— Долг все равно будет считаться выплаченным.

— Но мне казалось, что сначала мы должны подписать контракт.

— Он уже подписал и передал контракт. Он не может пойти на попятную.

— О! Ты не говорил мне, что он прислал контракт.

Он кивает в сторону письменного стола.

— Там. Меня мало беспокоит его дурацкий контракт, Стар. У меня сердце разрывается. Ты будешь с другим мужчиной. Ты моя. Моя девочка. Ты не знаешь, каково это сидеть здесь, и наблюдать, как ты готовишься поехать к нему. И чувствовать свою вину. Глупость. Жадность. Беспечность. О чем я думал? Господи! Каким чертовым дураком я был.

У меня сердце замораживается, превратившись в осколок в груди. Я глубоко вздыхаю. Мне хочется ринуться к нему, обхватить его руками и утешить, но я продолжаю стоять на месте. Я не хочу, чтобы ему было так легко. Не хочу потакать его прихотям, говоря, что я всегда буду рядом с ним, готовая выплатить все его долги своим телом.

— Сколько сейчас времени? — спрашиваю я.

Он смотрит на часы и вздрагивает.

— Половина шестого.

— Думаю, мне лучше продолжить собираться, — отворачиваясь произношу я.

— Ты накрасила губы красной помадой, — кричит он мне в след.

Я поднимаю подбородок и разворачиваюсь назад.

— И что?

— Ничего. Ты никогда не пользовалась красной помадой.

— Потому что она тебе не нравится.

Он хмурит лоб.

— Мне нравится. Я просто не хотел, чтобы другие мужчины видели ее на тебе. Я с удовольствием бы смотрел на тебя, когда мы одни дома. Например, когда ты готовишь, а я делаю нам коктейли. Помнишь, когда мы ели и пили, и я занимался с тобой любовью у костра... иногда ты так напивалась, что мне приходилось относить тебя наверх.

Старая магия от воспоминаний окутывает меня.

— Может я буду пользоваться этой помадой, когда мы снова будем вместе, — мягко говорю я.

Он грустно улыбается.

— Да, я бы очень этого хотел.

Я пристально разглядываю его. Он подходит ко мне и обнимает. Я стою, словно истукан, в его объятиях. Он отступает и вглядывается мне в лицо.

— Я люблю тебя, Стар, — шепчет он.

И в эту минуту я больше не в состоянии этого вынести, поэтому разворачиваюсь и несусь вверх по лестнице.

Никто не знает, что меня связывает с Найджелом. Никто не может понять наших отношений. Я бросаюсь к зеркалу и стираю красную помаду. С таким ожесточением тру губы, что они становятся красными. Затем смываю тушь. Потом румяна.

Я не собираюсь облегчать жизнь этому русскому.

Я заставлю его пожалеть о том дне, когда он даже подумал, что может разрушить мои отношения с мужем. Да, мой муж болен, но люди, похожие на этого русского, все только делают еще хуже. Он не должен был позволять Найджелу накапливать долг до такой суммы.

Мысль крутится у меня в голове. Да, я покажусь перед Николаем в неприукрашенном виде, такая, какая есть. Посмотрим, насколько ему все еще будет нужна неизвестная жена Найджела. Я приеду к нему не как шлюха, которую он выбрал, чтобы полакомиться, а как наемный работник. Может он, увидев меня, отвергнет.

Тогда я вернусь к Найджелу, и мы вместе станем разгребать этот ужасный беспорядок, который он устроил в нашей семье. Нам через многое нужно пройти и многое сделать. Начиная с доверия, которое нам нужно восстановить, но если мы оба переживаем и любим друг друга, все получится.

Узел внизу моего живота постепенно начинает ослабевать, я достаю мешковатые синие джинсы и широкую рубашку с рисунком. Из нижнего ящика я вытаскиваю изношенные кроссовки, которые одеваю, когда занимаюсь в саду. Затем опрыскиваю волосы водой, и они снова превращаются во вьющийся беспорядок. Я собираю их в хвост и скрепляю резинкой. Глядя на себя в зеркало, даже я нахожу себя в таком виде, довольно непривлекательной.

Поэтому улыбаюсь с удовлетворением.

Мне интересно узнать, что он почувствует, когда увидит перед собой нечто похожее. Я бросаю в сумку наличные вместе с противозачаточными средствами и презервативами, зубной щеткой, мобильником и зарядным устройством, и спускаюсь вниз.

Найджел ходит туда-сюда по коридору и его глаза расширяются, когда он видит меня. Он подходит и хватает обеими руками меня за руку.

