Он должен недооценить меня. Но это займет время.

- Правило Четыре, - продолжает Стоунхарт, расшагивая по комнате с руками, находящимися за его спиной.

- Я – занятой человек. У меня не всегда будет время для тебя. Однако у тебя нет обязанностей кроме, как угождать мне. Я жду, что ты всегда будешь готова ко мне.

Он останавливается и изучает мои глаза.

- Ты понимаешь? Время, которое я уделяю тебе, является привилегией. Платье и секс соответственно.

- Я понимаю, - отвечаю я. Одеваться соответственно? Это мне не подходит, у меня есть свой платяной шкаф!

- Хорошо. Я оставлю эти правила за тобой. Подумай о них. Твое сотрудничество будет приводить к большей свободе. Мы обсудим это в следующий раз.

Он направляется к полностью занавешенной стене и касается рукой богатой ткани.

- Диапазон твоего ошейника был расширен, чтобы охватить все комнаты, включая эту. Ты можешь пройти сквозь любые незамкнутые двери, которые найдешь.

- Двери? - спрашиваю я, медленно поднимаясь.- Какие двери?

- Некоторые картины, которые ты видишь, скрывают входы в эту комнату. Ты найдешь ванную. Туалет. Шкаф. Не стесняйся использовать средства. Они в твоем полном распоряжении. - хихикает он. - Они там не для меня.

Мое сердце начинает учащенно биться от мысли о ванной. Собственная ванна. Мог бы даже быть душ!

Это означает, что больше не будет ночных горшков. Больше не будет обтираний. Однако, я боялась мысли о старухе, возвращающейся и моющей меня снова. Это было унизительно.

- Я нанимаю повара на полный рабочий день в свое поместье, - продолжает Стоунхарт. - Через одну дверь ты найдешь небольшую гостиную. Там есть стол и бумага. Ты можешь написать меню и просунуть его под запертую дверь. Твоя еда будет нормирована, чтобы избежать чрезмерного веса. Это не означает, что твой выбор еды будет ограничен. У тебя может быть всё, что ты захочешь. - он поворачивается ко мне и улыбается. - Ты видишь? Я вполне способен к состраданию.

- Спасибо, Мистер Стоун —….

- Джереми, - исправляет он. - Называй меня Джереми.

Я заставляю себя улыбнуться и делаю небольшой реверанс.

- Спасибо, Джереми.

- Пожалуйста, Лилли.

Темные глаза Стоунхарта блестят, когда он говорит мое имя.

- Скажи мне, ты когда-нибудь задумывалась, что находится за этим длинным занавесом?

- Каждый день, -отвечаю я.

Улыбка появляется на его губах.

- Я покажу тебе.

Стоунхарт отходит и достает свой телефон. Он играет с экраном в течение нескольких секунд, затем я слышу механический треск.

Мои руки инстинктивно касаются моей шеи.

Стоунхарт наблюдает за мной и качает головой.

- Нет, Лилли. Не то. Это.

Внезапно, большой занавес начинает подниматься. Он поднимается все время по широкому пространству стены. Позади него - толстый, покрытый резиной затемненный драп, как огромный киноэкран. Он стоит молча, пока занавес не достигает потолка.

Он медленно поднимается. Как только я вижу, что свет падает на пол, мне хочется кричать.

Позади драпа находится крупная стеклянная стена. Когда затемненный драп поднимается, солнечный свет наполняет комнату.

Когда теплота достигает моей кожи, капельки слез появляются в уголках моих глаз. Я протираю их, сердитая и благодарная одновременно.

Драп достигает верха, и окно от пола до потолка мерцает на свету. За ним открывается потрясающий вид на аллею, заканчивающейся в выступе утеса, прокладывая путь к океану. Стоунхарт подносит свое запястье к маленькому датчику около единственной двери в стеклянной стене. Точно так же, как в лифте, я слышу звуковой сигнал, и дверь открывается. Стоунхарт открывает его, чтобы уехать, затем останавливается на полпути через порог и смотрит на меня.

- Лилли,- говорит он, его голос, строгий и серьезный. - Я дам тебе одну неделю, чтобы вернуться к тому состоянию, в котором ты была, когда вошла в мой дом. Поешь, поспи, и отдохни. У тебя нет обязательств передо мной на следующие семь дней. Прямо сейчас ты тощая, несчастная, и непривлекательная. Когда в следующий раз я увижу тебя рядом, я хочу, чтобы меня встретила яркая, молодая женщина, которой ты была.

