Герцог, вспомнив свое детство, которое ему пришлось провести в Бате, поскольку он постоянно нуждался в тамошних целебных водах, учебу в Оксфорде, где он был опутан по рукам и ногам, два года подобной же неволи на континенте, где к окружению Джилли присоединился военный джентльмен, обучавший его верховой езде и прочим мужским занятиям, внезапно решил самоутвердиться, пусть даже в пустяковом деле. Оттолкнув стул назад, он встал и произнес:

– Давайте присоединимся к моей тетушке.

– Но ты же видишь, Джилли, я еще не допил вино! – удивленно воскликнул лорд Лайонел. – Ты всегда должен убедиться в том, что компания готова подняться, прежде чем подать сигнал.

– Прошу прощения, сэр, – ответил герцог, смиряясь с очередным поражением.

Глава 2

Когда джентльмены наконец последовали за дамами, они обнаружили их перед камином в Алом салоне, одном из самых красивых приемных залов на втором этаже. Леди Лайонел распорядилась, чтобы им принесли свечи и ее пяльца, и теперь мисс Скэмблсби старательно вышивала шелковыми нитками самых разнообразных цветов. Ее светлость крайне редко утруждала себя чем-нибудь более утомительным, нежели вязание бахромы. Но поскольку она всегда требовала, чтобы ей принесли вышивание, выбирала нитки и критиковала рисунок, то ей было совершенно несложно убедить себя в том, что она трудится не покладая рук, и с самым любезным видом леди Лайонел принимала комплименты относительно своего мастерства.

Мистер Ромси подошел к мисс Скэмблсби, чтобы посмотреть, каких успехов она достигла. Пока леди Лайонел, наверное, уже в десятый раз сообщала ему, что этому изделию суждено стать алтарным покрывалом для часовни, ее супруг вручил Джилли письмо от его младшего дяди, терпеливо ожидая рядом, когда племянник закончит читать и передаст ему послание.

Джилли прочел письмо в легком недоумении. Лорд Генри, склонный к особой экономии, сумел втиснуть всю информацию, которую намеревался донести до его внимания, на один лист разлинованной бумаги. Дядюшка извещал племянника о весьма желанном союзе, что намеревался заключить путем помолвки своей старшей дочери с потомком очень благородного рода. В этой единственной странице ему удалось поместить довольно много подробностей данного события. В конце письма он выражал надежду на то, что предполагаемый альянс найдет поддержку и одобрение племянника.

Герцог машинально протянул письмо лорду Лайонелу. Его светлость, пробежав послание глазами, воскликнул:

– Ха! Я так и знал! Сын Йелвертонов, каково? Совсем недурно!

– Я и представить себе не могу, с какой стати он написал об этом мне, сэр, – заметил герцог.

Лорд Лайонел поднял глаза от письма и, укоризненно нахмурившись, заметил:

– В этом нет ничего удивительного! Это очень достойное послание. Разумеется, в ответ ты его поздравишь и скажешь, что весьма доволен запланированным союзом.

– Но ему нет дела до того, доволен я или нет, – несколько раздраженно возразил герцог.

– Изволь избавить меня от этих своих причуд! – вспылил его светлость. – Можно подумать, ты вообще не слушаешь, что тебе говорят! Я всегда вбивал тебе в голову одно: ты глава рода и должен усвоить все, что тебе в этой роли пригодится. И вдруг ты несешь всякий вздор относительно того, что дяде нет дела до твоего мнения! Может, ты и не осознаешь всю значительность своего положения, зато ее осознает твой дядя! Он написал тебе чрезвычайно изящное письмо и высказал в нем все, что должен был высказать! Я не думал, будто ему удастся добиться такого выгодного брака для этой девчонки. Хотя лично себе я подобного не пожелал бы.

– Пожалуй, – согласился Джилли, снова забирая письмо у его светлости. – Моей кузине нет и семнадцати, а Альфреду Терску уже не меньше сорока.

– Ну, ну, это не имеет значения! – возразил лорд Лайонел. – Дело в том, что эти Йелвертоны мне всегда были не по душе. В них есть что-то грубоватое, причем во всех без исключения. Это в них появилось, когда старик – я хочу сказать, отец Йелвертона, ты его не помнишь, – женился на какой-то богатой наследнице. А впрочем, это не мое дело!

– Вы правы, сэр, но если, как вы говорите, это мое дело, – лукаво произнес герцог, – то я должен сообщить дяде, что мне такой союз не нравится. Бедняжка Шарлотта! Она этого точно не хочет!

