Глава 8

Ночь, проведенная в «Голове сарацина», не доставила герцогу удовольствия. Перьевая перина, на которой он ворочался в попытке уснуть, по большей части состояла из каких-то комков. К тому же ему показалось, что ни один человек на постоялом дворе, кроме него, спать не ложился. Шум в пивном зале продолжался до глубокой ночи. Изредка доносящийся до слуха герцога звон посуды указывал на то, что посудомойкам отдых также не полагается. Вдобавок его светлость страдал от жары, поскольку кровать оказалась завалена одеялами, и ее согрела для него служанка, которой было велено доставить грелку «важному господину» в номер 27, как только он вернулся в наемном экипаже из Олбани.

Джилли допоздна засиделся у кузена и прибыл на постоялый двор, едва держась на ногах от усталости. Он даже самому себе не согласился бы признаться в том, что был бы совсем не против, если бы его встретил там Неттлбед, готовый распаковать вещи, стащить с него сапоги и принести горячей воды, чтобы герцог смог вымыть лицо и руки. Комната Джилли, оказавшаяся маленькой и весьма душной, также показалась ему на удивление безрадостной. Все ее освещение составляла одна-единственная свеча, которую поставил на туалетный столик коридорный, сопровождавший герцога наверх. Если бы с ним был Неттлбед, ночная сорочка уже была бы разложена на стуле, а постель заправлена его собственными простынями. Но если бы Неттлбед сопровождал его, он, конечно же, не остановился бы на ночь в гостинице этого уровня. Нет, его бы ожидал номер, снятый в каком-нибудь отеле, презирающем пассажиров наемных экипажей и поэтому открытом только для знатных и благородных джентльменов. Герцог, решительно изгнав из своих мыслей Неттлбеда, лег в постель.

Разумеется, ему и в голову не пришло сообщить, что его необходимо разбудить утром, но, к счастью, коридорный оказался на высоте, предложив назвать, в котором часу ему следует принести кувшин с горячей водой. Тем не менее он недооценил время, требующееся Джилли для бритья, одевания и сборов в дорогу. Поэтому к завтраку герцог сбежал в совершенно взлохмаченном и несколько распаренном состоянии. Поскольку он забыл выставить за дверь сапоги, то их не почистили, и они показались, на его придирчивый взгляд, очень грязными и пыльными. Но, выйдя во двор, его светлость обнаружил, что среди множества праздно толпящихся там слуг имеется и чистильщик обуви, чьими услугами он тут же поспешил воспользоваться. Пока малый трудился над его обувью, у Джилли была возможность лениво созерцать кипящую вокруг деятельность. Увиденное весьма позабавило герцога, поэтому он напрочь забыл о начавших было закрадываться сожалениях по поводу того, что принял чересчур импульсивное решение отправиться на поиски приключений. Дилижанс, в котором Джилли предстояло путешествовать, уже вкатили во двор и принялись загружать всевозможным багажом. Все тяжелые сундуки уложили на крышу, и герцог от изумления широко открыл глаза при виде горы чемоданов, которые громоздились все выше, пока ему не начало казаться, что экипаж непременно перевернется на первом же повороте. Тем временем несколько человек помогали охраннику укладывать в багажное отделение вещи помельче, среди которых была и сумка герцога. Когда заполнили и этот отсек, все, что еще оставалось разбросано по двору, наподобие корзины с рыбой, нескольких картонных коробок и завернутых в бумагу пакетов, привязали к задней оси.

Кучер, грузный джентльмен, облаченный во множество одежек и с огромной бутоньеркой в петлице, стоял у одной из ведущих в гостиницу дверей, увлеченно флиртуя с горничной. Он не обращал ни малейшего внимания на экипаж, коим ему предстояло управлять, пока конюхи не вывели из конюшни несколько гнедых лошадей. Возница, окинув их критическим взглядом, начал давать уйму разнообразных советов и указаний.

Пассажиры о чем-то спорили с охранником, одновременно раздраженно отмахиваясь от толпы уличных торговцев, которые по непонятным герцогу причинам собрались во дворе и пытались всучить путешественникам все, что, по их мнению, могло скрасить долгое странствие, от голландских носков всего по шиллингу за пару до горячих имбирных пряников. Герцогу тоже пришлось несколько раз отказаться от приобретения крысоловки, пакета с апельсинами и пачки булавок. Какой-то худой джентльмен в длинном пальто, шарфе и клетчатой шали громко на что-то жаловался, а две пожилые дамы стремительно доводили охранника до умопомрачения, требуя немедленно сообщить им точное местонахождение их картонок и сумок. Двое из будущих пассажиров явно не успели побриться, а еще один обменивался ядовитыми репликами с возницей наемного экипажа, доставившего его в гостиницу.

