— Умер?

— В палате лордов у него случился сердечный приступ. Его вынесли оттуда на руках, однако он умер, прежде чем его успели положить в карету, чтобы везти домой!

— Господи помилуй! — воскликнул Фредди. — Впрочем, бедняга всегда выглядел не слишком здоровым.

Джемма поставила свой бокал и поспешно вышла из комнаты.

Медленно понимаясь по лестнице к себе в комнату, она непрестанно терялась в догадках, какие чувства может испытывать в этот момент виконт.

Итак, Ниоба потеряла кандидата в мужья под номером один, и теперь ее второй претендент мог бы смело надеяться на успех. Если бы уже не был женат.


Как и предполагал Фредди, на другой день к минеральному источнику съехалось множество посетителей. Вероятно, все они считали, что у них появился новый и интересный способ проводить воскресенье.

Визитеры явились со всех концов графства в каретах, фаэтонах, колясках. Из окрестных деревень на двуколках и кабриолетах съезжались празднично одетые фермеры со своими женами.

Многие из них привезли с собой старых, едва способных двигаться матерей и бабушек со скрюченными ревматизмом руками.

Некоторые из стариков и старух были в таком плачевном состоянии, что Джемма, давая им пить воду, неистово молилась, чтобы она помогла им так же успешно, как и леди Хинлип.

Ажиотаж вокруг «воды Окли» усиливали местные жители своими восторженными отзывами о ее целебных свойствах. Пользуясь своими бесплатными билетами, они явились все как один, чтобы поглазеть на невиданное зрелище.

— Я два года не вставала с постели, миледи, — рассказывала Джемме какая-то старушка, — а вот теперь, хоть иногда и побаливает маленько, я могу помогать дочке по дому, даже стираю сама.

— И вы думаете, что все дело в воде?

— А как же! Я могу даже поклясться на святой Библии, миледи! Я и говорю, что это нам дар от самого господа, и кто с этим станет спорить?

— Верно. Кто?

Нашлись, разумеется, и такие посетители, которые приехали издалека, да еще к тому же знали виконта с самого детства. Им хотелось зайти в дом.

Джемма умоляла его, чтобы он объяснил всем — они не могут принимать у себя в доме гостей, пока не приведут его в приличный вид, однако никакие его уговоры не помогли, и им пришлось пригласить соседей в большую гостиную.

Испытывая чувство неловкости, Джемма замечала, как гости разглядывают выцветшие занавеси, потертые подушки, поврежденные во многих местах обои.

И все-таки, пытаясь взглянуть на все их глазами, Джемма все больше убеждалась, что комната сама по себе прекрасна. Мебель они уже успели покрыть лаком, фарфор был весь протерт, все было подобрано с безупречным вкусом и казалось неразрывной частью неяркой красоты самого Приората.

— Я была близкой подругой матушки вашего супруга, — сказала Джемме одна леди, — и я просто счастлива, моя дорогая, что вы с виконтом решили жить в Приорате. Надеюсь, что мы также станем друзьями.

— Очень любезно с вашей стороны, я весьма польщена, — вежливо ответила Джемма.

— Вы как раз такая супруга, какую я всегда в душе желала Валайенту, — продолжала гостья. — Я всегда боялась, что он увлечется какой-нибудь пустой лондонской девицей из тех, которые ненавидят жизнь на природе и думают только о своих нарядах.

Окинув взглядом гостиную, она с улыбкой добавила:

— Как я вижу, вы уже успели навести здесь порядок. В доме стало уютно, а именно это, по-моему, больше всего и нужно Валайенту после войны. И никто не станет утверждать, что Приорат недостаточно велик для семьи, даже если в ней будет дюжина детишек.

Такое замечание оказалось для Джеммы совершенно неожиданным. Она вспыхнула и смутилась, а гостья весело рассмеялась:

— Ну ладно, не буду вас смущать, дорогая. Я только скажу Валайенту, что считаю его выбор крайне удачным. Как только подойдет к концу ваш медовый месяц, вы непременно должны нанести мне визит.

Лишь когда она ушла, Джемма выяснила, что говорила с герцогиней Ньюберг, одной из самых влиятельных персон в графстве.

В понедельник, когда все немного затихло, Фредди отправился в Лондон.

Правда, тоненький ручеек посетителей почти не прекращался весь день, однако они приезжали нерегулярно, с перерывами, и Джемма вновь забеспокоилась, не был ли вчерашний наплыв всего лишь кратковременным всплеском, после которого их новый источник существования постепенно иссякнет.

