У Камиля странно дернулась голова, как будто сознание он потерял уже после первого удара. Он начал крениться набок, пытаясь удержаться. Нелепо перебирал ногами, в конце концов, запутался в них и рухнул на пол. Падая, видимо, сломал руку, потому что она неестественно торчала из плеча.

Макс стоял над ним. Сжимал и разжимал кисти с ссадинами на костяшках. Потом присел, снял с руки лысого свои часы и надел себе на запястье, приложил пальцы к шее. Примерно через полминуты поднялся, отряхнул руки, как от грязи, и сказал:

- Очухается. Но скорую я б ему вызвал.

Из здания они вышли, держась за руки. Едва за ними закрылась входная дверь, как сгустившаяся темнота двора зашевелилась, чёрные тени беззвучной цепочкой двинулись вдоль стен особняка. Соня хотела обернуться, посмотреть, но Макс подхватил ее на руки и понёс вперёд за ворота.

- Не надо, - шепнул он, - не смотри!

Позади раздались глухие хлопки, крики, но очень быстро все стихло.

Макс уложил Соню на заднее сидение автомобиля. Сам забрался на водительское место, завёл двигатель и поехал. Через минут пятнадцать, или может чуть больше,  машина остановилась. Макс выскочил, обошёл автомобиль и нырнул к ней.

- Прости... - она, наконец, снова обрела способность говорить и обвила его шею руками.

- Да... - хмыкнул Макс, прижимая ее к себе, - я никак не предполагал, что ты втюришься в меня настолько, что решишься на такой конченый поступок!

Соня отпрянула. Щеки вспыхнули. От стыда. И от того, что это было чистой правдой. Сама ж призналась…

Он сильнее прижал ее, притянул всей пятерней ее голову к своему плечу, принялся перебирать волосы пальцами и нежно проглаживать ушибленное место.

- Даже не представляешь, что мне пришлось испытать, когда я утром не нашёл тебя. А потом получил твою фотку! - сказал Макс. - Не представляешь, дура! - повторил он сквозь сжатые зубы и тряхнул ее за плечи. - Мои пацаны держали руку на пульсе, пасли Ознауровскую шайку весь этот месяц и ты одна в последний момент умудрилась все испортить! Я должен был пойти один. Все было готово, распланировано. Но никто не подумал, что они зайдут через тупую влюблённую телку!

Соня попыталась оттолкнуться от него. Стало обидно. Она рисковала ради него, а он обзывается! Что за человек? Определился бы: она тупая телка или, все-таки, охуительная? Она уперлась ладонями ему железные бицепсы и попыталась оторвать от его груди свою щеку.

- Стоять, - рявкнул Макс и сильнее вжал ее голову в своё плечо, - не трепыхайся! - Дождался когда она перестанет упираться и, снизив тон, заговорил мягче, но с нескрываемой тревогой в голосе: - Полюбуйтесь, героиня! Подвиг совершила! Жанна Д’Арк, блять, сама подставилась и всех заинтересованных. Мне пришлось подключить структуры с которыми я предпочитаю дел не иметь. Ты теперь до конца жизни должна мне будешь! И уж не сомневайся, я с тебя весь долг взыщу до последнего вдоха. Никуда теперь не денешься. Сука!

Он так сильно сжал ее, что у Сони затрещали рёбра. Тут из неё и хлынуло! Вся боль, все страхи, сомнения, надуманные и реальные - все вылилось на футболку Моронского. Она рыдала, сотрясаясь и судорожно всхлипывая и чувствовала, как сковывающий ужас последних нескольких часов  постепенно отпускает. И вместе с ним уходят глупые переживания о будущем.   Словно, какой-то внутренний болезненный нарыв, созрел и, наконец, вскрылся.

Все позади и никто не знает, что там будет завтра или через пять минут - так зачем изводить себя понапрасну? Главное, что сейчас она живая и он - рядом. Все остальное - не важно. Соне показалось, что она даже легче стала килограмм на сорок.

- Всё, девочка моя, всё, - ласково заговорил он ей на ухо, - катарсис. Будем считать, что это была шоковая терапия. Зато теперь, я надеюсь, ты перестанешь бегать от меня. Станешь послушной...

Макс задышал чаще и глубже. Горячие, сильные руки забродили по ней, он слегка толкнул ее и уложил на сидение.

- Моей девочкой... - жарко шептал Макс. - Слышишь? Перестань сопротивляться. Все, хватит. Слышишь?

Пальцы его скользнули под одежду, беспорядочно начали щупать и гладить ее. Движения настойчивых рук отозвались между ног неожиданно острым желанием.

