– Больше, сэр, гораздо больше!

Лорд Лайонел, ахнув, спросил:

– Бог ты мой, юноша, ты ревнуешь меня к Джилли?

Гидеон, рассмеявшись, ответил:

– Боже упаси, сэр! Я благодарю Господа за то, что любовь ко мне никогда не наводила вас на мысль о необходимости заслонить меня от дуновения самого легчайшего ветерка или оградить со всех сторон воспитателями, слугами, стюардами вкупе с докторами, которые не позволяли бы мне и шагу ступить из опасения, будто я могу шагнуть в лужу!

На мгновение в комнате воцарилась тишина. Затем лорд Лайонел почти умоляющим тоном произнес:

– Он остался на моем попечении и всегда был невероятно болезненным ребенком!

– О, не волнуйтесь, сэр, ваше волнение вполне объяснимо, никто вас в этом не винит! Но пора прекратить с ним нянчиться. Уж несколько лет как пора! Вы не позволяете ему стать мужчиной. Вы продолжаете обращаться с ним словно со школьником.

– Это не так! – возразил лорд Лайонел. – Я все время ему говорю, что он должен становиться на ноги!

Гидеон, улыбнувшись, заметил:

– Ну да, действительно говорите! Но что вы сказали, когда он предпринял попытку это сделать? Вы пожелали, чтобы Джилли научился управлять своими поместьями. Но как только он проявил активность, вы со Скривеном объявили ему, что его посещают совершенно нелепые идеи и он должен довериться более взрослым и мудрым людям?

Лорд Лайонел вздохнул и довольно мягко произнес:

– Разумеется, мы со Скривеном лучше знаем, как это делается… Но, в конце концов, все это вздор! Ты уже мне все это говорил, и я еще тогда тебе ответил…

– Сэр, я совсем недавно предостерегал вас о том, что вы не сможете долго водить Адольфуса на коротком поводке, но вы меня не послушали. Ну что ж, теперь сами видите, что из этого вышло!

Лорд Лайонел, весь подобравшись, воскликнул:

– Молчать! Не забывайте, сэр, с кем разговариваете! Позвольте мне кое-что вам сообщить! Вы несете ответственность за то, что позволили Джилли сбежать таким безумным образом!

Гидеон, подняв руку, возразил:

– О нет, сэр! Тут вы ошибаетесь! Я не властен над действиями Джилли. И я, похоже, единственный из нас всех, кто об этом говорит!

– Гидеон! – Лорд Лайонел с силой ударил кулаком по столу. – Это уже не смешно! Ты позволил мальчику уехать в полном одиночестве! Теперь о нем никто не заботится и не следит за тем, чтобы он не попал в какую-нибудь переделку. Возможно, это нормально для других молодых людей, но только не для него! Ему никогда не приходилось заботиться о себе самостоятельно! Он не знает, как устроен мир. По глупости или недосмотру он может заболеть! Я полагал, что ты слишком к нему привязан, чтобы допустить подобную оплошность!

– Поверьте мне, сэр, я очень к нему привязан, поэтому весьма надеюсь, что он попадет в кучу всевозможных приключений и переделок! Я более высокого мнения об Адольфусе, чем вы, да и чем он сам, честно говоря. Я убежден, он сможет вполне сносно позаботиться о себе. Парень и сам до сих пор не знает, на что способен. Он испытывает неуверенность из-за полного отсутствия опыта. Я надеюсь, Адольфус не станет чрезмерно спешить с возвращением.

– Ну нет, это уже слишком! Я сыт по горло такими разговорами! – вскочив с дивана, воскликнул лорд Лайонел. – Если ты не знаешь, где он, то я попусту трачу здесь свое время! Я переверну Лондон и окрестности, но разыщу его! Когда придешь в себя, ты сможешь найти меня в Сэйл-хаусе!

Гидеон, поклонившись, подошел к двери, чтобы распахнуть ее перед отцом. Лорд Лайонел схватил шляпу и трость со стула, на котором их оставил, и, не говоря больше ни слова, покинул квартиру сына.

– Бог тебе в помощь, Адольфус, – произнес Гидеон, закрывая дверь.

Что именно перевернул в Лондоне его отец на протяжении последующих двух дней, Гидеону выяснить не удалось. Он знал, что лорд Лайонел все еще находится в столице, потому что дважды встречал его и даже перебросился с ним несколькими словами. Лорд Лайонел делал все, что было в его силах, стараясь опровергнуть расползающиеся по городу слухи, но, судя по всему, особо в этом не преуспел. Слухи дошли и до ушей полковника, под началом которого служил Гидеон. Впрочем, этот достойный офицер лишь отрывисто заметил: он не желает вмешиваться в личные дела капитана Уэйра и убежден – его подчиненный знает, что делает.

