– Я никогда не собирался идти по прямой дорожке, – запротестовал Майкл.

– Да, верно. Беда в том, что ты жить не сможешь, если кого-то не проведешь. Ты погубишь Софи, причем из самых лучших побуждений.

– Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Ладно, я иду к дочери…

– Сколько ты собирался у нее выманить? – напрямую спросил Дэви и впервые в жизни увидел, как краснеет отец. – Всего лишь небольшой заем, верно?

– Только на обзаведение. Сущая чепуха, – заверил Майкл. Дэви вынул из заднего кармана брюк пухлый конверт и показал отцу.

– Здесь сто тысяч долларов. – Майкл выжидающе замер. – И они будут твоими, если пообещаешь никогда не возвращаться сюда без меня.

– Здесь мои дети! – возмутился Майкл. – И мой внук.

– А теперь послушай меня внимательно. За последние два дня я многое усвоил и понял, что на прошлой неделе ты сказал чистую правду. Нельзя идти против своей природы, не смирившись с тем, кто ты есть на самом деле. Все равно метка остается на всю жизнь. А ведь я – твой сын, и с этим ничего уже не поделать.

– Можно подумать, это такой уж порок! А ведь я дал тебе образование, какого не смог бы дать никто.

– Знаю. И за это я благодарен тебе, – кивнул Дэви. – Но главное для меня – Софи. Это она спасла нас после смерти матери, спасла меня, и я сделаю все, чтобы она была счастлива, даже если для этого придется швырнуть тебя в реку с камнем на шее. – Он снова поднял конверт. – Это все твое, если немедленно уберешься и оставишь ее в покое. Хочешь, пересчитай.

– Не нужно. Я тебе доверяю.

– Да неужели ты способен кому-то доверять? Смех и слезы!

– У воров тоже существует понятие чести, – бросил Майкл.

– Возьми деньги, – повторил Дэви. – Но отныне, когда окажешься в Огайо, иди прямо ко мне. И не пытайся явиться сюда один.

– Ты решил остаться здесь? – спросил Майкл с ужасом, лучше всяких слов выразившим все, что он думает о Темптейшне.

– Нет, в Колумбусе, – пояснил Дэви, протягивая отцу конверт. – Бери. Может, сумеешь разбогатеть. Если же нет, по крайней мере, месяца два поживешь в свое удовольствие.

Майкл взял конверт.

– Я не собирался торчать тут, – устало вздохнул он. – Просто хотел повидать Софи и Эми. И малыша Демпси. Уж очень боялся, что наш род прервется.

– Не бойся, я и об этом позабочусь, – пообещал Дэви.

– Тильда, – кивнул Майкл. – То, что тебе надо. Может, я вернусь к Рождеству. Посмотреть, как идут дела.

– Прежде позвони. Вдруг мы будем заняты.

– Безжалостный ты сукин сын, – трагически заявил Майкл, засовывая конверт в карман. – Это у тебя по материнской линии. Священники, что с них возьмешь! Будут спасать твою душу, пока не сведут в могилу.

– Вы с Доркас можете вернуться сегодня.

– Боюсь, Доркас уже в пути. Она сказала, что неплохо провела время, но теперь хочет рисовать. Пообещала соскучиться к Рождеству. Но я сегодня переночую здесь. – Дэви открыл было рот, чтобы запротестовать, но Майкл властно поднял руку. – Я остаюсь. Эми пригласила нас завтра на ужин. Ждет не дождется. А у Дилли завтра футбольный матч, который я обещал посмотреть. Я ничего такого не сделаю, Дэви. Обещаю. – Он похлопал себя по нагрудному карману. – Да и зачем мне? А послезавтра я исчезну.

– Если ты хотя бы вынешь колоду в присутствии Дилли… – начал Дэви.

– Даю слово, – перебил Майкл, и Дэви удивленно замолчал.

– Тогда… – после паузы начал он, но тут на крыльце появилась Софи.

– Кровать просто великолепна! – воскликнула она, но, увидев лицо Майкла, осеклась. – Что тут у вас?

– Ничего, – улыбнулся Дэви. – Говорят, завтра мы все идем на футбол, а потом примем дозу птомаина у Эми. – И, заметив стоявшего в дверях Фина, громко добавил: – А в воскресенье тронемся в обратный путь.

– Слишком рано, – нахмурилась Софи, но смотрела при этом не на отца, а на брата. – А как твоя квартирная хозяйка?

– Ее зовут Матильда. И я тебе все о ней расскажу.


Тильда поднялась на чердак, расставила картины Скарлет и прошла вдоль ряда. Какая невероятная смесь! Первая – в жуткой дешевой рамке, вторая и третья – в полном порядке, три последних нуждаются в чистке.

