Джорджетт Хейер - Подкидыш

– Нет, нет, я не об этом! – воскликнул он.

Белинда вздохнула, и уголки ее рта трагически опустились.

– Никто и никогда не подарит мне фиолетовое шелковое платье, – всхлипнув, прошептала она.

Герцогу ни разу не приходилось задумываться над вопросами женских нарядов, но сейчас, беспристрастно рассмотрев этот вопрос, он был вынужден признать, что оправдать тех, кто отказывал Белинде в осуществлении ее мечты, довольно сложно. Сочетание этих ярких золотистых локонов с фиолетовым шелком, размышлял он, было способно ошеломить всех свидетелей столь редкостного зрелища. Джилли поспешил отвлечь девушку от грустных мыслей:

– Белинда, может, у тебя есть друзья, к которым ты могла бы поехать?

Похоже, она всерьез задумалась над этим вопросом. Несколько мгновений девушка смотрела на герцога, наморщив лобик, а затем, сверкнув одной из своих ослепительных улыбок, произнесла:

– О да, у меня есть подруга. Она раньше работала в мастерской, где шили манто. Только она вышла замуж и уехала из Бата. Мне ужасно хочется ее увидеть, потому что у нее уже наверняка есть ребеночек, а я обожаю деток!

– Где она живет? – спросил герцог.

Белинда, вздохнув, ответила:

– Она уехала в город под названием Хитчин, но я не знаю, где он находится. Очень странное название, не правда ли?

– Хитчин! – немного оживившись, воскликнул герцог. – Но отсюда до Хитчина всего несколько миль. Не больше шести или семи, если не меньше! Ежели вам хочется навестить свою подругу, я завтра же вас туда отвезу! Вы знаете ее адрес?

– О нет! – все так же беспечно откликнулась Белинда, снова повергая герцога в уныние.

– Но как ее зовут, вы хотя бы знаете? – теряя надежду, спросил он.

Белинда звонко расхохоталась.

– Ну конечно, я знаю, как ее зовут! – воскликнула она. – Мэгги Стрит!

– В таком случае можете не сомневаться, мы ее найдем! – со вздохом облегчения заверил девушку герцог.

В этот момент в гостиную вошла миссис Эпплби и провозгласила, что спальня мисс готова и она намерена лично препроводить туда свою постоялицу.

– Да, прошу вас, если вас не затруднит! – обрадовался герцог. – И возможно, вы могли бы принести ей стакан молока, потому что, мне кажется, она очень проголодалась.

– Хорошо, сэр, – натянуто произнесла миссис Эпплби. – Прошу вас, мисс, пойдемте со мной!

Хозяйка, подхватив картонные ящики, неумолимо увлекла девушку за пределы гостиной. Герцог обессиленно упал в кресло, благодаря Господа за то, что ему не придется нянчиться с Белиндой до конца своих дней, хотя в какой-то момент эта перспектива показалась ему практически неотвратимой.

На следующее утро его светлость посчитал нужным нанести визит Тому, прежде чем этот юный джентльмен покинет свою спальню, и предупредить его: за ночь он успел обзавестись сестрой. Тому это пришлось не по душе, и он поспешил заявить – девчонки вечно все портят. Узнав, что присутствие Белинды вынудило герцога поменять собственные планы, парнишка заметно приуныл, и только заверения Джилли, что в Лондон они все равно обязательно поедут, позволило ему не демонстрировать откровенную враждебность во время встречи со своей новоиспеченной сестрой.

К облегчению его светлости, Том не проявил к девушке особого интереса, и, не достигнув определенной стадии взросления, остался равнодушен к прелести, впорхнувшей в комнату. Он молча поглощал свой завтрак, что было для него совершенно нехарактерно, лишь время от времени угрюмо косясь на Белинду, и поспешил ретироваться из гостиной, едва окончив трапезу. Герцог послал его на розыски экипажа, достаточно вместительного для того, чтобы, не теряя времени, всей компанией отправиться в Хитчин. Подобная спешка объяснялась не только желанием Джилли поскорее сбыть Белинду ее подруге, но также и опасениями самой Белинды, что мистер Ливерседж начнет ее разыскивать и попытается «отнять» у герцога. Его светлость тщетно внушал девушке, что поскольку мистер Ливерседж не приходится ей ни дядей, ни опекуном, то он не имеет на нее никаких прав и не посмеет удерживать ее силой. Казалось, она слушала все, что он ей говорит, но было также ясно – все его рассуждения для нее пустой звук.

