Я посмотрела на Флинна и поняла, что всего лишь несколько часов назад, он сделал тот же самый выбор. Конечно, ситуация сильно отличалась. Я была уверена, что там была совершенно иная предыстория. Он спасал меня. Спасал мою жизнь. А, насколько мне известно, мой отец умер безо всякой причины. Безусловно, ничто не сравнится с тем, что произошло раньше.

Причина, по которой я думала, был убит мой отец, заключалась в том, что он общался с полицией. Возможно. Я не была в этом уверена. Хотя, по слухам он и был осведомителем, тому не было никаких доказательств. И я искала. Годами. Но, увидев, произошедшее между Флинном и Колином, я задумалась, что возможно они ошиблись. Мой отец был верным человеком. Хорошим человеком. И я не представляла, что он мог сдать своих братьев.

— Понимаю, — сказала я, подготавливая себя к крупному разочарованию. — Поживем — увидим.

Это было лучшее, что мы могли бы сделать. Я не могла вернуться в прошлое, мне приходилось мириться с тем, что мы имели. Попытка не пытка. Возможно, мы застанем Донала О'Брайена в удачный момент. И, может быть, он сможет дать мне ответы, которые я столько лет пыталась найти.

Возможно, я, наконец, найду успокоение, которое так долго искала.

Или, возможно, не найду.

Но я должна была постараться.

— Это частное поместье моего отца, — сказал Флинн. — Он держал его в тайне ото всех, кроме ближайших родственников. И из-за его уязвимого состояния, с тех пор как здоровье сильно пошатнулось, мы решили, что лучше держать его подальше от глаз общественности. Пусть он проведет свои последние дни в покое на тот случай, если какой-нибудь заклятый враг решит свести старые счеты, в то время как мой старик слишком слаб, чтобы дать отпор.

Флинн стрельнул в меня взглядом и засмеялся.

— Что? — спросила я. — Ты намекаешь, что я — этот заклятый враг?

— Возможно, — ответил он. — Ты же не планируешь убивать моего дорогого старика, не так ли?

Все эти годы подобная мысль часто приходила мне в голову, но я была не таким человеком. Я не была мстительной. Равно как и хладнокровным убийцей. Знания того, что Донал О'Брайен был при смерти, было достаточно. Конечно, я не хотела позволить ему уйти в мир иной, не получив проклятые ответы, столь необходимые мне.

— Конечно, нет. По-твоему, я похожа на убийцу?

— Ну...

Я шутливо ударила Флинна по руке.

— Я спасла тебе жизнь, засранец, — сказала я. — Ты бы предпочел, чтобы я оставила его в живых?

Флинн наклонился вперед и поцеловал меня, тем самым заглушив мой смех.

— Хорошо, но только не слишком обольщайся, — сказал он. — В конце концов, он умирающий старик.

— Знаю, знаю, — сказала я со вздохом. — Мне просто нужно постараться сделать все возможное.

Я проследовала за Флинном в дом и изо всех сил старалась не таращиться. Это было огромное поместье, гораздо интереснее, чем я себе представляла, учитывая то, где я выросла, и дом, в котором, как мне помнится, много лет назад жил Донал O'Брайен.

— Похоже, он преуспел, — сказала я, восхищаясь величественным входом.

— Вполне. Синдикат оказал ему любезность, — сказал Флинн. — И мне. До недавнего времени, разумеется.

Его лицо омрачилось при упоминании о братстве. Несомненно, он все еще был уязвлен произошедшим. Но когда я огляделась, то восхитилась. Подумать только, мой отец мог бы жить такой жизнью, умирая от старости в гигантском доме за пределами центра Чикаго. Скрытно, уединено и в дали от всех. Флинн кивнул людям у двери — крупным мужчинам, которые, очевидно, были вооружены. Похоже, он это и имел в виду, когда говорил, что его старик беспокоился о неожиданном появлении врагов.