– У меня есть все основания заверить вас, сэр, – вытянувшись в струнку, ответил Гидеон, – мой кузен жив и здоров.

– Ну, ну, в этом никто не сомневается, – невпопад отозвался полковник. – Хотя было бы неплохо, если бы вы могли это доказать! Должен заметить, мне совершенно не нравятся блуждающие по клубам слухи!

На пятый день после исчезновения герцога лондонская почта доставила капитану Уэйру письмо. Оно было написано Неттлбедом и составлено в выражениях достаточно загадочных, чтобы сбить с толку адресата.

«Сэр и Достопочтенный Капитан! – начиналось письмо, пестря заглавными буквами, как свидетельство волнения несчастного слуги. – Настоящим уведомляю вас, Господин Гидеон, как верного Друга Его Светлости, что Мне хорошо известно, и Никто не убедит меня в Обратном, о том, что я принял Решение и в настоящий момент покидаю Город и, учитывая пожелания его Светлости, ничего не говорю его светлости Лорду Лайонелу, что вы наверняка Понимаете, Господин Гидеон, зная, как обстоят дела, и то, что я не желал бы поступать неугодным его Светлости образом. Господин Гидеон, сэр, есть Один человек, который может Знать Ответ на вопрос, почему его Светлость нас покинул, и я не знаю, Сэр, почему я не Сообразил это раньше, но это явилось мне Ночью, Сэр, но говорить его Светлости я ничего не буду, являясь, как вам известно, господин Гидеон, Преданным Интересам Его Светлости, в чем я, пользуясь этой Возможностью, Информирую вас, Сэр, чтобы дать вам знать, что я уехал по делам его Светлости, а не Покинул свое Место. Ваш, Господин Гидеон, Покорный Слуга,

Джеймс Неттлбед».

Изучив это послание, капитан нисколько не удивился очередному визиту лорда Лайонела, который пришел, чтобы сообщить ему: в придачу ко всему теперь исчез и тупоголовый слуга Джилли. Ему так не терпелось услышать мнение сына относительно этого неожиданного оборота событий, что он великодушно простил Гидеону их недавнюю перепалку. Но тот лишь покачал головой и заметил, что все это очень странно, после чего лорд припомнил некоторые из накопившихся за долгие годы обид на сына и подробно их перечислил. Однако Гидеон снова повел себя совершенно неподобающим образом, не позволив отцу втянуть себя в ссору и тем самым выплеснуть душивший его гнев. Он всего лишь добродушно и немного насмешливо улыбался, слушая громоздящиеся друг на друга обвинения.

На шестой день отсутствия герцога письмо, отправленное им из Балдока, достигло Олбани. В квартиру капитана послание доставили достаточно поздно, и он увидел его лишь в полдень, вернувшись домой со службы. Гидеон с удовольствием прочитал его, ничуть не сожалея о деньгах, которые ему пришлось заплатить за него. Сунув письмо в блокнот и выиграв сражение с темной частью своей натуры, Гидеон отправил отцу краткую записку, в которой сообщил, что Джилли жив, здоров и замышляет какие-то шалости. После этого он снял форму и переоделся в костюм, приличествующий джентльмену, который намеревается посетить спортивное мероприятие. Затем Гидеон сел в свою бричку и покатил в Эпсом, где посмотрел поединок молодого боксера, внушающего надежды и симпатии, с ветераном ринга.

Таким образом, Гидеон вернулся домой весьма поздно, и, поскольку Рагби тоже получил увольнительную до самого вечера, прибывший в Лондон и тут же примчавшийся в Олбани мистер Ливерседж тщетно стучал в двери его квартиры. В итоге мистеру Ливерседжу пришлось отложить свой визит до следующего утра и провести ночь в самой дешевой гостинице, которую он только смог отыскать.

Этот господин достаточно хорошо знал нравы джентльменов, чтобы совершить ошибку, явившись к капитану Уэйру слишком рано. К сожалению, он не учел военную службу Гидеона, в это утро призвавшую его в такое время, когда по всем правилам он еще должен был находиться в постели. Рагби, в течение дня трижды открывавший дверь Ливерседжу, всякий раз терпеливо объяснял: капитан вернется только вечером, но даже тогда, скорее всего, не примет своего назойливого посетителя.

– Меня он примет, дружище, – высокомерно ответил ему мистер Ливерседж. – Это дело величайшей важности!