Наконец лошадей впрягли, и кучер, с сожалением покинув горничную, вышел на середину двора, небрежно просматривая список пассажиров. Герцог, сунув серебряную монетку в ладонь чистильщика обуви, занял свое место на крыше. Худой джентльмен возжелал, чтобы кучер заверил его в том, что конь точно не лягнет его, пожилые дамы окончательно разволновались, а охранник принялся громкими криками скликать пассажиров, призывая их поторопиться, поскольку дилижанс уже был готов к отбытию и никого не собирался ожидать.

Кучер с видом знатока внимательно осмотрел лошадей, затем предостерег конюха в плисовых штанах и засаленном жилете не снимать без команды скобу с носа молодой кобылы. Сунув список в карман, он водрузил свое внушительное тело на очень неудобные козлы и собрал поводья. Было ясно, что пассажиры ничего, кроме презрения, у него не вызывают, потому что, взяв в руки хлыст, возница, едва покосившись через плечо, скомандовал конюхам отпускать лошадей. Все, чего он удостоил доверившихся ему людей, – это краткой рекомендации быть осторожными, предоставив охраннику позаботиться о том, чтобы пассажиры вовремя пригнулись, когда экипаж подъедет к арке ворот, ведущих со двора на узкую улицу.

Утро было сырым и туманным, и герцог успел пожалеть о том, что не догадался прихватить с собой еще и плед. Однако кучер, который долго искоса разглядывал этого пассажира, решил, что он заслуживает дополнительной любезности, и заверил его в том, что не успеют они доехать до Айлингтон-Грин, как уже выглянет солнце.

Пока экипаж пробирался по лондонским улицам, возница был всецело поглощен необходимостью избегать столкновений с телегами торговцев и небольшими группами скота, который гнали на рынок, так что ему оказалось не до бесед с пассажирами. Но едва покинув пределы столицы, он снизошел до того, чтобы ответить на нескончаемый поток вопросов нервного худого джентльмена, сидевшего позади герцога. Не теряя хорошего расположения духа, кучер пояснил, что возит пассажиров уже тридцать лет и еще ни разу его экипаж не перевернулся. Худой мужчина сурово предостерег его: если он попытается обогнать любую другую карету на дороге, то джентльмен пожалуется на него хозяину, после чего сообщил всем сразу – обычно он пользуется услугами почтовой службы, предоставляющей отличную вооруженную охрану и пристально следящую за тем, чтобы возницы не нарушали правила. Кучер, фамильярно подмигнув герцогу, углубился в ужасающие подробности дорожных происшествий с участием почтовых карет, поскольку, по его словам, они с завидным постоянством стремятся обогнать друг друга на дороге, нисколько не заботясь о безопасности или удобстве пассажиров. Что касается предоставляемых почтовой службой охранников, то худому джентльмену следовало бы знать: если где-то имеются грабители, они нападают именно на почтовые кареты.

Первой объявленной остановкой на пути был Барнет, где тем из пассажиров, кто еще не позавтракал, предоставлялось четверть часа для того, чтобы они могли перекусить. Но кучер остановил лошадей, едва проехав развилку на Айлингтон и завидев лужайку с высокими вязами. Судя по количеству экипажей перед «Павлином» или чуть поодаль, эта остановка была вполне привычным явлением. Когда они подъехали к двери, конюх выкрикнул название экипажа, а из гостиницы выбежал мужчина. Одной рукой он застегивал пуговицы пальто, во второй же держал саквояж. Какая-то женщина в наброшенной на голову шали начала упрашивать охранника доставить двух уток в одну из деревень на маршруте экипажа. Худой джентльмен подозрительно заявил: человека с саквояжем нет в дорожном листе, но его сосед миролюбиво заметил, что можно и потесниться, ничего страшного. Это подтолкнуло кучера к тому, чтобы разразиться горестной тирадой относительно доносчиков, которые, по его мнению, таятся вдоль всей дороги, следя за честными возницами и так и норовя отнять их хлеб. Герцог посочувствовал ему, и, поскольку дело с утками было уже улажено, экипаж снова отправился в путь, миновав деревенский пруд, у которого паслась одинокая корова, и маленькую сельскую лавку.