— За ним ведется круглосуточный уход, — сказал Флинн. — Мы оборудовали его спальню практически, как больничную палату. У него не было желания проводить последние месяцы жизни в доме престарелых. Не то чтобы я виню его. Думаю, это было бы ужасно.

Я тоже не могла винить его, особенно учитывая, что, очевидно, у него было предостаточно денег, чтобы все это оплатить.

Мы прошли мимо великолепной величественной лестницы, настолько красиво вырезанной из дерева, что у меня перехватило дыхание. Мраморные полы во всю площадь были покрыты рысаками, которые выглядели так, словно только что прибыли из стран Ближнего Востока. Прекрасные произведения искусства украшали стены. Дом источал аромат денег и шика. Это было великолепно. И подумать только, это все могло бы быть моей жизнью.

Сердцу было больно от осознания того, что подобное могло бы быть и у меня, но еще больнее было знать о крови, пролитой ради того, чтобы у О'Брайена была возможность жить в такой роскоши.

Крови моего отца.

Флинн заговорил, выдернув меня из мыслей.

— Его комната когда-то была наверху, — сказал он, указывая на лестницу. — Но мы переместили все на главный уровень, чтобы ему было проще. Не то чтобы он сейчас встает с постели, но когда-то...

Глаза Флинна наполнились слезами, и его голос срывался от эмоций, когда он говорил о своем отце. Было трудно принять тот факт, что он говорил о человеке, который убил моего отца. И все же, я ничего не могла поделать с чувством жалости к нему. Никто не желал бы смотреть на то, как умирают их родители, не важно, какими монстрами они могли бы быть по отношению к другим. Для Флинна он был папой и навсегда им останется. И я понимала, что, если я хотела построить будущее с этим мужчиной, мне нужно было с этим смириться.

Построить с ним будущее. Я покачала головой и усмехнулась про себя от одной мысли об этом. Не могла поверить, что это действительно происходило. Я, на самом деле, думала о том, чтобы построить будущее с Флинном. Мужчиной, которого хотела засадить за решетку до конца его жизни. Жизнь порой бывает забавной, это точно.

Флинн кивнул медсестре, когда она вышла из комнаты с мягким выражением удивления на лице. Но она кивнула в ответ и легко улыбнулась ему.

— Флинн, рада Вас видеть. Мы не ждали Вас этим вечером, — сказала она, улыбнувшись, но одарив меня странным взглядом, словно пыталась, не показавшись невежливой, выяснить, кто я.

— Знаю, Шейла, — сказал он мягко. — Но кое-что произошло, и мне, возможно, придется ненадолго покинуть город. Я просто хотел попрощаться с отцом. На тот случай, если у меня не получиться вернуться к нему до того...

— Да, да. Я поняла, — сказала она. — Ваш отец проснулся несколько минут назад, но я дала ему лекарство на ночь, так что он может сразу заснуть. Но Вас, скорее всего, обрадует то, что этим вечером он был в ясной памяти.

— Замечательно, — сказал Флинн. — Я просто хочу попрощаться, только и всего.

Я крепко сжала руку Флинна. Первоначальная причина, по которой мы были здесь — я. Но сейчас, я поняла, насколько важно было и для Флинна увидеть своего отца. Когда медсестра отошла, Флинн встал, неподвижно уставившись на дверь. Словно он только осознал, что ему придется переступить через порог.

— Что случилось? — спросила я, нежно погладив его по спине.

— Я не посещал его несколько месяцев, — сказал он. — Всегда был очень занят. Но, честно говоря, полагаю, я просто не хотел видеть его таким. Но сейчас...

Неужели я действительно хотела вмешаться в такой особенный момент для человека, которого я любила? Войдя внутрь и поговорив с Доналом О'Брайеном, я могла получить столь необходимые мне ответы, но также могла испортить последнее воспоминание Флинна о его отце. Я разрывалась, и чувство вины снова глубоко засело в моем сердце.

— Хочешь пойти туда один? — Мой голос был тихим, потому что я не доверяла себе произнести эти слова. Сердцем я понимала, что поступала правильно. Но в глубине души, необходимость сказать это убивала меня, потому что я так долго ждала этой возможности.