— Клянусь жизнью нашего ребенка, что покуда я жив, никогда больше не буду играть.

— Не приплетай сюда наших детей, — автоматически говорю я.

— Тогда я сгнию в аду, если нарушу это обещание.

Я смотрю в его глаза и не вижу ничего, кроме решимости победить эту болезнь.

— Я верю тебе, — шепчу я.

— Спасибо. Я больше никогда не подведу тебя, Стар. Никогда. Ты моя жена и моя жизнь.

— Пора?

— Машина ждет снаружи.

Я глубоко вздыхаю.

— Могу я поцеловать тебя на прощание?

Я с трудом сглатываю. Куда катится мир, если муж спрашивает разрешения у жены, может ли он поцеловать ее? Я киваю.

Он наклоняется и дотрагивается до моих губ. Поцелуй нежный и сладкий, и я чувствую, как отвечаю, цепляясь за него. Я не хочу от него уходить. Он прерывает поцелуй и смотрит открыто мне в глаза.

— Он думает, что может нас сломить. У него ничего не получится. Ты моя. Ты всегда будешь моей.

— Позаботься о себе, Найджел, — говорю я, затем быстро иду к входной двери.

— Я позвоню тебе, — произносит он, когда я открываю дверь.

У меня сжимается горло, слов не хватает, да я и не могу ничего сказать. Я закрываю за собой дверь. Напротив дома стоит черный лимузин. Мужчина в форме шофера выходит из машины и подходит к пассажирской двери. Он открывает ее и ждет. Он не смотрит на меня. Просто ждет.

Странное ощущение накрывает все мое тело.

Теперь уже не будет так, как прежде. Я оглядываюсь и смотрю на закрытую входную дверь. И мне хочется открыть ее и ринуться в объятия Найджела, вернуться в мой очаровательный дом, где я столько времени ощущала себя в безопасности, такой счастливой и любимой. Я разворачиваюсь и иду к поджидающей меня машине.


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ


Стар

https://www.youtube.com/watch?v=ETxmCCsMoD0

(Деньги, Деньги)

Шофер молча кивает и дожидается, пока я сажусь на заднее сиденье лимузина. Внутри тихо играет классическая музыка и пахнет дорогим одеколоном. Дверь закрывается, мужчина огибает машину, подходя к своей двери.

Я поворачиваю голову, взглянуть на окна моего дома. У окна гостиной стоит Найджел и смотрит на меня. Он выглядит настолько потерянным и несчастным с опущенными плечами, что внутри мое сердце обливается кровью.

Водитель садится на свое место и машина начинает двигаться. Я смотрю в окно, ничего не видя перед собой. Только думаю о Найджеле, стоящем у окна. Автомобиль проезжает мимо Эрлс Корт, выезжая на трассу M4 из Лондона, и я начинаю внимательно следить за дорогой. Мы целенаправленно едим вперед, затем плавно сворачиваем на шоссе M25. Здесь больше машин, но менее чем через двадцать минут мы съезжаем с автомагистрали. И через некоторое время я вижу указатель на Вирджиния Уотер, Суррей. Как-то я была там. Один из друзей Найджела живет в поместье Вентворт. (Эрлс Корт (британский выставочный и спортивный центр, расположенный в боро Кенсингтон и Челси недалеко от станций метро Эрлс-Корт и Вест-Бромптон. Является самым крупным сооружением подобного типа в Лондоне. – прим. пер.)

Проезжаем поместье и двигаемся дальше по главной дороге, пока не появится дорожный знак Уиндлшем. Менее чем через милю мы сворачиваем на дорогу, засаженную с двух сторон деревьями, среди которых возвышаются большие дома. Дорога ведет на еще один поворот, и мы останавливаемся перед воротами с двумя большими каменными столбами по бокам, на которых восседают львы. Название поместья вырезано на каменной табличке. Я достаю мобильный и пишу Розе:

Особняк Найтсбрук, Уиндлшем

Ответ от Розы приходит моментально:

Господи, я знаю это место. Это, черт побери, настоящий дворец.

Автомобиль притормаживает перед высокими черными воротами. Видеокамеры поворачиваются в нашу сторону. Водитель просто сидит и смотрит перед собой, через несколько секунд ворота бесшумно открываются. Машина проезжает вперед.

Подъездная дорога длинная и извилистая, окруженная могучими старыми деревьями. Стволы настолько толстые, что потребуется две, а может и три, таких как я, чтобы обхватить их руками.