Вскоре путешественники выехали на дорогу к Холлоуэю, что предоставило кучеру возможность нагнать страху на худого джентльмена воспоминаниями о похождениях отчаянных головорезов, некогда промышлявших в этих краях.

– Кажется, именно здесь когда-то ограбили Гримальди? – поинтересовался герцог, которого в детстве потчевали всеми этими историями.

– Вот-вот-вот! – одобрительно откликнулся кучер. – Да и было это каких-то десять лет назад! Но, забрав у него часы, они обнаружили на них нарисованную физиономию Гримальди с подписью «Я и мой Недди». Его так уважали, что вернули ему часы.

– Я его когда-то видел, – произнес герцог. – Кажется, это было в Сэдлерс-Уэллс. Он меня здорово тогда рассмешил.

– Ну конечно, сэр, ведь это была, если можно так выразиться, его берлога. Позвольте спросить, сэр, далеко ли мне предстоит вас везти.

– Только до Балдока, – ответил герцог.

Кучер покачал головой.

– Какая жалость, сэр, что по эту сторону от Бигглсуэйда слишком мало мест, где я был бы согласен рискнуть и передать поводья человеку, коему этого так явно хочется, – со вздохом произнес он.

Такие слова вызвали настоящую бурю протеста со стороны худого джентльмена, поэтому герцог счел за лучшее заверить его в том, будто он не испытывает ни малейшего желания брать поводья. Доброжелательный пассажир, похоже, проникшись антипатией к своему соседу, высказал беспристрастное мнение относительно зануд в целом и зануд с кислой физиономией в частности, а какой-то солидного вида пассажир принялся рассказывать длинную историю о резвой тройке чистокровных лошадей, которыми он любил управлять самостоятельно.

Когда Финчли-Коммон со всеми его опасностями благополучно остался позади, пассажиры были так взвинчены, что уже не могли думать ни о чем, кроме завтрака, ожидающего их в Барнете. Стоило экипажу вкатиться во двор гостиницы, как почти все бросились в обеденный зал, по которому метались двое измотанных официантов с полными подносами еды и заученным возгласом «Иду, сэр!».

Герцог не успел толком позавтракать, но ему не хотелось участвовать в этой толчее жаждущих кофе и ветчины, поэтому он решил немного пройтись по улице, чтобы размять ноги. Во время предыдущих поездок на север он менял лошадей в «Красном льве», но это благородное заведение не опускалось до обслуживания дилижансов, хотя его хозяин прибегал к весьма недостойным методам отбивания клиентуры у своего ненавистного конкурента из «Зеленого человека», расположенного выше по улице. Он, к примеру, не усматривал ничего зазорного в том, что его конюхи выскакивали на дорогу и перехватывали какой-нибудь частный экипаж, владелец которого даже не думал менять лошадей, но они силой принуждали его к этому. Вот и сейчас герцогу посчастливилось стать свидетелем потасовки между двумя парнями в желтых ливреях из «Красного льва» и тремя конюхами в синих куртках из «Зеленого человека». Джилли одобрительно наблюдал за смешными попытками пожилого джентльмена в фаэтоне, запряженном парой скакунов, убедить конюхов из «Красного льва» в том, что он едет всего лишь в Уэлвин, а следовательно, не нуждается в смене лошадей.

Когда герцог вернулся к своему экипажу и снова вскарабкался на крышу, то обнаружил, что все, кроме кучера, которого в гостинице угостили чем-то горячительным и осыпали комплиментами, пребывают в несколько взвинченном состоянии. Даже доброжелательный пассажир заявил: ему едва удалось, обжигаясь, сделать два глотка кофе и он вовсе не прикоснулся к ветчине из-за отсутствия ножа и вилки. Тем не менее джентльмену пришлось заплатить как за полный завтрак, что является откровенным безобразием, с которым следует хорошенько разобраться.

Герцог уже давно понял, что езда на крыше дилижанса ему совершенно не подходит. Первые несколько миль поездка забавляла его своей новизной. Но качка и тряска в сочетании с невероятно неудобным сиденьем вскоре превратили в докучливое бормотанье даже увлекательный рассказ кучера. У Джилли разболелась голова, и он вспомнил, что всегда плохо переносил переезды. Ему стало казаться, будто Балдок расположен невероятно далеко, и, когда они въехали в Стивенейдж, где возница попытался заключить с ним пари относительно того, между какими из знаменитых шести холмов самое большое расстояние, он отказался клевать на этот крючок.