— Я расскажу им, что ты следил за мной. Это незаконно.

Он поднимает бокал с шампанским.

— Твой муж дал мне разрешение.

— Я тебе не верю.

— Ты хочешь назвать меня лжецом?


ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ


Стар

Его голос остается вежливым, но глаза адски поблескивают, но мне плевать.

— Да, хочу, — отвечаю я. — Я знаю, что Найджел не дал бы тебе разрешения вмешиваться в мою личную жизнь.

Он делает глоток шампанского, ставит бокал на белоснежную скатерть и поднимает на меня взгляд.

— Если ты решила поиграть в маленькую домохозяйку и зарыть голову в песок, то тебе намного лучше не бросаться такими обвинениями. Твой муж подписал контракт, в котором было четко сказано, что любой, берущий у меня в долг, будет находится под пристальным наблюдением. Включая членов семьи и друзей.

Я падаю на спинку стула, опустив взгляд на колени. Ладони вспотели и липкие. Сначала Роза, а теперь он говорит мне тоже самое. Они вдвоем дают мне понять, насколько я была наивной и глупой все это время. Я настолько безоговорочно доверяла Найджелу. Он говорил, что всегда будет ставить меня на первое место, мою безопасность, и я доверилась ему.

— Суп — хорош. Тебе стоит попробовать.

Я поднимаю на него глаза. Мне хочется сделать что-нибудь возмутительное, чтобы стереть этот самодовольный взгляд с его лица, но я боюсь. Я не знаю, как он отреагирует. Он не Найджел. Я никогда раньше не встречала такого мужчину, как он. Он как гепард, дикий и полный сил, грации, хищник.

— Я не собираюсь есть твой чертовый суп, — рассерженно заявляю я, поднимая бокал к губам, попивая шампанское. Оно холодное и вкусное.

Он кладет ложку и вытирает рот салфеткой, Григорий входит в комнату. Может он наблюдает в мониторы за своим хозяином в соседнем помещении? Молча, он забирает мой нетронутый суп. В комнате восстанавливается тишина, когда он уходит. Я демонстративно смотрю в одно из окон в темноту, окутывающую землю. Так я буду выражать свой протест. Я даже не буду на него смотреть. Буду вести себя так, как будто его даже нет в комнате. Григорий приходит и наполняет мой бокал.

У меня урчит в животе. Я, на самом деле, голодная. Я невольно бросаю взгляд на кусок хлеба на тарелке, лежащий слева от меня.

Григорий возвращается со следующим блюдом.

— Ягненок, глазированный в гранатовой патоке, с хрустящими кусочками картофеля, — говорит он, ставя передо мной большую тарелку. Ягненок розовый, края прожаренные, коричневые, выглядит как произведение искусства.

Поднимающийся аромат, заставляет мой желудок опять заурчать. Решительно вздернув подбородок, я наконец отваживаюсь взглянуть на Николая. Он ловит мой взгляд. В его глазах танцуют смешинки. От чего я еще больше злюсь, я беру бокал и выпиваю. Грубая ошибка. Алкоголь прямиком ударяет мне в голову. Григорий опять появляется и наполняет мой бокал.

— Он наблюдает за нами из другой комнаты? — Спрашиваю я, как только Григорий выходит.

— Нет, почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, он точно знает, когда ты заканчиваешь есть.

Он улыбается.

— Григорий, конечно, точно знает сколько времени мне нужно, чтобы поесть. Вот почему я так хорошо ему плачу.

Мне нечего ответить, поэтому делаю еще глоток шампанского. Голова шумит и даже кружится, смешно. Краем глаза я наблюдаю, как Николай берет нож и вилку. Ягненок — это мое любимое блюдо и от его запахов мне становится только хуже от голода, но я отказываюсь проиграть, хотя бы в этом. Поэтому делаю вид, что опять смотрю в окно, хотя, на самом деле, краем глаза вижу, как он разрезает мясо. Должно быть оно очень нежное, потому что он легко орудует ножом и вилкой. Он кладет кусочек в рот. Я представляю, как оно тает на языке.

— Очень вкусно. Тебе стоит попробовать, — говорит он, и я понимаю, что он подсмеивается надо мной.

— Я не хочу есть, — холодно настаиваю я.

— Жаль, что твой желудок не согласен с тобой. Он продолжает все время урчать.

Я вспыхиваю до корней волос.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Когда позже ты упадешь в обморок, я бы предпочел, чтобы это не было связано с голодом.

Я моментально поворачиваю к нему голову.

— Обморок?

Он улыбается.

— От удовольствия.

У меня открывается рот.