Кроме того, шестую нужно закончить.

Она уселась на пол перед шестой картиной, коснулась смазанных голов танцоров. Вспомнила обиду, но не почувствовала боли. Эндрю – хороший человек. Когда-то она любила его. Но он – не Дэви.

Тильда твердила себе, что слишком остро реагирует на случившееся. Не так уж сложно убедить себя, что ты влюблена в парня, укравшего ради тебя картины, возродившего не только галерею, но и твои достоинство и уверенность в себе, говорившего, что ты красива и великолепна, любившего до потери сознания, уверявшего, что любит всем, что у него есть…

Нет, она на самом деле влюблена.

Тильда снова коснулась картины. Может, пора исправить сделанное? Снова стать Скарлет, но на этот раз.

– А, вот вы где, – пропел кто-то за ее спиной.

Резко обернувшись, Тильда увидела невероятно соблазнительную Клеа Льюис, стоявшую посреди чердака.

– Что вы здесь делаете? – бросила потрясенная Тильда, забыв о вежливости.

– А вот и они, – продолжала Клеа, словно не слыша. – Значит, Дэви раздобыл все шесть?

– Э… – промычала Тильда, не представляя, как будет выпутываться.

– Я так и знала, – кивнула Клеа, подходя ближе. – Он всегда добивается своего. – Она по-приятельски улыбнулась Тильде. – Он сбежал, верно?

– Просто уехал дня на два. – Тильда вздернула подбородок.

– Вот уж нет. Когда Дэви уходит, это навсегда. Но зато он оставил вам картины. Как это на него похоже! Ничего не скажешь, человек он щедрый, – с сожалением вздохнула Клеа. – Обидно только, что небогат!

– Он вернется, – твердо сказала Тильда. – Простите, но что вам понадобилось в моей спальне?

– Пришла за картинами, разумеется, – усмехнулась Клеа.

– А почему вы думаете, что я вам отдам? – проговорила Тильда, пораженная ее наглостью.

– Потому что тогда я никому не расскажу, что вы и есть Скарлет. И те люди, которых вы обвели вокруг пальца, не узнают, кто вы такая на самом деле. И вы не попадете в тюрьму. А поскольку именно вы содержите семью, ваши родные не будут голодать. Думаю, это неплохой обмен.

Тон был дружеским, но в глазах стыл лед, и Тильда поняла, что Клеа знает о Гвенни и Мейсоне.

– Воображаете, что эти картины помогут вам вернуть Мейсона? – спросила она, и Клеа передернуло.

– Не ваше собачье дело, – прошипела она.

Тильда кивнула, пытаясь выиграть время.

– Их нужно почистить. Снять с первой дешевую рамку. Мейсон ненавидит дешевые рамы. И… – Она подошла к последней картине, той, которую смазала кистью и швырнула в отца, когда он сказал, что она рождена для живописи, а не для любви. – И еще мне нужно закончить последнюю. Я отдам их вам завтра.

– Завтра? – недоверчиво протянула Клеа.

– Краски успеют высохнуть, Я сама приеду к вам. Можете мне доверять.

– Я никому не доверяю, – отрезала Клеа. – Но, думаю, у вас нет выхода. Значит, завтра утром.

– Да. Завтра утром вы их получите.


А внизу, в галерее, не иссякал поток покупателей. Когда же в пять часов ушел последний из них, Гвен отослала Мейсона домой, заперла дверь и подошла к Надин.

– У нас нет телефона Томаса? Его вещи остались здесь. Кстати, не могла бы ты вынести мусор?

– Сейчас, – кивнула Надин. – Ничего не знаю насчет Томаса, но все равно нужно выгулять Стива. Заодно и мусор вынесем. Стив сегодня был великолепен, не находишь?

Гвен взглянула на Стива, лежавшего на полу. Пес тяжело вздохнул.

– Знаю, – сказала она ему. – Не жизнь, а сущий ад.

– Ему нравится, – заверила Надин, открывая дверь офиса, – Пойдем, щен, вынесем мусор и обдуем мусорный ящик. Ты это любишь.

Стив потрусил за ней, Итан последовал его примеру, а Гвен восхищенно покачала головой. Молодец Надин, ничто ее не тревожит!

Но тут она ошибалась, потому что минутой, позже в комнату влетела Надин.

– Вызывай полицию! – велела она, и Гвен оцепенела. – Мертвец за мусорным контейнером!

– Дэви? – Сердце Гвен сжалось.

– Нет. Томас, – ответила Надин.


