Прошло несколько часов, прежде чем мистер Ливерседж сумел подняться с дивана и, шатаясь, спуститься на кухню. Хотя его голова по-прежнему была обвязана платком герцога, а обычный цвет лица так и не восстановился, его уже начали мучить голодные колики. Толкнув дверь кухни, Ливерседж увидел, что брат беседует с гостем – высоким худым джентльменом в костюме для верховой езды неопределенного темного цвета и в сапогах, которые видали лучшие времена, но явно были отлично подогнаны по ноге. Незнакомец поднял голову на звук открывающейся двери, и Ливерседж встретился взглядом с блестящими серыми глазами, смотревшими на него внимательно и настороженно. Перед гостем стояла тарелка с холодной говядиной, которую он уплетал с большим аппетитом. Тем не менее нож на секунду завис в воздухе и опустился, только когда мужчина увидел того, кто входит в дверь. Впрочем, он тут же расслабился и, помахав ножом, жизнерадостно воскликнул:

– Привет, дружище Сэм!

Мистер Миммс, сидевший напротив гостя, перебирал целую гору часов, кошельков, цепочек и колец. Бросив оценивающий взгляд на брата, он произнес:

– Твоя потаскушка сбежала.

Мистер Ливерседж подтащил к себе стул и с трудом на него опустился.

– Куда? – спросил он.

– Я не знаю, и мне на это наплевать. Как ты сразу не понял, что от такой пустоголовой девахи стоит ждать одних неприятностей? Скатертью дорожка, вот что я тебе скажу!

– Может, она и пустоголовая, – рассудительно возразил мистер Ливерседж, – но где, скажи мне на милость, Джо, ты еще найдешь такую прелестную мордашку?

Джентльмен в костюме для верховой езды, прожевав кусок, глубоко вздохнул.

– Ах, никогда не видел такой красотки! – произнес он, качая головой. – Что за штучка, Сэм! Но чердак у нее пустой, и это делает ее опасной для такого человека, как я. Иначе бы…

– Иначе ничего бы не было, Нэт Шифнал, как я с самого начала и дал тебе понять! – заявил мистер Ливерседж. – Для человека в моем положении доставка на рынок порченого товара смерти подобна! – Он протянул руку к блюду, на котором лежала несколько истерзанная говяжья вырезка, и подвинул его к себе. – Я бы попросил тебя, Джо, передать мне нож, – с достоинством произнес Ливерседж.

Брат через стол протянул ему нож.

– Она очень хорошо выбрала время побега, Сэм, поверь мне, – заявил он. – Если бы ты стал щипачом, Сэм, это было бы скверно, но я не сказал бы тебе ни слова. Не винил бы тебя и если бы ты стал налетчиком, наподобие Ната. Но ты занялся сутенерством, а мне это не по нраву. И ничто не заставит меня изменить свое мнение!

Мистер Ливерседж высокомерно ответил брату, что был бы ему премного благодарен, если бы он не употреблял в его присутствии столь вульгарных слов.

– Я вынужден согласиться с тем, что гражданам, избравшим для себя занятие грабителя, присуще определенное благородство. Но, к счастью, мне еще ни разу не приходило в голову стать щипачом, или карманником, как предпочитаю называть это низменное занятие я.

– Ну конечно, потому что всякий раз, когда тебе необходимо кого-нибудь пощипать, твой выбор падает на меня! – огрызнулся мистер Миммс.

– Эй, полегче! – благодушно попросил трактирщика мистер Шифнал. – Я не защищаю Сэма, но ты же не станешь отрицать, Джо, что у него есть определенные способности. Во-первых, он говорит так красиво, что твоя монашка. С другой стороны, по части спаивания сосунков перед ограблением ему нет равных.

– Вот пусть и продолжал бы их спаивать! – огрызнулся мистер Миммс. – Против этого я ничего не имею. Но сутенеров на дух не переношу!

Мистер Шифнал с любопытством посмотрел на мистера Ливерседжа.

– Как же так получилось, что тебя перехитрил сосунок, Сэм? – спросил он. – Это на тебя не похоже, доложу я тебе! Судя по тому, что рассказывает Джо, ты должен был без всякого труда общипать того голубка.

Мистер Ливерседж сделал неопределенный жест пухлой ладонью.

– Человеку свойственно ошибаться. Я признаю свою ошибку. Только от разговоров проку мало, в противном случае я бы нашел что сказать в оправдание поступка, который, и я с этим согласен, оказался недальновидным.

– Когда говоришь с Натом, выбирай слова попроще, – ядовито заметил мистер Миммс. – Он не располагал твоими возможностями, Сэм, но зато способен оплатить свою выпивку и ему не приходится бежать ко мне за каждым куском хлеба, который он отправляет в свое брюхо.