– Может, величайшей для вас, но только не для него, – равнодушно ответил Рагби и закрыл дверь перед носом господина.

Ничуть не обескураженный мистер Ливерседж вернулся в Олбани в шесть часов, когда капитан переодевался для того, чтобы отправиться на дружескую вечеринку в таверну «Замок». Ливерседж попросил передать капитану его визитку, что вынудило Рагби с неохотой сообщить своему хозяину о его существовании.

Капитан Уэйр, презрительно взяв у него карточку, принялся ее изучать.

– Рагби, он кредитор? – поинтересовался Гидеон.

– Именно так я и подумал, когда впервые увидел этого типа, – отозвался слуга. – Но нет, и это абсолютно точно!

– Ну ладно, проводи в гостиную, я его приму! – вздохнул Гидеон, отворачиваясь к зеркалу и продолжая сражаться с упрямым галстуком.

Капитан Уэйр вышел к гостю десять минут спустя. Мистер Ливерседж, который спешно прибыл из Балдока, одолжив денег у брата, несколько растерялся при виде роста и телосложения капитана. Зная, что Уэйр служит в лейб-гвардии, он ожидал увидеть мужчину не менее шести футов ростом. Но краткое знакомство с благородным родственником Гидеона не предполагало встречи с юным гигантом, размах плеч которого едва ли не равнялся росту самого мистера Ливерседжа. Внешность же капитана даже наиболее упрямого оптимиста убеждала в бескомпромиссности этого мужчины. Ливерседж, поднявшись со стула, низко поклонился. Гидеон оценивающе осмотрел его пристальным взглядом своих серых глаз.

– Что у вас ко мне за дело? – поинтересовался он. – По-моему, я вас не знаю.

Опыт Ливерседжа, приобретенный в бытность им слугой джентльмена, позволил ему мгновенно оценить капитана как аристократа высочайшего уровня. Он отвесил еще один поклон.

– Сэр, – начал Ливерседж, – я разыскал вас по делу огромной важности.

– Что вы говорите? – хмыкнул Гидеон. – В таком случае выкладывайте ваше дело, потому что через полчаса я ужинаю в компании друзей!

Мистер Ливерседж заговорщически покосился на дверь.

– Я могу быть уверен в том, что нас никто не слышит? – спросил он.

Все это начинало забавлять Гидеона. Он подошел к двери и, отворив ее, выглянул в коридор, после чего снова затворил и с необычайно серьезным видом ответил:

– Ничьи любопытные уши нас не подслушивают, мистер Ливерседж. Вы можете беспрепятственно облегчить передо мной свою душу!

– Капитан Уэйр, – тихо произнес мистер Ливерседж. – Насколько я понимаю, у вас имеется очень благородный родственник.

Внезапно Гидеону стало не до смеха. Однако он инстинктивно учуял опасность и беспечно ответил:

– Да, я близкий родственник герцога Сэйла.

Мистер Ливерседж одобрительно улыбнулся:

– Вот именно, сэр! Полагаю, не ошибусь, заметив, что вы стоите достаточно близко к нему в очереди за наследованием титула, а также за громадным состоянием, принадлежащим его светлости.

На темном лице, нависшем над Ливерседжем, не дрогнул ни один мускул. Лишь еле заметная ироническая усмешка тронула губы капитана. Ничто в его расслабленной позе не сообщило посетителю, что все способности капитана Уэйра пришли в боевую готовность.

– Довольно близко, – после секундной паузы протянул Гидеон, глядя на гостя из-под полуопущенных век, что немедленно заставило бы насторожиться любого, кто знал этого человека достаточно близко. – Присаживайтесь, мистер Ливерседж!

Хозяин кивнул на стул возле стола, освещенного светом расположенной на нем масляной лампы, и мистер Ливерседж сел, пробормотав слова благодарности. Он предпочел бы, чтобы капитан опустился на стул напротив, но, судя по всему, Гидеон лучше себя чувствовал, опершись плечами о широкую каминную полку, немного в стороне от света лампы.

– Продолжайте, мистер Ливерседж! – доброжелательно произнес капитан.

– В настоящее время его светлость покинул свою резиденцию, не так ли? – довольно прямолинейно поинтересовался мистер Ливерседж.

– Пожалуй, что так, – согласился Гидеон.

Мистер Ливерседж проникновенно посмотрел на него.

– Как было бы грустно, если бы его светлости уже не суждено было туда вернуться! – продолжал он. – Я уверен, все его родственники были бы немало встревожены.