Тем временем ничего не подозревающая Тильда успела очистить картины и снять рамку с первой. Поставила незаконченную работу на стол, отрегулировала освещение и стала внимательно изучать. Нужно вспомнить старую манеру письма. Никаких осторожных набросков, никакой грунтовки, только свободные смелые мазки. Такие картины подделывать всего труднее, потому что любая нерешительность мгновенно отразится на холсте и станет просто кричать о лжи. И тогда картина будет испорчена. А этого она не хотела.

«Практика. Нужно попрактиковаться, чтобы стать прежней», – сказала она себе.

Тильда попыталась сделать несколько пробных мазков на бумаге, но это было совсем не то. Получалось беспомощно и неуклюже. Она больше не Скарлет. И сама не понимает, в кого превратилась.

«Дэви знает, кто я». Но Дэви в Темптейшне. Она одна. Сама по себе.

Снова подделывает картину. В холоде одиночества.

Но она сможет! Сможет сделать это.

Тильда оглядела снежно-белую комнату. «Просто нужно вспомнить».

Тильда подняла большой кусок угля и широкими взмахами нарисовала на стенах листья, подражая Скарлет, стараясь не напрягать руку. Закончив делать наброски, она пустила в ход краски, и листья оживали на глазах, округлые, теплые, листья, которых хотелось коснуться. Именно так делала Скарлет. В ее картины хотелось войти и остаться там навсегда. В те дни она была молода, счастлива, она рисовала…

«Вот в чем разгадка последней картины», – поняла Тильда, нанося последний штрих. Скарлет прекратила существование, потому что Эндрю полюбил Ив, и Тильда больше не смогла рисовать радость. Она остановилась, потому что не имела права любить Эндрю. Может, сейчас пора начать, потому что она любит Дэви? Потому что снова поверила в будущее. Потому что Дэви вернется.

Тильда посмотрела на джунгли, расцветшие на стенах. И еще потому, что она была рождена, чтобы рисовать именно так.

Тильда поднесла последнюю Скарлет к свету и на этот раз поняла, что именно нужно делать. Как дописать вечно тянущихся друг к другу в лунном свете темноволосых любовников.

Это будет история ее жизни.


Гвен набрала 911, кое-как объяснилась, и бросилась на автостоянку. За мусорным контейнером распростерся Томас, бледный как смерть, с окровавленной головой.

– Ты уверена, что он мертв? – спросила она Надин. – Впрочем, не важно. Подождем здесь, только не трогайте тело и… – Она вдруг замолчала. – Мне нужно подняться наверх. Повернитесь к нему спиной или отойдите подальше, только ничего не касайтесь.

– Мы не идиоты, – едва выговорила трясущаяся Надин.

– Да не смотри на него, – велела Гвен и пулей помчалась на второй этаж.

– Забавнейшая вещь, – дрожащим голосом пролепетала она, когда Форд открыл свою дверь. – Надин пошла выносить мусор и обнаружила за мусорным контейнером мертвеца.

– Кто-то знакомый? – спокойно осведомился Форд.

– Похоже, – прошептала Гвен с упавшим сердцем, – вы ничуть не удивлены?

– Удивлен, – успокоил ее Форд. – Так мы его знаем?

– Это Томас. Официант. Только он не официант, он из ФБР.

Это его проняло. Пусть на мгновение, но глаза его блеснули.

Гвен удовлетворенно кивнула.

– Он разносил еду в ФБР? – как ни в чем не бывало спросил Форд.

– Отдаю должное вашему юмору, но здесь сейчас будет полиция. Так что могли бы быть поостроумнее.

– Вы сегодня не слишком приветливы, – заметил Форд.

– Да. Обнаружение трупа за мусорным контейнером мало способствует приветливости, – запальчиво начала Гвен, но тут же взяла себя в руки и глубоко вздохнула; – Вы, случайно, не знаете, как он туда попал?

– Понятия не имею. А как он умер?

– У него вмятина на черепе. Думаю, именно из-за нее.

– Что сразу исключает естественные причины и самоубийство, не так ли?

Гвен стиснула зубы, стараясь не взорваться.

– Это вы его убили?

Форд разочарованно покачал головой:

– Вы такого мнения обо мне?

– Ну… – растерялась Гвен.

– Черт возьми, Гвен, да если бы я прикончил его, уж, наверное, постарался бы оттащить куда подальше. Не настолько же я глуп, чтобы оставить его за мусорным контейнером!..

– Вот как? – с тайным облегчением произнесла Гвен, не забывая, однако, возмущённо хмурить брови. – Нет, разумеется, вы не настолько глупы.

– Могли бы хоть немного мне доверять, – продолжал сетовать Форд.

– Верно, – кивнула Гвен, отступая. – Прошу меня простить.

– Тем более что единственный, кого я был бы рад здесь придушить, это Мейсон. Он все еще тут околачивается?

– Кажется, да, – призналась Гвен, не соображая, как теперь быть.