Мы проезжаем, по крайней мере, еще одну милю, прежде чем передо мной показывается величественный особняк, расположенный на возвышенности. Последние лучи летнего солнца освещают его, придавая красивое красноватое свечение белым камням. Он кажется очень величественным и великолепным.

У меня желудок ухает вниз от странного сочетания страха и предвкушения. Что это за мужчина, черт возьми, обитающий в таком месте, готовый заключить контракт с женщиной, которую никогда не видел? Зачем подобный мужчина хочет навредить такому маленькому мальку, как Найджел?

Мы продолжаем двигаться по дороге, заворачивая на полукруг к фасаду дома. Широкие каменные ступени ведут к огромным двойным дверям, украшенным с каждой стороны красивой топиарией. Я поражена необыкновенной красотой и величием дома. (Топиария – искусство фигурной стрижки деревьев и кустарников. – прим. пер.)

Лимузин останавливается, и я нервно дотрагиваюсь до живота, который сжался от беспокойства и напряжения. Водитель идет ко мне и открывает дверь. Я выхожу, поблагодарив его.

— Проходите, — официально произносит он с торжественным кивком.

Я поднимаюсь по ступенькам, не успеваю даже оказаться у дверей, как огромный широкоплечий мужчина с головой размером с футбольный мяч, без шеи, выходит из дверей и поджидает меня со сложенными руками на груди. Его недружелюбный, напряженный, оценивающий взгляд заставляют почувствовать меня неуютно.

Я останавливаюсь перед ним, и он опускает глаза на мою сумочку, спрашивая:

— Вы не против? Это всего лишь протокол.

Я молча протягиваю ему свою сумочку, и он быстро осматривает ее содержимое. Не найдя ничего, что могло бы представлять для него угрозу, он возвращает ее мне, отступив на шаг в сторону, позволяя войти в дом.

Как только я вхожу, останавливаюсь и с изумлением осматриваюсь.

Холл такой огромный, гораздо больше, чем весь мой дом, но больше всего меня поражает окружающее богатство. Такое впечатление, будто я попала в фильм прошлого столетия, когда существовали лорды и дамы жили в таких поместья и ездили в экипажах.

Колонны взмывают ввысь к потолку, на котором изображены сцены, как в Сикстинской капелле, полу обнаженные мускулистые мужчины и рубенские женщины, крылатые херувимы и рогатые демоны, даже два. Пол представляет собой замысловатый узор из плитки, и отполирован до такого блеска, что я практически вижу свое отражение. Широкая центральная лестница выполнена из белого мрамора с причудливыми коваными балюстрадами. Она покрыта красной ковровой дорожкой, которая имеет первозданный вид, заставляя меня задуматься, сколько раз в день ее чистят. На стенах висят подлинники картин, а потом идут витражи окон с потрясающим дизайном. Это место совсем не похоже на дом. Здесь нет места, чтобы свернуться на диванчике с хорошей книгой и чашкой горячего шоколада.

Мистер Мускул прочищает горло, привлекая мое внимание.

Я ошеломленно пялюсь на него, он кивает в сторону, давая понять, чтобы я следовала за ним. Я молча киваю, и он стремительно движется к двойным дверям зеленовато-голубого цвета. Наши шаги эхом отдаются в огромном пространстве.

Он открывает двери, мы входим в элегантную, гостиную, одна стена которой полностью состоит из окон. Здесь имеются прекрасные ковры, старинная мебель и потрясающие дизайнерские обои. Пахнет лавандовым лаком. Я перевожу взгляд на многочисленные красивые картины, украшающие стены.

— Садись, — лает мистер Мускул у меня из-за плеча, отчего я подпрыгиваю на месте. Он напоминает мне сержанта-майора, инструктирующего одного из новобранца. Судя по его командному голосу и его выправке, мне кажется он явно какой-то бывший военный. Я молча опускаюсь на первый попавшийся покрытый парчой диван, который ближе ко мне. Он выходит за дверь, не сказав ни слова. И звук его удаляющихся шагов отдается по холлу.

Находясь в огромной комнате, я начинаю рассматривать картины. В отличие от других богатых домов, в которых я бывала, как правило стены украшают картины предков нынешних владельцев, здесь же все картины современных художников. Одна из них, наверное, самая ценная, потому что висит над камином, и специально подсвечивается, привлекает мое внимание.

Я поднимаюсь с дивана и словно в трансе иду к ней. На ней изображен ребенок, белокурый мальчик, хорошо одетый, сидящий на стуле. Но выражение его лица выглядит несколько странным. Я подхожу совсем близко. Его лицо покрыто грязью, а огромные зеленые глаза смотрят так, что мне становится его очень жалко.