С этим он выходит.


Глава два


Я долго ждала, прежде чем собрать все мое мужество и проверить мою новую границу. Я ожидаю предупреждающего удара, с каждым шагом я преодолеваю свою бывшую границу.

Вместе с тем меры предосторожности занимают добрых пять минут, чтобы доползти к стеклянной стене.

Мои пальцы дрожат, когда я кладу их на прохладное стекло. Солнце такое яркое. Так тепло.

Я дышу на стекло, чтобы оно запотело, затем вытираю рукой только для того, чтобы быть уверенной, что это реальность.

Все как будто бы нереально. Я смотрю сквозь стекло и пытаюсь понять, что было скрыто от меня эти последние несколько нелегких недель. Моя комната — эта комната — находится в огромном имении, построенном в сторону утеса. Вид великолепный. Красивая, красная скала простирается на сто ярдов от того, где я стою, а затем простирается выступ, который образует обрыв в океан.

Океан. Тихий океан, красивый и прозрачный. Если я глубоко вдохну, я могу почувствовать запах резкий, соленый, морской — даже через стекло. Сегодня он спокоен.

Я оборачиваюсь. Солнечный свет, заполняющий комнату, делает её еще более гостеприимной. Этого почти достаточно, чтобы сделать его больше похожим на дворец, чем на тюрьму.

Дворец без выхода, напоминаю себе.

Правда, я чувствую волнующую дрожь, призывающую исследовать этот дом. Стоунхарт сказал, что картины закрывают двери. Я хочу видеть это.

Я делаю круг по огромной комнате, таща руку вдоль стен. Проведя немало часов у столба, у меня нет желания возвращаться к этому ужасному месту.

Я подхожу к каждой из картин, рассматривая их, одну за другой. Я вижу петли на некоторых из них, наряду с противостоящим замком. Я отмечаю их в своей голове, но не открываю.

Еще нет. Я хочу насладиться каждой секундочкой солнечного света настолько, насколько могу.

Я останавливаюсь перед стеклянной дверью, через которую вышел Стоунхарт. Он сказал, что я могу войти в любую незамкнутую дверь, да? И я не узнаю правда ли это, пока не попробую.

Я даже не ожидаю чудес.

Моя рука нажимает ручку. Толкаю. Она не открывается.

Я ощущаю разочарование. В глубине души я знала, что эта дверь будет закрыта. Только отчаяние принудило меня ожидать иного.

Наверное, есть много чего. Я могу пойти на многое ради Стоунхарта …, но жаль, что я никогда не смогу позволить себе это.

Я должна сохранять ясный ум, если собираюсь отомстить ему.

Мои желудок урчит, напоминая мне о еде. Я вздыхаю. Мое тело жить не может без пищи. Мой следующий прием пищи будет только завтра утром. Та старуха так сказала мне.

Это значит, что у меня есть вся ночь чтобы изучать этот дом.


Глава 3


За первой картиной находится короткий коридор с двумя дверьми в конце. Двигаюсь медленно, ни на минуту не забывая об ошейнике. Стоунхарт может и сказал, что я могу передвигаться без опаски, но стоит ли ему доверять?

За дверью справа находится грандиозная ванна. Пол покрыт блестящей плиткой. Вся техника усыпана позолотой. Мой взгляд останавливается на ванной. Она уже наполнена водой. Опускаю руку. Тепло.

Я так давно не принимала ванну. Чтобы никто не беспокоил, закрываю дверь, но мне не удается запереть дверь.

Ну конечно же у тебя не получается запереть дверь, дуреха. Стоунхарт бы не позволил тебе это.

Дрожь пробегает по позвоночнику, когда я вспоминаю его слова: "Время, которое я уделяю тебе, является привилегией".

Вдруг, всё желание в горячей ванне пропадает. Я буду секс-рабыней. Избалованной секс-рабыней, возможно, но всё же секс-рабыней.

Находясь на пол пути из комнаты, я снова передумываю. Стоунхарт сказал, что оставит меня в покое на неделю. Это обещание дает мне чувство безопасности, ложное, но хоть какое-то. Пока мне не стоит о нем беспокоиться.

У тебя есть пять лет для этого. Шепчет мне внутренний голос.

Я качаю головой. Нет. Нет! Я не могу позволить длиться этому так долго.