Лорд Лайонел громко вздохнул с видом человека, который из последних сил сдерживает свое возмущение.

– Надеюсь, Сэйл, ты не позволишь себе подобную дерзость! – с чувством произнес он. – Скажи на милость, как может молодой человек вроде тебя разбираться в подобных вопросах?

– Но вы же сами говорили мне, сэр, что я должен научиться самоутверждаться, – кротко отозвался герцог.

– Позволь мне тебя заверить, Джилли, что подобный вздор далеко выходит за рамки хороших манер, а значит, недопустим! – сурово заявил лорд Лайонел. – Ты должен отдавать себе отчет в том, что это очень приличное письмо твоего дяди – лишь формальность, то есть вовсе не повод столь непристойным способом обращать на себя всеобщее внимание! Еще не хватало, чтобы твой дядя, опытный и достойный человек, начал получать указания о том, как ему поступать со своими домашними, от мальчишки-племянника! Ты напишешь ему то, что я тебе сказал, и, имей в виду, – никаких каракулей! Почерк должен быть очень красивым! И прежде, чем отправишь письмо, покажи его мне.

– Хорошо, сэр, – кивнул герцог.

Убедившись в том, что ему удалось бесследно изгнать улыбку с лица племянника, лорд Лайонел смягчился и уже ласковее произнес:

– И незачем впадать в уныние только потому, что я был вынужден немного тебя побранить, мой мальчик. Ну, ну, не будем больше об этом! Отдай письмо тете, пусть она его тоже прочитает, и пройдем со мной в библиотеку. Я хотел бы кое-что тебе сообщить.

Услышав эти зловещие слова, герцог сразу насторожился, но покорно передал письмо леди Лайонел и проследовал за дядей вниз, в библиотеку, расположенную на первом этаже. Поскольку здесь уже горели как свечи, так и дрова в камине, ему сразу стало ясно – эта беседа продумана заранее. Он тут же невольно внутренне собрался, готовясь достойно встретить нежданное известие и сожалея о том, что у него не хватает мужества закурить одну из сигар, которыми так неохотно поделился с ним кузен Гидеон. Но герцог слишком хорошо знал, как неодобрительно относится к греху табакокурения лорд Лайонел, считая его не только грубой и грязной привычкой, но также злом, наносящим вред легким.

– Присядь, Джилли! – произнес его светлость, подходя к камину и занимая свое любимое место.

Это заявление прозвучало не столь пугающе, как первое, однако ему нисколько не нравилась перспектива сидеть в низком кресле перед нависающим над ним дядей. Насторожившись еще сильнее, он с видимой неохотой опустился-таки в кресло.

Лорд Лайонел, не относивший нюхание табака к грубым и грязным привычкам, взял щедрую щепоть и захлопнул табакерку.

– Знаешь, Джилли, – произнес он, – это дядино письмо пришло на удивление своевременно.

Герцог вскинул глаза и внимательно посмотрел на дядю.

– Своевременно, сэр? – спросил он.

– Да, мой мальчик. Меньше чем через год ты станешь совершеннолетним, и нам пора подумать о том, как лучше всего устроить твои дела.

Джилли почувствовал, что у него внутри все оборвалось. Не сводя глаз с лица дяди, он произнес:

– Да, сэр?

Впервые в жизни лорд Лайонел, похоже, не спешил переходить к сути вопроса. Он снова открыл табакерку и сказал:

– Я всегда старался сделать для тебя все зависящее от меня, мальчик. Возможно, иногда тебе казалось, что я чересчур резок…

– О нет! – еле слышно отозвался герцог.

– Что ж, я счастлив это слышать, Джилли, потому что очень люблю тебя. Я всегда был к тебе привязан. Могу смело сказать, что, не считая твоего здоровья и недостаточной живости, ты никогда не доставлял мне никаких тревог.

Чувствуя, что дядя ожидает ответа, герцог, заикаясь, пробормотал:

– С-с-спасибо, сэр.

– Я не могу сказать, что ты настолько мудр, насколько мне того хотелось бы, – продолжал лорд Лайонел, умерив похвалу, – или что у тебя вовсе нет недостатков, но в целом, мне кажется, если бы твой бедный отец мог тебя сейчас увидеть, он был бы вполне удовлетворен своим сыном.

Его светлость потянулся за очередной понюшкой. Джилли пытался придумать, что бы такого ответить дядюшке, но ему ничего не приходило в голову, поэтому в библиотеке повисла гнетущая тишина.