Он отрезает кусочек мяса и подносит вилку к моим губам. Во рту тут же начинает собираться слюна. Мне хочется сопротивляться, но бороться с самой собой очень трудно. Я смотрю в его серебряные глаза. Вижу в них черные зрачки. Большие. В конце концов, я не в чем не виновата, что не могу ему противостоять, с ним очень трудно бороться. Да еще шампанское. Я немного уже пьяна, у меня голова кружится.

— Ты не выиграешь эту битву. Эволюция заставляет людей потреблять почти все, когда они хотят есть. Ты тоже должна поесть, — мягко говорит он.

Аромат зажаренного мяса соблазняет меня все больше и больше, также как и слюноотделение. Я с трудом сглатываю. Черт с ним! Желудок громко урчит, но я все равно сопротивляюсь. И тогда он дотрагивается кусочком мяса до моей нижней губы. И мои губы сами собой раскрываются и кусочек оказывается у меня во рту. Что мне остается делать? Он уже лежит во рту. И его вкус распространяется по языку и небу.

Он улыбается.

— Не так сложно, не так ли? Я все равно заставил тебя сделать то, что ты отчаянно хотела.

Я медленно прожевываю. Мясо нежное и сочное. Самое вкусное блюдо, которое я когда-либо ела. Я беру нож и вилку. Будь он проклят! И начинаю есть. Быстро. Я умираю с голоду. Я намазываю хлеб маслом и откусываю. Пока я ем, не смотрю на него. Мы молчим. Закончив трапезу, откладываю в сторону нож и вилку.

Николай тоже заканчивает есть, появляется Григорий. Я благодарю его, пока он убирает мою тарелку. Он торжественно кивает. Его выражение лица не меняется, хотя я фактически вылизала свою тарелку.

— Тебе понравилась твоя комната? — спрашивает Николай.

— Да, хорошая.

— Отлично. Тебе нравится Селин?

Я хмурюсь.

— Какая разница нравится она мне или нет?

— Если не нравится, я заменю ее.

— Она мне понравилась, — тут же шепотом отвечаю я, потрясенная его жесткостью. Бедная, желающая угодить Селин. Из-за моей прихоти она может потерять работу, если я пожалуюсь, что она мне не нравится. Надеюсь, если он и дальше будет себя вести подобным образом, я точно его возненавижу, когда уйду отсюда.

Десерт — кокосовый шифоновый бисквит, проложенный клубничным джемом, подается с мороженым пина колада. Ну, его начальник службы безопасности, конечно, поработал на славу. Мне очень нравится кокос, клубничный джем и пина колада. Так что, порадуем этого ублюдка. Я подношу ложку к губам и кладу в рот. Ого... десерт в доме Смирнова неописуемо вкусный. Почти божественный.

— Я здесь останусь на целый месяц?

— Нет, ты будешь здесь, пока я здесь. И будешь ездить везде со мной.

Я перестаю есть.

— Я не могу покинуть страну. Я должна каждый день навещать отца. Он находится в больнице.

— Я знаю. Обычно ты ездишь до ланча. Иван будет возить тебя.

— Я могу взять такси.

Он вздергивает подбородок вверх.

— Должно быть я забыл тебе сообщить, что во время твоего пребывания со мной, ты будешь везде передвигаться с шофером. Это для твоей же безопасности.

Как только я съедаю последний кусок, Николай поднимается из-за стола.

— Пойдем, выпьем кофе и бренди в южной комнате. Там из окон открывается прекрасный вид. — Несмотря на количество еды, которую я съела, все еще чувствую себя немного пьяной, и поэтому, когда встаю, спотыкаюсь. Он моментально хватает меня за руку.

Я тут же смотрю на его лицо, но оно так же не читаемо, как и всегда. Долю секунду я ощущаю странное магнитное притяжение его глаз. Затем он убирает руку. Кожу у меня на руке покалывает, и я потираю это место.

Он приводит меня в элегантную комнату.

Здесь темно-розовые диваны и кресла. Я опускаюсь на один из диванов, Григорий приносит кофе на большом подносе. Он передает мне чашку, такого же размера, как я привыкла пить. Если честно, это нервирует, когда совершенно незнакомые люди знают столько о тебе.

Используя серебряные щипцы, он бросает два кусочка сахара в мою чашку. Именно так, я всегда и пью. Затем он обслуживает Николая и незаметно выходит из комнаты.

— Ты всегда с такой тщательностью выясняешь о людях, с которыми вступаешь в контакт?

— Нет.

Я морщу лоб.

— Но мне кажется, что ты чрезвычайно внимательно подошел к моим симпатиям и антипатиям.