Мистер Ливерседж гневно уставился на мистера Миммса, а его грудь заметно раздулась. Впрочем, уже спустя несколько мгновений он решил сделать вид, будто не заметил очередного проявления дурного тона своего близкого родственника.

– Я хотел бы знать, кто это все-таки был, – наконец произнес он.

– Лучше ты бы задал себе вопрос, как тебе заработать на жизнь, – все так же агрессивно пробормотал мистер Миммс. – Никому из нас не станет легче, если мы узнаем, кто этот молодой человек. Должен согласиться с тем, что мне он тоже показался простачком. Но он очень ловко тебя обул, и я молю Бога о том, чтобы это послужило тебе хорошим уроком и ты больше никогда не связывался с шишками!

Заметив, что мистер Ливерседж, погрузившись в глубокие раздумья, не слушает его, он с горечью добавил:

– Ну вот! Снова что-то придумываешь. Ты, похоже, не успокоишься, пока во что-нибудь не вляпаешься. Да еще и меня за собой потянешь!

– Помолчи, Джозеф! – воскликнул мистер Ливерседж. – Я должен все исправить и сделаю это! – Он, проведя рукой по лбу, раздраженно сдернул с головы платок герцога. – Этот юный заговорщик был отлично осведомлен обо всех деталях дела, – задумчиво произнес Ливерседж. – Словом, Уэйр ему полностью доверяет. Я придерживаюсь первоначального убеждения, что он приехал сюда, чтобы со мной договориться. Если бы я на роковое мгновение не ослабил бдительность, то, вероятнее всего, уже располагал бы внушительной суммой денег. Из которой, Джо, смею тебя уверить, ты получил бы свою заслуженную долю.

– Отлично сказано, Сэм, – одобрительно пробормотал мистер Шифнал. – Более того, Джо, как и все твои знакомые, ни капельки не сомневается в том, что ты поделился бы с ним.

– Да, не сомневаюсь, – кивнул мистер Миммс, – потому что я об этом непременно позаботился бы. Но пока не получил от тебя и полпенса. Вместо этого ты только и делаешь, что занимаешь у меня деньги, в том числе и на то, чтобы нанять фаэтон и привезти сюда эту глупую девицу, хотя я с самого начала был против подобной затеи.

Мистер Ливерседж не обратил на его слова никакого внимания.

– Он был отлично одет, – медленно произнес Ливерседж. – Я сразу заметил. Этот оливковый сюртук… хотя из-под пальто почти не выглядывал. Я увидел его на одно мгновение, но льщу себя мыслью, что разбираюсь в одежде… Сюртук явно пошил портной, обслуживающий членов высшего общества. Этот юноша отнюдь не был щеголем, нет! Но в нем чувствовалась определенная элегантность… Как бы точнее сказать?

– Он был пижоном! – пришел ему на помощь мистер Шифнал.

Ливерседж, нахмурившись, резко парировал:

– А вот пижоном он точно не был! Он был джентльменом знатного происхождения. На ленте его шляпы я прочитал имя Лок. Заметил надпись, когда он положил ее на стол вверх полями. Вам это ни о чем не говорит, но мне предоставляет информацию о том, что он следует высокой моде. Будучи личным слугой джентльмена, я в мельчайших деталях ознакомился с особенностями костюма представителя высшего общества. Я с первого взгляда опознал в этом молокососе члена высшего света.

Мистер Шифнал явно не понимал ни слова, и мистер Миммс пришел ему на выручку, переведя речь брата.

– Он был одет с иголочки, – произнес Миммс.

– Ну, можно сказать и так, – великодушно согласился с его версией мистер Ливерседж. – Взять хотя бы этот платок! Сразу видно, что это высочайшее качество, да еще и монограмма…

Ливерседжа осенила какая-то идея, и, осекшись на полуслове, он принялся разглядывать платок. Его подрубили для герцога любящие руки няни, искусной рукодельницы. В уголке платка она вышила большую букву С, заключив ее в кольцо из земляничных листьев.

– Нет, – прошептал мистер Ливерседж, пристально глядя на вышивку. – Это не монограмма. Одна-единственная буква. А если точнее, буква С. – Он поднял голову и посмотрел на брата. – Джозеф, – произнес изменившимся голосом, – на какие мысли тебя наводит эта единственная буква С?

– Ни на какие, – ворчливо откликнулся мистер Миммс.

– Сэмюэл, – после продолжительной паузы и напряженного мыслительного процесса предположил мистер Шифнал. Увидев недовольно наморщенный лоб мистера Ливерседжа, он поспешил исправиться: – Я хотел сказать, Свитин!

