Лифчик скинула сама.

- Сними уже эту чёртову юбку!

Соня поднялась, выскользнула из неё и из трусов, которые все еще были на ней.

- Туфли и чулки оставь. Я  так себе все и представлял.

Охуительная! Ни у кого такой нет! Он один ее трахает!

Макс быстро стянул с лодыжек брюки вместе с трусами. Поднялся. Член тоже. Торчал, как пушка со взведённым курком! Подошёл вплотную. Сжал шикарную задницу в ладонях, слегка поласкал колечко попки. Начала оседать. Макс быстро подхватил девчонку под бёдра и понёс к рабочему столу.

Гулять, так гулять!

Уложил лопатками на бубинговую столешницу, встал между широко разведёнными Сониными ногами. Вцепился в губы. Мягкие, сладкие, сочные и чуть припухшие уже. А она отвечает, трется промежностью о живот Макса. Горячая такая. Во всех смыслах.

Он вошёл почти ласково. Сжал ее нежную красивую шею в ладони. Не сильно. Но глаза выпучила. Начал трахать. На этот раз медленно. Входя до упора, выходил почти полностью.

- Нравится? - одной рукой продолжал держать ее за горло, другой мял колышущиеся от ударов сиськи.

Выгнулась дугой, сейчас кончит. Макс вышел - заскулила. Сейчас, детка, он только кое-что выяснит для себя...

- Соня, что такое «быть моей»?

Подняла раскумаренный взгляд. Простонала в истоме.

- Я не знаю в рамках каких отношений ты предъявляешь права на собственность? - Заговорила прерывисто девочка. - Ты сказал, что между нами только секс. Значит, твои права на меня действуют только на этой территории.

Она жадно облизала губы.

Дуру включила. Все ты знаешь!  

Макс крутанул ее за бедра, переворачивая животом на стол. Подтянул зад к себе ближе. Пристроился между ног. Поводил членом вверх-вниз. Собрал слюну и метко плюнул на вход в попку, растёр головкой смешивая с ее соком. Нырнул в киску. Вышел. Покружил возле попки. Сжалась вся. Почуяла неладное?

- Пустишь, нет? - напрягалась. - Ладно позже зайду.

Вошел в киску. Потрахал немного, вышел. Скулит, царапается по столу вверх. Отвёл в сторону ладонь и шлёпнул по жопе. Разрумянилась сразу. Вогнал член в киску - вскрикнула. Схватил за волосы на затылке, потянул - завыла. То ли от боли, то ли от наслаждения. Но скорее всего, от того и другого. Порочная. Такая же, как он.

- Нравится? Хорошо я тебя трахаю, Соня?

- Даааа...

Макс  снова вышел. Заменил член на большой палец. Скользнул им в нее, поиграл с клитором, размазывая обильно выступившую смазку по всему пирожку. Соня заметно расслабилась, по телу ее прокатилась сладкая дрожь. А Макс воспользовавшись этим, неожиданно быстро  проник пальцем в попку. И сразу членом в киску.

Соня охнула.

- Вот так, детка. Я буду трахать тебя везде. И там тоже. Такая узкая, что даже жаль. Но ничего, скоро распробуешь...

Он толкался в неё членом, ритмично проникая пальцем в задницу и Соню била крупная дрожь. Такая отзывчивая. Такая податливая. Как воск плавится в его руках. Лепи, что хочешь.

- Быть моей послушной девочкой - значит делать все, как я скажу, Соня!

- А если... я не буду делать, - сдавленно проговорила Соня, продолжая подмахивать Максу в такт и всхлипывая при каждом столкновении их бёдер.

- Накажу! - отрезал он и снова звонко опустил ладонь на румяную ягодицу, потянул ее за волосы на себя. Члену стало теснее. Соня сжималась в предоргазменных судорогах. Движения Макса стали чётче, размереннее и  глубже.

Да, давай, сладкая, кончай, кричи!

Он дождался, когда ее перестанет бить в экстазе и вышел. Выстрелил тугой струей ей на круглый медовый зад. Снова вошёл в неё, медленно двигаясь во влажной горячей плоти вперёд и назад, упоительно, сладко. Соня ещё раз вся сжалась и выгнулась с протяжным стоном.

Охуительно страстная девочка! Его девочка!

- It’s a man’s world, baby! - шепнул он ей на ухо и покинул сладкое место.

Ну, посмотрим, дошла до неё суть ее роли, или придётся объяснить ещё раз и с применением более грубых методов. 