- Что ты делаешь? - она оторвала тяжёлую голову от сидения, чтобы убедиться, что это именно то, что сейчас происходит. Он расстёгивает джинсы? Он сумасшедший!

- Собираюсь войти в тебя, - ответил он.

- Сейчас? Здесь?

- Эффект выброса большой дозы адреналина в кровь. Почти всегда этот процесс сопровождается неконтролируемым сексуальным возбуждением! Кроме того, мне кажется так до тебя лучше дойдёт, то что я буду тебе говорить.

Он сдернул с неё джинсы вместе с трусами и кроссовками. Широко развёл в стороны Сонины ноги, придвинулся на коленях ближе.

- Сейчас я хочу тебя грубо, быстро, - проговорил он, отделяя каждое слово, - без ласк и без поцелуев! А потом, когда выспимся, я буду брать тебя долго, медленно, жестко и сладко, как мы оба любим, Соня!

Она ахнула. Вспыхнула. Желание фонтаном взмыло вверх от распахнутых ног до самого сознания. А потом он ворвался в неё. Резко. Беспощадно.

- Маааакс... - выкрикнула Соня.

- Терпи... - рыкнул он, вколачиваясь в неё.

Да какой терпи? Это было невыносимо!

Невыносимо прекрасно. Тело принимало его его грубую силу, а душа улетала в нирвану от нежности, которая послевкусием разливалась по всем чувственным рецепторам.

Она потеряла крылья, отдав ему себя. Променяла свободу на Счастье принадлежать. Гордость, амбиции на ощущение… защищенности! Да, именно подчинение мужчине, которому доверяешь полностью и безоговорочно казалось сейчас самым правильным и естественным, чему просто невозможно и незачем сопротивляться. Беспомощная маленькая девочка, полностью в его власти, возбуждена только от мысли, что он с ней сделает... и нежно и грубо... со сладкой болью и удовольствием... одновременно… 

Накажи… и вознеси…

- Алё, Орлова? Как слышно, приём? -  пыхтел Моронский, продолжая размеренно и резко  двигать бёдрами, пока она распадалась на лепестки  в грубой нежности. - Запомни! Раз и навсегда! Я все решаю! Никаких геройств больше. Если ты... - Макс сглотнул, - не хочешь всю свою жизнь... быть пристёгнутой к батарее... - он воткнулся сильно в Соню и замер, - научись доверять своему мужчине!

Он сделал ещё пару толчков, вошел до упора, дёрнулся и зарычал, впиваясь ей в шею зубами. Соня рефлекторно двинула бёдрами, насаживаясь на него, потому что чуть-чуть не хватило... Потому что пыталась его не только слушать но и понимать, а когда в тебя вбивается девяносто килограммовый мужик делать и то и то - проблематично.

- Соня... моя... - Макс мощно врезался ещё несколько раз, сильно выгнулся назад и замер, закрыл глаза, прикусив свою губу. Потом ещё раз мощно дёрнулся, наслаждение опалило ее изнутри и тёплыми мягкими волнами разошлось по всему телу, до самый кончиков пальцев, оглушило до звона в ушах, достало до самых бабочек. 

Она проснулась в его загородном доме. В его постели. Голая. Но, как она туда попала и каким образом оказалась раздетой, она не помнила. Сколько она проспала, тоже не ясно. Который сейчас час и, самое главное - где он?

Соня поднялась. Прошла в ванную, завернулась в полотенце отправилась  искать.

Он плавал. Нырял и под водой проплывал от бортика к бортику. Она смотрела на его голое, длинное, мощное тело и сердце заходилось от... счастья?

- Скидывай полотенце и дуй сюда! - услышала она и вздрогнула. Соня осторожно потрогала пальцами ног воду. Прохладная. Ладно. Сбросила полотенце на пол террасы. Зажала нос пальцами. И шагнула солдатиком в бассейн. Бассейн оказался глубже, чем она думала. Макс был уже рядом, когда она всплыла.

- Выспалась? - спросил он и поцеловал мокрыми мягкими губами.

Соня закивала и опустила глаза. Почему-то эта ситуация ее смущала. Как-то все было по-другому. Она не могла подобрать слова... Интимно, что ли? Как будто, между ними ещё ничего не было и они впервые видят друг друга голыми.

- Задержи дыхание… - приказал Моронский. Соня хотела сначала спросить зачем. А потом вспомнила, с кем имеет дело и послушалась. В ту же секунду Макс потянул ее под воду. От неожиданности она чуть не выдохнула весь набранный воздух. Соня запротестовала и хотела всплыть, начала барахтаться, но Макс крепко держал ее, увлекая на глубину, до дна. Обхватил ее голову ладонями и... она открыла глаза. Их головы тонули в облаке Сониных волос. Солнечные лучи, проникающие сквозь воду играли золотыми бликами в прядях и пузырьках, поднимающихся от их голых тел вверх. Он смотрел, не отрываясь, на неё... и она тонула... в его глазах. А потом воздух начал заканчиваться. Она в панике вытаращилась на Макса, жестом показывая, что хочет всплыть. Но он просто продолжал смотреть на неё спокойно с уверенностью человека, который знает, что  делает, и только сильнее прижал к себе.