– Скажите, пожалуйста, – обратился он к ней, – когда вы были в Оксфорде у миссис… миссис… не помню ее имени… той дамы, которая считалась вашей тетей…

– О, она мне не тетя! – заявила Белинда. – Мне совершенно не нравилось с ней жить, потому что она постоянно ко мне придиралась и часто злилась.

– Кто же она? – спросил герцог.

– Я не знаю. Мистер Ливерседж был с ней очень любезен, и он сказал, я должна жить у нее и делать все, что она мне велит.

Герцог не удержался от улыбки.

– Это она велела вам заставить моего… заставить мистера Уэйра в вас влюбиться?

– Да, – бесхитростно ответила Белинда. – Но мне это понравилось, потому что мы ходили развлекаться, и он был так добр ко мне и сказал, что хочет на мне жениться, и в этом случае я стала бы важной дамой и у меня был бы свой экипаж и шелковое платье.

– Вам очень хотелось выйти за него замуж?

– О нет! – безмятежно отозвалась Белинда. – Мне было все равно. Я хотела только получить все те вещи, которые обещал мне дядя Свитин. Он сказал, что для меня было бы гораздо лучше, если бы мистер Уэйр дал мне много денег. Тут я с ним согласна, потому что он так ревновал, что просто спасу не было. Представляете, когда я пошла к мяснику, чтобы купить фунт черного пудинга, и какой-то джентльмен поднес мне корзинку, мистер Уэйр закатил мне такой скандал! И еще он читал мне стихи.

– Это и в самом деле было ужасно! – с серьезным видом кивнул герцог. – Но скажите мне, что случилось после мистера Уэйра… когда вы уже не собирались за него замуж? Вы сбежали от той дамы?

– О нет, она сама меня прогнала, потому что ужасно поссорилась с дядей Свитином. Она сказала, что он какой-то Джереми Диддлер[10].

– А это еще что такое? – удивленно приподнял брови герцог.

– Я не знаю, но дядя Свитин отказался ей заплатить, а она сказала, что он обещал ей деньги за то, что она будет за мной присматривать. Она была злая, как бешеная кошка! Дядя Свитин сказал ей, что нам всем даст денег мистер Уэйр. Но она больше не могла жить в том доме, потому что пришли судебные исполнители. Это очень неудобно, когда по дому ходят судебные исполнители, ведь они выносят мебель, и совершенно непонятно, как там жить. Поэтому дядя Свитин увез меня в таком тесном экипаже, что я чуть не задохнулась. Это было ужасно! И нам пришлось уехать среди ночи, и это тоже было неприятно.

– Он привез вас в ту гостиницу? Неужели он хотел, чтобы вы там жили?

– Понимаете, у него просто не было выхода, – объяснила Белинда. – Бедный дядя Свитин! У него почти не осталось денег, а мистер Миммс – его брат, поэтому он может жить и ничего не платить. Ну и, конечно, мы рассчитывали, что мистер Уэйр пришлет нам большую сумму денег, и тогда мы зажили бы хорошо. Но дядя Свитин говорит, что все пропало и все из-за меня, ведь, когда вы уезжали, я не позвала мистера Миммса, чтобы он вас задержал. Но он не говорил мне, что я должна это сделать!

– Вы не думаете, – осторожно предположил герцог, – что поехать к подруге вам понравится не меньше, чем получить огромные деньги?

Белинда задумалась, но затем покачала головой.

– Нет, потому что, если бы у меня были деньги, я все равно могла бы поехать в гости к Мэгги Стрит, – просто ответила она.

Возражать против такого аргумента было невозможно, и герцог оставил эту тему вместе с намерением указать Белинде на предосудительный характер попыток мистера Ливерседжа вымогать деньги у бедного студента. Что-то подсказывало ему, что рассудок Белинды испытывает затруднения, сталкиваясь с этическими соображениями.

Вскоре в гостиницу, выполнив задание, вернулся Том. Если мистер Раффорд, доложил он, зайдет в «Джордж», чтобы подтвердить заказ, то ему предоставят экипаж, прислав его в «Белую лошадь» в указанное время.

Герцогу совершенно не хотелось идти в «Джордж», где он несколько раз останавливался по пути в свои поместья в Йоркшире, чтобы сменить лошадей. Впрочем, он не мог припомнить, чтобы хоть однажды выходил из кареты, поэтому надеялся, что его не узнают. Он поручил подопечным собрать свои немногочисленные пожитки и отправился в «Джордж», попросив миссис Эпплби, которую встретил у подножия лестницы, подготовить его счет. Хозяйка всем своим видом дала ему понять, как сильно он ее разочаровал, а официант, переминающийся с ноги на ногу в глубине коридора, явно считал его законченным распутником.