Такая же картина была и на следующий день, вот только в два часа пополудни в Приорат приехали издалека два экипажа, полные народу.

Судя по их веселому настроению, приехавшие пили по дороге что-то более крепкое, чем вода.

Все, как один, они приобрели годичные абонементы, хотя, глядя на них, Джемма очень сомневалась, что хоть один из них приедет сюда еще раз. Кроме того, они купили дюжину кувшинов с водой и пару дюжин бутылок. С этим и отбыли.

Виконту быстро наскучило слоняться возле источника в ожидании посетителей, и он оставил Джемму одну.

Когда Джемма распрощалась с последним из этой веселой компании, виконта уже не было видно. Подгулявшие мужчины осыпали ее экстравагантными комплиментами и готовы были, как ей показалось, пофлиртовать, если бы она дала им хотя бы малейший повод.

Поэтому она была необычайно рада присутствию Хокинса, и, поскольку он забирал у посетителей стаканы, как только те заканчивали пить воду, им ничего не оставалось, как откланяться и удалиться.

Наконец они все-таки уехали, и после шума и гвалта место показалось на удивление тихим.

— Вы не хотите немного отдохнуть, миледи? — предложил Хокинс. — Я подежурю тут один, а если приедет большая группа, приду и позову вас.

— Я буду чувствовать себя дезертиром, оставившим поле боя, — ответила Джемма, — но раз вы обещаете меня позвать…

— Я обещаю, миледи. Честно говоря, начало недели всегда бывает тихим, а к ее концу приезжает все больше и больше народу.

— Откуда вы знаете?

— Я говорил с одним из грумов мистера Хинлипа, миледи. Парень перебывал на всех этих водах. По его словам, все они одинаковые, а большинство старается выкачать из клиентов как можно больше денег, хотя вода в них не более целебная, чем в лондонском водопроводе!

— Ах, Хокинс, я уверена, что наша вода совсем не такая, как другие!

— Конечно, нет, миледи. Вы ведь слышали, что говорит про нее леди Хинлип? Этой леди можно доверять. И лучшего подтверждения целебных свойств нашей воды нам трудно найти.

— Я тоже так считаю, — согласилась Джемма.

— Вообще-то я вот что думаю, миледи, — продолжал Хокинс. — Неплохо было бы записать, что говорят эти люди, и, конечно, в первую очередь матушка и отец мистера Хинлипа. Вы можете потом все это напечатать и раздавать посетителям, а еще лучше получится, если ваша светлость напишет там еще и об истории Приората. Смею сказать, тогда многие захотят купить такую брошюрку. А если кто другой прочтет, захочет и приехать.

Джемма уставилась на него, а потом радостно захлопала в ладоши.

— Хокинс, вы просто гений! Конечно, мы можем это сделать! И как это я не додумалась сама?

— Такая мысль пришла мне в голову, миледи, когда я разговаривал со старой миссис Берне. Она такое рассказывает про эту воду, что вы просто не поверите, но ведь сама-то она верит!

— Завтра утром она будет работать в доме, и я попрошу ее все рассказать мне, — сказала Джемма. — А потом я порасспрашиваю и других наших стариков. Миссис Лудлоу мне расскажет, кто и что говорит про воду в деревне.

Она издала восторженный возглас, глаза ее сияли.

— Это просто замечательная мысль. Я непременно должна поделиться ею с мужем.

Не в силах сдержать обуревавшие ее эмоции, она подобрала подол платья и буквально влетела в дом, как и в тот, первый день, когда они начали продавать воду.

Она пробежала по коридору, который пенсионеры уже начали постепенно приводить в порядок, протирать всю стоявшую в нем мебель и висевшие на стенах картины.

Джемма так торопилась, что бежала до самого холла. Там она одернула юбку и с чинным видом направилась к гостиной.

Подойдя к двери, она на минуту остановилась, поправляя прическу и успокаивая дыхание, и тут услышала доносившиеся из-за двери голоса — мужской и женский.

Она удивилась, кто это может говорить с виконтом, и оглянулась на открытую парадную дверь.

Возле ступенек стояла закрытая карета. Сначала Джемма решила, что к ним с визитом заехал кто-то из соседей. Она уже собиралась войти в гостиную, как внезапно карета показалась ей странно знакомой. Приглядевшись к ней внимательнее, она в ту же минуту узнала цвет кареты и изысканный узор на дверце.