Собрав всё свое достоинство, я раздеваюсь и залезаю под воду, подбородок высоко поднят. Я даже потянула к себе дверь, чтобы открыть её.

Я не хочу, чтобы Стоунхарт подумал, будто бы я испугалась.

Мои мышцы быстро расслабляются. Рядом с ванной есть шкафчик, заполненный всевозможными солями, мылом и шампунями. Единственная вещь, которая отсутствует - это зеркало.

Через час или два, потеряв счет времени, я выхожу из ванной с полотенцем, обернутом вокруг тела. Я бы могла представить, что нахожусь одна в великолепном номере отеля...где нет никакого ошейника на моей шее.

Я ненавижу этот ошейник. Я ненавижу то, что он из себя представляет. Я ненавижу то, что он может сделать. Он никогда не даст мне забыть то, что я в плену.

Благодаря нему я никогда не забуду свою потребность к мести.

Дверь напротив закрыта, но не заперта. Я с трудом открываю её и перед моим взором простирается самая классная дамская комната,  которую я когда-либо видела.

Гранитная столешница по пояс снабжена всем необходимым для макияжа. Ряды помад всех оттенков расположились на одной полке. Подводка для глаз, тени для век, увлажняющие крема, порошки и всякие аксессуары разместились на другой. Все они самых дорогих косметических брендов. Если бы Фей увидела эту комнату, она бы умерла от счастья.

Слава богу, есть зеркало. В первый раз за несколько дней я вижу свое отражение. Я с трудом узнаю девушку, смотрящую на меня. Стоунхарт был прав: я выгляжу ужасно.

Моя кожа бледная от недостатка солнца. Под глазами темные мешки. Щеки провисают от недоедания. Естественно красные губы, не нуждающиеся в губной помаде, сейчас же бледно серые.


Блеск в глазах потух, сменившись безжизненностью.

Внутри меня вспыхивает гнев. Всё это из-за него. Он сделал меня такой. Благодаря нему я столь неузнаваема. Поворачиваюсь боком, чтобы посмотреть на себя в профиль. Я такая худая, боюсь, что, подуй ветер, и меня унесет.

Стоунхарт морил меня голодом, лишил меня всего, и у него еще хватает наглости называть меня убогой?

"Успокойся, Лилли, - шепчет мне голос в голове. - Не реагируй на его слова. Он специально провоцирует тебя".

Я разжимаю кулаки, иначе у меня бы пошла кровь. Голос прав. Я ничего не добьюсь, отвечая ему таким образом.

Мне нужно держать свои эмоции в узде. Но я не забуду того, что он сделал. Я отомщу, опустив Стоунхарта на самое дно.

Я выхожу из комнаты. У меня нет настроения для макияжа.

Кроме того, я хочу, чтобы у меня были средства защиты в случае, если Стоунхарт откажется от своих слов. Он сказал, что у меня есть семь дней. Если он нарушит свое обещание и придет раньше, он не найдет женщину, выглядящую лучше всех.

Я иду обратно в комнату с колонной. Я решила назвать её солярием, пока была в ванной. Всё же лучше, чем тюрьма.

Из моего горла вырывается звук раздражения, когда я думаю над термином "тюрьма". Я пообещала себе, что не имею никакого отношения к этому имуществу.

Дело не в том, что я пытаюсь обманывать себя. Я хочу избежать использования этого термина для достижения своей цели.

У заключенного нет цели. У заключенного нет права выбора.

Но, с другой стороны, наложница. У нее всегда есть выбор.

По правде говоря, лучше уничтожить что-то или в данном случае кого-то, чем узнать всё?

У Стоунхарта есть свои собственные причины, чтобы удерживать меня здесь. Подозреваю, они куда глубже, чем его низменные желания.

Но у меня тоже есть свои причины для пребывания здесь.

Дура! Не думай, что ты сможешь просто взять и уйти!

Качаю головой, пытаясь заглушить этот голос. Единственный способ сохранить здравый рассудок, единственный способ иметь хоть какую-то видимость контроля - это заставить себя поверить, что я здесь по своим собственным причинам. Если я действительно хочу разрушить Стоунхарт Индастриз, а также мужчину в его главе, я должна быть умной. Мне нужно рассчитать время. Расположить его к себе, показав себя слабой и безвредной, никаких угроз. Нужно заставить думать его, будто бы он победил.

Снизив бдительность...эта мышка превратится в гадюку.