А потом он накрыл ртом ее губы и потихоньку начал вдыхать в Соню свой кислород. Пока не отдал весь. Только тогда он оттолкнулся от дна и они всплыли.

- Жажда жизни! - произнёс он горячо, страстно, вдыхая полной грудью.

- О чем ты? - жадно хватая воздух ртом, спросила Соня.

- Скажи, после того, как почти умерла, жить хочется, как никогда? Правда? - он снова притянул ее мокрые губы к своим и мягко поцеловал, скользнув языком между ними. Вода с его волос струилась по Сониному лицу, попадала в рот вместе с поцелуем. - Ценить начинаешь каждую минуту здесь и сейчас! Не думая о будущем!

- Ты сумасшедший, Моронский! - Соня покачала головой и улыбнулась. Абсолютно счастливой, возможно даже глупой улыбкой.

Он, вдруг, нахмурился. Впился в неё своим пронизывающим взглядом и сказал:

- Твой. До последнего вдоха, до боли... твой!

Эпилог

Люблю каждой взорванной ночью,

Каждой недописанной песней.

Я тебя люблю беспредельно и прочно,

а иначе мне не интересно.

И на меньшее я не согласна.

И самыми сильными ливнями

я тебя люблю,

и пусть это опасно,

только никогда не останови меня.

Я тебя люблю.

Люблю.

Мария Чайковская «Люблю»

Интернет её предупреждал, что в августе на юге Флориды невыносимо жарко, но Соня не готова была, не предполагала, что настолько! Солнце пекло нещадно при почти стопроцентной влажности, и крем от загара оказался единственным востребованным средством Сониной косметички.   Более того, ежедневно, как по расписанию, в четыре после полудня лил дождь. Вот,  только что на небе не было ни облачка, как, вдруг, налетевший ветер притаскивал огромную  тяжёлую  тучу, которая обрушивалась на зелёный цветущий рай сплошной водной стеной. Минут двадцать и дождя как не бывало. Передохнувшее за облаками солнце, с новой силой принималось плавить все вокруг. Одежда моментально пропитывалась влагой, волосы прилипали ко лбу и шее. Соня с удивлением узнала, что кудри  у неё могут виться и без специальных приспособлений. Единственное место, где можно было существовать в такие часы - бассейн с прохладной водой. Или дом. Огромный. Неприлично огромный дом Анны и Андрея Моронских. Собственная гавань на берегу живописного канала, соединяющего ее с Мексиканским заливом Атлантического океана. В котором каждый вечер, истратив заряд радиации, топилось измотанное солнце, окрашивая все вокруг золотым, розовым и коралловым. И каждый новый закат не был похож на предыдущий.

Боже, живут же люди!

А люди эти жили в двухэтажном ультрасовременном особняке из стекла и камня. И, похоже, сами не знали сколько в нем комнат. Ну, или Соня просто никогда раньше не видела домов больше пятисот квадратных метров и не представляла, как можно жить в таком вдвоём и не теряться в нем без навигатора. Но, пойди, пойми этих американских пенсионеров! Зачем им двоим громадный домина с гаражом на четыре автомобиля? С бассейном, в котором можно было бы проводить олимпийские соревнования по водным видам спорта. С пальмовой аллеей. Собственной сосновой рощей. Лужайкой для гольфа. И однопалубной, похожей на космическую капсулу,  яхтой в доке.

Соня в первый же вечер аккуратно поинтересовалась у Макса, чем занимается Моронский-старший. Но, могла бы и не спрашивать. И без его скупых пояснений не сложно было догадаться - аренда автомобилей, рестораны и недвижимость. Три кита потребительского общества. Людям всегда нужно что-то есть, где-то жить и на чём-то передвигаться.

Соня смотрела на две фигуры в светлом на фоне сочной зелени идеальной лужайки. Андрей и Макс Моронские спорили о высоте взмаха  клюшкой и его целесообразности перед ударом. Да, эти люди слишком долго провели в эмиграции, чтобы считаться своими среди бывших соотечественников. Жизнь в Америке отразилась на внешности и образе жизни этих и без того странных русских. И только русская речь, сдобренная крепкими идиоматическими  выражениями, доказывала тщетность западного влияния на загадочную русскую душу.