Джемме на мгновение стало трудно дышать, а в сердце вонзилась ледяная игла страха. Она набрала в грудь побольше воздуха, словно вместе с ним пыталась вдохнуть смелость, и решительным жестом взялась за ручку двери.

Полная самых дурных предчувствий, она медленно отворила дверь и тут же замерла, услышав свое имя.

— Ты женился на Джемме лишь для того, чтобы досадить мне, — говорила Ниоба, — и поверь, Валайент, что я глубоко раскаиваюсь в своем поведении. Мне невероятно стыдно, что я так с тобой обращалась.

— Теперь уже поздно об этом говорить, Ниоба, — сухо ответил виконт.

— Я пожалела о своих опрометчивых словах тотчас же, как ты ушел.

В ее нежном голосе звучало раскаяние. Джемма хорошо знала, как ловко ее кузина может изображать любые чувства, когда ей это выгодно.

— Папа вынудил меня сказать, что я хочу выйти замуж за маркиза, — продолжала Ниоба. — Я умоляла его, просила, говорила, что люблю тебя, но он был непреклонен и не желал ничего слушать.

Джемме послышалось нечто вроде рыдания.

— Ты ведь знаешь, каков мой папа! Деспот и диктатор, и я очень боюсь его ослушаться.

Виконт ничего не ответил, и Ниоба продолжала:

— Прошу, поверь мне, Валайент, ты должен мне поверить, что я давно люблю тебя; разве я могла по своей воле согласиться стать женой маркиза? Ведь он был таким дряхлым и больным! Мне нужен был ты — только ты! И теперь тоже!

Джемма осторожно прикрыла дверь, понимая, что больше не выдержит этой пытки.

Она развернулась и, словно оглушенная, ничего не видя вокруг, медленно пошла через холл к лестнице. Ноги плохо слушались ее, и, поднимаясь по ступенькам, она внезапно почувствовала себя слабой и немощной, как те старушки, которых привозили к источнику.

Добравшись до своей спальни, она села на стул у окна и уставилась ничего не видящими глазами на парк.

Из подслушанного разговора она поняла одно — весь ее мир, пусть маленький и скромный, но очень дорогой для нее мир, который она выстроила за последние несколько недель, развалился и лежит руинами у ее ног.

Теперь она больше не нужна была виконту, а превратилась в обузу, в досадное препятствие, ведь все, к чему он стремился, о чем мечтал — любимая женщина, а вместе с ней и богатство, — пришло к нему само. Да только теперь между ним и его счастьем стояла она — его постылая жена.

— Боже! Что мне делать? — прошептала Джемма, закрывая лицо руками.

Но она действительно любила его и хотела, чтобы он был счастлив. Поэтому ответ, один-единственный и совершенно очевидный, пришел сам собой.

Она должна уйти, исчезнуть из его жизни, так же неожиданно и внезапно, как и появилась.

Вот только как это сделать?

На мгновение Джемма подумала, что она могла бы убежать с Фредди, как он и просил ее. Однако она понимала, что такой поступок лишь опозорит виконта в глазах его друзей и соседей, принявших ее с такой добротой в субботу и воскресенье, во время своего приезда в Приорат.

Они могли бы развестись, однако она подозревала, что Ниоба не станет ждать виконта, пока тот освободится, если тем временем на ее горизонте появится более важная персона.

Более того, дело о разводе проходило через парламент, а это значило, что виконту будет не на что жить, пока он будет ждать женитьбы на богатой невесте.

«Я должна умереть!»— подумала Джемма. Ей вспомнилось, как в день их приезда в Приорат они шутили, что, если будет совсем плохо, они всегда смогут утопиться в озере.

«Тебе не повезло — я умею плавать!»— сказала она тогда виконту.

Но если уж ей нужно умереть, то никак не на пороге его дома, иначе его сочтут виновным в ее смерти.

Она прижала ладонь к пылающему лбу.

«Надо… подумать! Надо… подумать!»— тихо повторяла она про себя.

Однако в том состоянии, в котором находилась девушка, она совершенно была не способна связно мыслить. У нее в ушах все еще звучал вкрадчивый голос Ниобы, уверявший виконта в своей вечной любви к нему.

Джемма слишком хорошо представляла себе, как выглядела кузина, произнося эти слова, — нежная кожа с легким румянцем, классические прекрасные черты, широко раскрытые синие глаза, которые могли смотреть искренне и доверчиво, когда этого хотела их обладательница, или трогательно и наивно, даже когда она бессовестно лгала!