– Разумеется, нет, – и глазом не моргнув откликнулся мистер Ливерседж. – Но ведь она еще совсем ребенок! Брак можно было бы оспорить. За соответствующую цену.

Герцог расхохотался.

– Вот теперь мы начинаем лучше понимать друг друга! – заметил он. – На вашем месте, сэр, я бы откровенно сознался, что ваша цель – под любым предлогом выжать деньги из моего благородного родственника.

– Только между нами, мистер Уэйр, – жизнерадостно подтвердил Ливерседж. – Только между нами!

– Как же, должно быть, человеку вашей чувствительности омерзительно опускаться до такой низости! – прокомментировал ситуацию герцог.

Ливерседж, вздохнув, ответил:

– А вот тут вы правы, сэр. Честно говоря, это совершенно не в моем вкусе.

– А что в вашем вкусе? – полюбопытствовал герцог.

Мистер Ливерседж неопределенно помахал рукой.

– Карты, сэр, карты! – заявил он. – Мне хочется верить в то, что у меня были все шансы достичь успеха в жизни. Однако судьба так распорядилась, мистер Уэйр, что я стал объектом самого злобного преследования, в результате которого остался совершенно без средств. Временно, разумеется, но, тем не менее, в настоящий момент я не могу надлежащим образом устроить свою жизнь. Как видите, вынужден влачить жалкое существование в обстановке, совсем неподходящей для людей, претендующих на утонченность. Вы, мистер Уэйр, наверняка удобно расположились в «Джордже». Отличная гостиница, скажу я вам! Поэтому вы и представить себе не можете…

– Нет, нет, нет! «Джордж» мне не по карману! – скромно пробормотал герцог. – Я остановился в «Белой лошади».

– «Белая лошадь», – с чувством произнес мистер Ливерседж, – возможно, и не претендует на элегантность «Джорджа», но по сравнению с лачугой, в которой вынужден ютиться я, она самый настоящий дворец!

Герцог не стал опровергать это, и после короткой паузы, во время которой мистер Ливерседж, похоже, тоскливо размышлял об удобствах, предоставляемых иными постоялыми дворами, сей достойный джентльмен глубоко вздохнул и продолжил уже более жизнерадостным тоном:

– Впрочем, я не жалуюсь. Жизнь, мистер Уэйр, изобилует превратностями! Я еще не утратил надежды встать на ноги и открыть заведение, где джентльмены, умеющие ценить хорошую игру, сумеют найти себе развлечение по вкусу. Без лишней скромности, мистер Уэйр, хочу заверить вас, что наделен немалым талантом для подобных предприятий. Если мне когда-нибудь выпадет честь принимать вас в своем заведении, я убежден, вам понравится то, что вы там обнаружите. Ничего вульгарного и низкопробного вы там не встретите, смею вас уверить, и особенное внимание я уделю качеству вина в моих погребах. Плохое вино может стать фатальной ошибкой, потому что способно отпугнуть всех клиентов! Но чтобы достичь своей цели, сэр, я должен стать состоятельным. В противном случае, если у меня что-то и получится, результат будет убогим, а значит, недостойным того, чтобы я к нему стремился.

– Вы откровенны! – усмехнулся герцог. – Выходит, мой кузен Сэйл должен помочь вам открыть очередное злачное заведение!

– Я нахожу вашу прямоту чересчур грубой, мистер Уэйр, – ответил Ливерседж.

– Боюсь, должен задеть вашу ранимую натуру еще сильнее! Эти требования выдвигает вовсе не ваша племянница, но вы сами, и вся эта затея – сплошное вранье!

Мистер Ливерседж страдальчески улыбнулся, демонстрируя немалое терпение.

– Мой дорогой сэр, вы ко мне несправедливы! Еще как несправедливы!

– О нет, сударь! Вы мне сами признались…

Мистер Ливерседж поднял пухлую ладонь, прерывая его речь.

– Только между нами, мистер Уэйр! – напомнил герцогу Ливерседж, снова прибегая к укоризненным интонациям.

Джилли молча смотрел на него.

– Что бы вы сказали, сэр, если бы я изъявил готовность жениться на вашей племяннице? – спросил он. – Вы об этом не подумали?

– Конечно, подумал! – добродушно заверил его Ливерседж. – Разумеется, имея в виду благополучие моей племянницы, я должен быть вне себя от радости. Но вам, мистер Уэйр, не стоит так поступать, и ваши родственники благородных кровей сделают все от них зависящее, чтобы предотвратить заключение столь неравного союза. Мне очень жаль, но, увы, таков мир, и, если бы я был вашим отцом, мистер Уэйр, я бы пошел на все ради того, чтобы возвести преграду между вами и бедняжкой Белиндой. Она ведь незаконнорожденная, знаете ли. Бог ты мой, увы, это так. Совершенно вам не подходит! Вы молоды, а потому вам присуща дерзость, но я уверен, ваши родственники разделят мою точку зрения.