– Твой отец поручил мне опекать тебя, – наконец прервал молчание лорд, – и думаю, я всеми доступными мне методами старался исполнить его волю. Я даже при крещении дал тебе имя Адольфус, – воспоминание вызвало на дядином лице выражение досады. – Хотя мне очень не нравятся все эти новомодные немецкие имена. Впрочем, это мелочи, и ты знаешь, что я никогда не называл тебя так. И я ни разу не позволил дяде Генри вмешиваться в процесс твоего образования, несмотря на то, что он один из твоих попечителей. Я ничего не имею против твоего дяди, вне всякого сомнения, представления моего брата принесли немало пользы его собственным сыновьям. Но меня они не устраивали, да и твоему отцу наверняка не понравились бы. Я тысячу раз пожалел, что имя Генри было включено в число попечителей. Однако роптать сейчас нет никакого смысла, и я надеюсь, что умею улаживать дела со своим братом.

Из собственного опыта герцог знал, насколько тщетна эта надежда, но, понимая, что его мнение особого значения не имеет, счел за лучшее промолчать, издав вместо этого какие-то нечленораздельные звуки.

– Нет ни малейших оснований обращаться с тобой как с ребенком, Джилли, – в порыве искренности откровенничал лорд Лайонел. – Поэтому я не стану скрывать от тебя, сколь низко ценю мнение брата! Не то чтобы он был напрочь лишен здравомыслия, но тебе следует знать: он никогда не считался с чувствами как моими, так и твоего отца. А когда он женился на этой глупой женщине – впрочем, не стану останавливаться на этом… Если уж он решил связать себя узами брака с женщиной из семейства методиста и произвести на свет толпу дурно воспитанных детей, которые только и умеют, что портить лужайки, даже не задумываясь о том, что для того, чтобы довести их до совершенства, потребовалось пятьдесят лет, то не мое дело критиковать его за это. Хотя, имей в виду, – многозначительно добавил лорд Лайонел, – я с самого начала предупреждал брата о том, что его ожидает. Но Генри никогда не прислушивался к чужому мнению, даже если его высказывали люди, превосходящие брата в мудрости и жизненном опыте. Я надеюсь, Джилли, ты не пойдешь по его стопам.

Герцог заверил дядю в том, что он этого не сделает.

– Полагаю, что нет, – согласился лорд Лайонел. – Думаю, мне удалось вдолбить в твою голову правильные представления. – Но все это не имеет отношения к тому, что я намерен тебе сообщить!

Он устремил суровый взор на кротко склоненное лицо Джилли и несколько мгновений молчал.

– Я говорю о твоем браке, Джилли, – неожиданно произнес его светлость.

Герцог вздрогнул.

– О моем браке, сэр! – растерянно повторил он.

– Почему тебя это так удивляет? – поинтересовался лорд Лайонел. – Полагаю, для тебя не тайна, что я уже заключил кое-какие договоренности от твоего имени. Не вижу смысла держать в секрете совершенно заурядное дело. И поскольку вопрос твоего будущего счастья и благополучия меня волнует так же, как и забота о наследовании тобой титула, то я выбрал тебе невесту, которая помимо таких совершенно необходимых преимуществ, как высокородность и богатство, сможет привнести в твою жизнь определенную степень гармонии. Надеюсь, мой мальчик, ты понимаешь, что я руководствовался всеми этими современными представлениями, которыми ты, вне всякого сомнения, пропитан насквозь. Можешь быть уверен, я не остановил свой выбор на первом же и самом очевидном варианте. Я рассмотрел кандидатуры нескольких молодых женщин, но все они тебе не подходят. Еще пару лет назад я пришел к выводу, что, как только ты станешь совершеннолетним, тебе необходимо жениться на леди Гарриет Престень.

Герцог неожиданно вскочил на ноги и взволнованно заговорил:

– Да… нет! Я об этом слышал. Но титулу не может угрожать опасность, пока мой кузен Гидеон, а кроме него, пятеро сыновей дяди Генри…

– Я ничего не хочу слышать о сыновьях дядя Генри! – возмущенно воскликнул лорд Лайонел. – Если они все пойдут в самого старшего, который, по слухам, только и делает, что выкарабкивается из очередной позорной переделки, а в этом нет ни малейшего сомнения… – да и чего можно ожидать, взяв жену из семьи методистов?.. Могу лишь заметить: я ошеломлен тем, что ты согласен увидеть одного из них на своем месте!