- Даю тебе время до конца месяца, - он развернул ее к себе,  впечатал в себя, нырнув в море виски ее глаз, пьянея, - ты уволишься из своего офиса. Ты теперь работаешь на меня! Я хочу построить дом себе. Будешь рисовать мне его. До тех пор, пока мне не понравится. Зарплату позже обсудим. Не обижу.

Рот открыла. Глазки бегают. Сначала бледная стала, а потом щеки - красными. Не ожидала такого расклада?

- Это не все... - Макс помолчал, подбирая слова поубедительней, - Собирай вещи. Две недели тебе хватит, надеюсь?

- З... за... чем...?

- Ты съезжаешь из своей хрущебы. Будешь жить там, где я скажу!

Глава 41 (часть 1)

я хочу снять с тебя это платье,

а потом истомить из тебя всю грусть.

одни поцелуи, одни объятия.

и чтобы взглядом, будто проклятие,

с улыбкой шептала

-пусть.

я хочу мучить тебя, тревожить,

чтобы внутри все горело огнём,

самое дикое преумножить,

чтобы все казалось кошмарным сном.

медленно, жадно трогать повсюду,

по твоим грешным и сладким местам.

ты без сомнения ответишь: «буду»,

обернёшься и вот он я,

где-то там.

У всегда собранной, ответственной и серьёзной Сони возникла проблема.

С концентрацией.

Любое дело, которым она пробовала заниматься, спотыкалось о флешбеки и катилось кубарём к нулевой отметке.

Утром упустила кофе на плиту. На зубную щётку выдавила крем для рук. Юбку надела наизнанку. Хорошо, Мама вовремя заметила и поймала уже на пороге. А то б так и пришла в офис.  На потеху коллегам.

На работе едва не отправила проект на утверждение не тому клиенту. Ходила и спотыкалась почти на каждом шагу. К обеду рассеянность стала угрожать не только физическому здоровью, но и  репутации, когда Соня чуть не проигнорировала гендерные указатели на дверях туалета.

А все потому, что после бурных выходных у неё болело все тело! И совершенно отсутствовала голова! Будто ее трамвай переехал, а не в постели с Моронским она провела эти два дня!

В постели с Моронским. Звучит, как название триллера. Да, оно так и есть! Соня, как из военного плена вернулась в воскресенье вечером. Вся насквозь пропитанная его запахом. Даже маму, кажется, ударной волной задело.

А сегодня у неё болели бедра. Потому что никогда раньше Соне не приходилось так долго держать их широко разведёнными. Ныли руки, потому что она очень долго на них опиралась, саднило колени и ягодицы, потому что... о Боже, лучше не вспоминать. Грудь стала такой чувствительной, что она не смогла надеть лифчик под свободную хлопковую рубашку. С длинными рукавами, потому что все руки от кисти до локтя были в синяках. И воротник пришлось поднять, потому что шея, плечи и грудь... нет, лучше не вспоминать.

А как не вспоминать, если каждое движение «истерзанного» тела перекликалось с памятью. И она сама подкидывала сознанию картинки, от которых разгорался жар во всем теле. Не помогла бы даже ванна со льдом, чтобы остудить жгучий стыд со вкусом запретного, тайного желания повторить!

Она думала, что всё и так давно вышло за установленные Соней границы моральных принципов, этических норм; за все рамки и табу. Пока прошлой ночью не пала последняя Сонина крепость.

И он был так нежен в ней, так заботлив. Взял в плен без сопротивления. Без единого выстрела. Терпеливо выжидая нужный момент.

Ему так важно было хоть в чём-то быть у неё первым. И она ему это позволила. Пустила.

И растворилась в смеси боли и наслаждения, отдалась, раскрылась. Потому что все, что предшествовало капитуляции, и то, как он готовил ее к проникновению было похоже на самое романтическое свидание в мире. Там образно было всё: и свечи, и цветы, и кино, и поцелуи, и крыша небоскрёба и фейерверк и предложение руки и сердца с бриллиантом в двадцать карат!

Да. Секс с Моронским - это, как попробовать и умереть.

От стыда!

Потому, что этот мерзавец, завязавший ей глаза и запястья, снял всё на видео! Правда, поступил как настоящий джентельмен - снял всё на Сонин телефон, предоставив ей право самой решать судьбу компромата.

Который надо было сразу уничтожить, а она не решалась. И уже со счета сбилась, сколько раз посмотрела, погибая в порочной смеси стыда и желания.