– Нет, нет, нет! – раздраженно воскликнул мистер Ливерседж! – Чем ты только думаешь! Джозеф, скажи мне, что это за листья?

Мистер Миммс присмотрелся к вышивке.

– Листья, – произнес он.

– Листья! Да, но какие?

– Сэм, – сурово произнес мистер Миммс, – ты напился, вот что я тебе скажу! И если это ты приговорил бутылку хорошего бренди из пивного зала и я напрасно обвинил Уолтера…

– Джозеф, хватит болтать ерунду! Это земляничные листья!

– Да, вполне возможно, но с чего это вдруг ты разволновался из-за того, что у какой-то шишки земляничные…

– Несчастный невежда! – все больше волнуясь, воскликнул мистер Ливерседж. – У кого, кроме герцога… погоди, кажется, еще у маркиза?.. Но сейчас речь не о маркизах, так что не будем попусту тратить на них время!

– Ты прав, Джо, – поддержал мистера Миммса мистер Шифнал, – он действительно набрался. Успокойся, Сэм, не стоит так переживать! Никто не собирается тратить время на маркизов!

– Вот дурак! – вздохнул мистер Ливерседж. – Эти листья указывают на титул того молокососа, а буква С означает Сэйл! Этот малец был не кем иным, как его светлостью герцогом Сэйлом собственной персоной, которому Джозеф позволил проскользнуть сквозь свои корявые пальцы, отправившись кормить стадо хрюкающих свиней!

Мистер Миммс и мистер Шифнал смотрели на него в немом изумлении. Первым обрел дар речи мистер Миммс.

– Сэм, если ты не пьян, значит, ударился головой! – пробормотал он.

Не обратив на его слова никакого внимания, мистер Ливерседж сосредоточенно наморщил лоб.

– Погодите! – произнес он. – Давайте не будем спешить с выводами! Дайте мне подумать! Я должен все как следует взвесить!

Мистер Миммс не изъявил ни малейшего желания спешить с какими-либо выводами, кроме того, что его родственник окончательно рехнулся, о чем он ему и сообщил. Миммс, наполнив свой стакан, предложил мистеру Шифналу последовать его примеру. В кои-то веки мистер Шифнал не откликнулся на это приглашение. Он пристально наблюдал за мистером Ливерседжем, и на его заостренном личике читалась напряженная мысль. Когда мистер Миммс хотел грубо вторгнуться в размышления брата, Шифнал цыкнул на него, предложив заткнуться.

– Оставь Сэма в покое! – добавил он.

– К кому, – внезапно спросил мистер Ливерседж, – обратился бы юный Уэйр со своей дилеммой? К отцу? Нет! К своему кузену, Джозеф! К своему благородному и влиятельному кузену, герцогу Сэйлу! Ты видел его, ты разговаривал с ним. У него доброжелательность на лбу написана. Согласен? Способен ли он оттолкнуть попавшего в беду неимущего родственника? Конечно нет!

– Я не знаю, как он поступает с родственниками, – откликнулся мистер Миммс, – но мне известно, как он поступил с тобой, Сэм!

Мистер Ливерседж только отмахнулся.

– Ты ничего не понимаешь, – произнес он. – То, что он сделал со мной, он сделал ради своего кузена. Я на него за это не обижаюсь. Вот нисколечко не обижаюсь! Я не склонен к агрессии, однако на его месте, возможно, поступил бы точно так же. Но мы забегаем вперед. Еще ничего не доказано. И все же, Джозеф, я припоминаю, что он сказал мне, будто остановился в «Белой лошади», и это заставляет меня усомниться в правильности своих догадок. Поступил бы он так, если бы был тем, за кого я его принимаю? Проще всего сказать «нет». Но мы снова забегаем вперед! Он не желал, чтобы его узнали, и это легко понять! Каким был бы исход, если бы он пришел ко мне в своем собственном обличье? Что, скажи мне, Джозеф, произошло бы, ежели бы у твоей двери остановилась карета с герцогскими гербами на дверцах? Как бы ты поступил, если бы тебе протянули визитку с именем и титулом герцога Сэйла? Представь себе, это произошло. Что тогда?

– Я бы вышел во двор и подставил голову под струю воды, что рекомендовал бы немедленно сделать и тебе! – без малейших колебаний отозвался мистер Миммс.

– Возможно! Возможно! Но поскольку я, Джозеф, смотрю на вещи гораздо шире, то просто поднял бы цену. Вполне вероятно, от него я потребовал бы не пять, а десять тысяч фунтов. И он это знал!