— Но я не планирую с ними спать. В любом случае, я такой, какой есть. Чрезмерный. Когда я хочу чего-то, будь то дом, картина, бизнес или женщина, я никогда не останавливаюсь, пока у меня его или ее не будет.

Я делаю глоток кофе.

— Ты часто берешь жену в обмен на погашение долга?

Он залпом выпивает кофе.

— Ни разу.

— Тогда почему я?

— Потому что я хотел тебя.

— А что, если бы я не хотела тебя?

— А это так?

— Я люблю своего мужа.

Он встает и подходит к высоким дверям, выходящим на холмистую местность.

— Я разве просил твоей любви?

Я молчу, он оборачивается, чтобы взглянуть на меня.

— А?

Я прикусываю нижнюю губу.

— Нет.

— Хорошо. Когда мы выяснили это маленькое недоразумение, ты уже допила свой кофе?

— Нет.

— Допивай.

Я делаю еще один глоток и, подаюсь вперед, чтоб поставить чашку на красивый журнальный столик из ореха. Его тон заставляет меня занервничать.


ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ


Николай

«Так сладок мёд, что, наконец, он горек»

Шекспир

За окном темно. Животные устраиваются на ночь. Словно животное, предпочитающее охотиться ночью, чувствую сладость от предвкушения.

Наступает время охоты.

Я стою к ней спиной, но чувствую ее взгляд на себе. Она тут же отводит глаза, как только я поворачиваюсь. Медленно, но целенаправленно иду в ее сторону, останавливаясь, чтобы включить настольные лампы. Желтый свет заполняет комнату. Вижу, как она нервно ерзает на диване.

Я останавливаюсь позади нее, так близко, что чувствую ее запах. Цветочный, перемешанный пьянящим возбуждением и страхом. Я наклоняюсь к ней, и дыхание дотрагивается до ее шеи. Она замирает, потом выдыхает урывками. Поворачивает ко мне голову, чтобы взглянуть в глаза. И мой взгляд заставляет ее зрачки увеличиваться от паники. Она тут же опускает глаза, я медленно провожу пальцем по ее бледной щеке. У нее красивая кожа — гладкая и бархатистая.

— Время пришло, мотылек.

— Время для чего? — шепчет она, дрожа всем телом.

— Платить по долгам.

Она с трудом сглатывает.

— Для меня... это трудно. — Тихо произносит она, сжав зубы, даже кожа на скулах натянулась.

Ой... оказывается у меня застенчивая девица.

— Не волнуйся, я облегчу тебе задачу.

— Я не позволю тебе унижать меня, — рьяно произносит она. От произнесенных слов у нее начинает краснеть шея, поднимаясь к щекам. Мне нравится. Мне нравится, что она не будет лежать на спине лапки кверху, прикинувшись мертвой. Тем не менее, я не могу быть удовлетворен ничем, кроме полного подчинения с ее стороны. Я так хочу. Я хочу получить от нее абсолютное послушание. Полный контроль.

— Раздевайся.

— Что? — Ее лицо тут же вспыхивает от шока.

— Разденься для меня, прекрасная Стар.

— Здесь? — испуганно произносит она.

— Ага.

— Разве мы не можем пойти в спальню?

— Не волнуйся, там ты будешь проделывать это множество раз, — смеюсь я.

Она во все глаза смотрит на меня, раскрасневшаяся. Результат — шампанского, смущения и настоящего сексуального возбуждения.

— Ну?

Она прикусывает нижнюю губу.

— Я бы хотела сначала допить кофе.

Я медленно улыбаюсь.

— Он уже остыл.

— Что если кто-то увидит меня через окна?

— Для них это будет своеобразный бонус в их работе.

— Ты настоящий ублюдок.

Я отхожу и сажусь в кресло.

— Расслабься, мотылек. За окном никого нет, кто бы бродил в темноте, надеясь увидеть твое восхитительное тело.

— Это жестоко.

Я пожимаю плечами. Жестоко. Она понятия не имеет, что такое жестоко.

Ее яркие голубые глаза с обвинением смотрят на меня, пока она встает.

— Садись на журнальный столик, лицом ко мне, — указываю я.

— Зачем?

— Потому что я так сказал.

У нее белеют костяшки пальцев, сжимая их в кулаки. На ее лице отражается масса эмоций. Губы превращаются в одну прямую сжатую линию, она садится на низкий столик, немного пошатываясь на ногах, и это движение, показывающее насколько она уязвима в данный момент, заставляет мой член подняться, желая выпрыгнуть из брюк. Мне понравится объезжать эту милую кобылку. Она копается сзади на шеи с застежкой, несколько секунд сверля меня враждебным взглядом.