Как бы то ни было, никто из тех, с кем герцогу пришлось иметь дело в «Джордже», не узнал его, что он счел невероятным везением. Впрочем, на обратном пути в «Белую лошадь» ему неожиданно пришло в голову: даже если бы он старался изо всех сил убедить хозяина и слуг «Джорджа» в том, что одинокий джентльмен из «Белой лошади», нуждающийся в наемном экипаже, – это его светлость герцог Сэйл, ему все равно никто не поверил бы. Данный факт заставил Джилли задуматься о том, что в случае необходимости ему будет трудно подтвердить свою личность, поскольку визитки он оставил в Сэйл-хаусе, а перстень с печатью отдал Гидеону.

Войдя в «Белую лошадь», Джилли обнаружил, что, хотя Белинда уже упаковала свои картонки, Том совершенно не готов к отъезду и не предпринял ни малейшей попытки запихнуть все вновь приобретенное имущество в саквояж, который также купил ему герцог. Часть гинеи, подаренной юноше его светлостью, Том потратил на удивительную новую игрушку, небезосновательно названную Диаболо. Он уже успел разбить бутылку для воды и невообразимо уродливую вазу, которой миссис Эпплби невероятно дорожила, утверждая, что она принадлежала еще дедушке ее супруга.

Стоило герцогу переступить порог, как миссис Эпплби встретила его потоком жалоб, сформулированных в самой резкой форме. Впрочем, Том, обнаружив, что ему не удается управлять игрушкой, высокомерно обозвал ее дурацкой штукой и великодушно подарил Белинде. Герцогу пришлось самому собирать вещи юноши, и к тому времени, как он поручил Тому затянуть ремни на сумке, сложил свой собственный саквояж и оплатил счет, экипаж уже стоял у двери. Джилли, усадив в него своих подопечных, сообщил мальчишке-кучеру: они направляются в гостиницу «Солнце» в Хитчине, и обернулся, чтобы попрощаться с миссис Эпплби.

– Попомните мои слова, мистер Раффорд, – многозначительно произнесла дама, – вам придется пожалеть об этом, потому что если я и видела когда-либо девицу легкого поведения, то вот она, сидит в экипаже! Вот уж не думала, что придется замарать рот такими словами.

– Вздор! – заявил Джилли и легко вскочил в карету.

– Это просто потрясающе! – оживленно воскликнула Белинда. – Разъезжать в частном экипаже, как настоящая леди, вот это шик! Если бы миссис Пиллинг меня сейчас увидела, она не поверила бы собственным глазам, это уж точно! Только я очень боюсь, что меня найдет и заберет назад мистер Ливерседж!

– Мистер Ливерседж, – произнес герцог, – конечно, вздорный тип, но вряд ли у него хватит на это смелости. Давайте выбросим его из головы! – Глядя на все еще испуганное лицо девушки, он рассмеялся: – Белинда, он уже ничего не может сделать! Ставлю десять к одному, он теперь и думать о вас забыл.

Сам того не подозревая, Джилли очень недооценил мистера Ливерседжа. Этот джентльмен накануне вечером чувствовал себя настолько плохо, что не мог думать ни о чем, кроме сокрушительной боли, истязавшей его мощный мозг. Тем не менее Ливерседж был не в силах отыскать средство избавления от мучений. Он с трудом добрался до дивана и на предположение своего брата о том, что, отужинав, почувствует себя лучше, ответил лишь глухим стоном. Мистер Миммс, смерив Ливерседжа презрительным взглядом, предложил ему утешение в виде напоминания: он ведь предостерегал его о том, что из охоты на птицу слишком высокого полета ничего хорошего не выйдет.

– Оставь их в покое, Сэм! – снова дал совет он распластанному на диване страдальцу. – Тогда в следующий раз, может, твоя голова останется целой!

Мистер Ливерседж открыл налившийся кровью глаз и с усилием произнес одно-единственное слово:

– Свитин!

– Тебя крестили как Сэма, и я не заметил, чтобы это дурацкое имя Свитин тебе хоть чем-то помогло! – сурово ответил мистер Миммс. – Ну, если ты не хочешь ни жрать, ни пить, то больше останется для всех остальных!

На этой радостной ноте он удалился, оставив своего брата-страдальца лежать с холодным компрессом на голове и бутылкой бренди в руке; тот не забывал время от времени прикладываться к ее горлышку.