– Мистер Ливерседж, – произнес герцог, – не думаю, что вашей племяннице могла прийти в голову идея подать на меня в суд за нарушение обещания жениться! Вы рассчитываете меня одурачить! Все это самое обычное мошенничество! Я убежден, ваша племянница о нем даже не догадывается!

Ливерседж, горестно покачав головой, заметил:

– Мистер Уэйр, мне очень больно, что вы мне настолько не доверяете! Я не думал, будто вы усомнитесь в моей доброй воле! После всего, что произошло между вами и моей племянницей, я совсем не предполагал столкнуться с подобной черствостью, как бы ни было мне больно произносить это слово! Если бы вы были постарше, сэр, я мог бы и не справиться с соблазном попросить вас назвать своих секундантов. Нынешнее положение вещей вынуждает меня привести вам неопровержимое доказательство чистоты моих намерений. – Продолжая говорить, он поднялся на ноги. Заметив, как настороженно герцог следит за каждым его движением, Ливерседж улыбнулся и произнес: – Можете не опасаться, мистер Уэйр! Вы ведь мой гость, знаете ли. Я свято чту сей обычай, несмотря на соблазн. Впрочем, никаких прав на этот кров у меня нет. Но принцип есть принцип! Прошу вас, не вставайте, потому что я скоро вернусь!

Ливерседж с большим достоинством поклонился и покинул комнату. Герцог проследил за ним взглядом, пытаясь понять, чего ему следует ожидать. Молодой человек обеспокоенно подошел к окну и начал теребить шнур портьеры. Из окна он увидел хозяина и человека в плюшевом жилете, которые с ведрами прошли по двору. Судя по доносящемуся откуда-то визгу, они направлялись кормить свиней. Он не то чтобы всерьез предполагал, что Ливерседж рассчитывает расправиться с ним с их помощью, потому что не понимал, чего можно добиться подобными методами, но все же у герцога отлегло от сердца после того, как он убедился, что они далеко. Несмотря на все свое обаяние, мистер Ливерседж, вне всякого сомнения, был отъявленным мошенником, который не останавливался ни перед чем, вымогая деньги у собственных жертв. Было также ясно, что достойного соперника в мнимом мистере Уэйре он не видит. Снисходительность и презрение сквозили даже в улыбке этого господина, но разубеждать его герцог не стал. К тому времени он твердо решил, что не позволит отнять у себя ни фартинга. Он знал, что пустит в ход все средства, от законных до самых неприглядных, и не видел ничего предосудительного в бесчестной игре против такого типа, как мистер Ливерседж. Сейчас важнее всего было отнять у него письма Мэтью, за которыми он, по всей вероятности, и отправился. И поскольку Джилли представлялось маловероятным, что этого удастся достичь, не пустив в ход пистолет мистера Мэнтона, то он обрадовался, увидев, как хозяин и слуга ушли кормить свиней.

Мистер Ливерседж отсутствовал около десяти минут, но наконец до слуха герцога донеслась его тяжеловесная поступь, и юноша обернулся к двери.

Дверь отворилась, послышался голос мистера Ливерседжа, который вкрадчиво произнес:

– Входи, любовь моя! Расскажи мистеру Уэйру, насколько глубоко он ранил твое нежное сердце!

Герцог вздрогнул. Он никак не ожидал такого оборота событий. В его голове промелькнула мысль, что если Ливерседж догадается, кто он есть на самом деле, то изобретательный мозг этого господина, вероятно, подскажет ему, что выкуп за герцога Сэйла может составить более крупную сумму, нежели расплата за разбитое сердце его племянницы. Рука герцога вновь скользнула в карман пальто, обвив пальцами рукоять пистолета. Он приготовился к неизбежному разоблачению, и в этот момент в комнату шагнуло воплощение прелести. Герцог удивленно застыл, затаив дыхание. Его кузен Мэтью, разумеется, говорил о красоте Белинды, но все равно не сумел подготовить Джилли к встрече с этим совершенным созданием, которое стояло на пороге, глядя на него глазами такими огромными и невинными, что от их прозрачной глубины и синевы у него на мгновение закружилась голова. Он невольно закрыл глаза и снова открыл их, пытаясь убедиться в том, что они его не обманули. Перед ним по-прежнему стояла сама красота. Нежно-розовую кожу щек обрамляли сверкающие пряди золотистых волос, безыскусно подхваченных лентой, едва ли более синей, чем эти изумительные глаза. Тонкие изогнутые брови, классически прямой маленький носик и соблазнительный, совершенный в своих пропорциях рот довершали гармонию ее лица.

Герцог судорожно сглотнул, но промолчал. Устремленные на него поразительные глаза немного расширились, однако леди тоже ничего не сказала.

– Скажи, моя любовь, – произнес мистер Ливерседж, затворяя дверь и заботливо склоняясь над дивным видением, – верно ли то, что мистер Уэйр обещал на тебе жениться?

– Да, – ответило видение мягким голосом с западным выговором. – О да!

Если поначалу у герцога закружилась голова, то сейчас перед ним все поплыло. Он не мог выдавить из себя ни слова. На какое-то безумное мгновение предположил, что эти нежные синие глаза на самом деле незрячие, ведь он нисколько не походил на своего кузена. Но, вглядевшись в них, понял, что это не так, потому что девушка явно над чем-то задумалась.

– Писал ли он тебе, любовь моя, письма, которые ты так предусмотрительно передала мне и в которых он обещал сделать тебя своей женой? – подсказал мистер Ливерседж.

– О да, так и было! – подтвердила Белинда, ангельски улыбаясь герцогу и позволяя ему увидеть ровные зубы, подобно жемчугу сверкнувшие между приоткрытыми губами.

– Верно ли то, что ты полюбила его всем сердцем, дитя, и, покинув тебя, он нанес тебе сокрушительный удар?

Улыбка исчезла с лица Белинды, и вконец растерявшийся герцог увидел, как ее глаза увлажнились и по щекам скатились две большие слезы.

– Да, он разбил мне сердце, – прошептала она голосом, способным разжалобить даже Ирода. – Он говорил, что, когда мы поженимся, обязательно купит мне фиолетовое шелковое платье.

– Да, да, разумеется, – подняв пухлую ладонь, несколько поспешно вмешался мистер Ливерседж, – он обещал тебе платье и другие вещи. Но ничего этого у тебя нет!

– Верно! – горестно согласилась Белинда. – Но за этот обман мне заплатят огромную сумму денег, и тогда я смогу купить…

– Да, моя любовь, разумеется, – прервал ее мистер Ливерседж. – Ты огорчена, и это неудивительно! Я не стал бы заставлять тебя лицом к лицу встречаться со столь безжалостно обманувшим тебя мистером Уэйром, но он усомнился в глубине нанесенной тебе раны. Я не буду принуждать тебя ни секунды больше находиться в одной с ним комнате, потому что знаю, чего тебе это стоит. Ступай, дитя, и позволь своему дядюшке позаботиться о твоих интересах!

Он открыл перед ней дверь, и, бросив на герцога очередной невинный взгляд широко распахнутых синих глаз, она присела в реверансе и вышла. Мистер Ливерседж, закрыв дверь, обернулся к герцогу, который в изумлении словно прирос к месту.

– Ага, мистер Уэйр, – произнес Ливерседж, – я вижу, вы смущены.

– Да, – еле слышно откликнулся Джилли. – То есть, я хочу сказать… Боже мой, сэр, о чем вы только думаете, вынуждая жить в столь зловонной пивнушке такое прелестное создание?

– Никто, – ответил мистер Ливерседж, – не сокрушается об этой печальной необходимости больше меня! Увы, сэр, когда карманы пусты, выбирать не приходится! Но я об этом сожалею! Уверяю вас, я сожалею об этом, и очень глубоко! Ваша обеспокоенность делает вам честь, мистер Уэйр, и надеюсь, мне не придется на суде обвинять вас в…

– Мистер Ливерседж, – оборвал его герцог, – вы хотите убедить меня в том, что в вашем распоряжении находятся два или три письма, которые я так неосторожно написал вашей племяннице. Именно за них вы желаете получить эту нелепую сумму в пять тысяч фунтов! Возможно, я и не одобряю ваш выбор жилища, но сей факт не способен повлиять на наши с вами разногласия!

– Пять писем, мистер Уэйр, – с глубоким вздохом возразил мистер Ливерседж. – И каждое из них стоит весьма умеренной суммы, в которую я их оценил. Судя по всему, у вас очень плохая память, сэр. Если позволите, я ее освежу. Прошу вас, сэр, присядьте! Я не хотел бы, чтобы вы полагали, что я вас хоть в чем-то пытаюсь обмануть. Вы написали пять писем, но припоминаете лишь три! Видите ли, если бы я не был человеком чести, я не обратил бы на это внимания! Вы бы выкупили у меня три письма и считали бы, что с этим вопросом покончено! После чего я вновь мог бы открыть торг за два послания, оставшиеся в моем распоряжении. Я знаю людей, которые именно так и поступили бы. Да, сэр, уверяю вас, в мире полным-полно коварных мошенников. Но Свитин Ливерседж не из их числа! Присядьте, прошу вас, и вы собственными глазами увидите все эти письма! Вы можете получить их за совершенно ничтожную сумму. Я с удовольствием передам их вам после получения пачки банкнот в пять тысяч фунтов.