— Нет, — сказал Флинн, к моему облегчению. — Я не могу. Мне важно, чтобы ты была рядом со мной, или я никогда не смогу войти в эту дверь.

Флинн вздохнул, медленно потянувшись к ручке двери, и все мое тело напряглось, пока я наблюдала за ним. Я ожидала, когда же откроется дверь. Это был момент, которого я ждала на протяжении всей своей жизни. Разговор с этим человеком укоренился в моей голове. Я неоднократно, на протяжении многих лет репетировала его и знала, что именно хотела сказать Доналу О'Брайену.

Но теперь молилась, лишь бы мне только хватило смелости пройти через все это. И глядя на лицо Флинна, я не была уверена, смогу ли. Я не была уверена, смогу ли испортить, возможно, последнюю встречу сына с отцом.

Да, жизнь может быть забавной, но также, и порядочной сукой.

30

Флинн

Человек на больничной койке не был похож на моего отца. По крайне мере, не на того человека, которого я помнил. Безусловно, его глаза были теми же, глубоко посаженными и темными, но его лицо было бледным и осунувшимся. Я подумал, что, скорее всего, он спит, но когда мы вошли, он заговорил, его голос звучал на удивление твердо и четко.

— Кто здесь?

— Это я, па, — ответил я, подойдя к нему. И в случае, если он не узнал меня (у него бывали провалы в памяти эти дни), я добавил, — твой сын Флинн.

— Флинн?

Я опасался худшего. Опасался, что он меня не вспомнит, что означало бы, что мои последние минуты с ним были бы бесполезны, также как и для него и Эйвы, у которой были свои собственные вопросы. И они были намного важнее, чем мои мгновения с ним.

— Да, па, — сказал я. — И я привел с собой друга.

Он прищурился, словно пытался увидеть нас, но у него были проблемы со зрение. Я подошел поближе к кровати, на свет, держа Эйву за руку. Мой отец смотрел на меня и улыбался.

— Это ты, сын, — сказал он, потянувшись к моей руке. Сухой кашель заставил его тело содрогнуться, и он убрал руку, чтобы прикрыть рот, пока приступ не стих. — Я сомневался, что увижу тебя снова.

Я опустился на колени возле него, взяв обе его руки в свою. Будь прокляты микробы, мне нужно было поддержать его, обнять в последний раз. Ему нужно было знать, что я был здесь с ним, и несмотря ни на что, все еще любил его.

— Я знаю, и мне жаль. Я был эгоистом. Не хотел видеть тебя в таком состоянии, — сказал я, сильно закрыв глаза.

— Все в порядке, сын. Я не хотел, чтобы ты вспоминал меня вот таким. Я бы предпочел, чтобы ты помнил меня таким, каким я был прежде, — сказал он тихо. — Кто с тобой? Девушка?

Я кивнул, и в глазах появились слезы. Да, слезы. Как бы тяжело и неловко это ни было, я должен был слушать, как женщина, которую я любил, расспрашивала моего отца об убийстве ее отца. Не уверен, могло ли быть что-то хуже этого.

— Да, па. Это моя девушка, — ответил я. Я почувствовал, как Эйва крепко сжала мое плечо, приободряя меня своим присутствием и прикосновением. — Ее зовут Эйва.

Эйва заговорила из-за моей спины.

— Эйва Финли, — сказала она.

— Финли, — задумчиво проговорил мой папа. — Фамилия звучит знакомо. Ты из этих мест?

Эйва кивнула:

— Да.

— Ирландское имя... легкий ирландский акцент... — Мой отец складывал все это в единое целое, даже в своем слабом состоянии и частых провалах памяти. — Я знал твоего отца?

Эйва издала тихий звук, вздох, смешанный с всхлипом, и я оглянулся на нее и увидел, как по ее мягким, гладким щекам потекли слезы.

— Да, сэр. Знали, — сказала она. — Его звали Майкл Финли.

— Эйва, Эйва... О, Боже, Эйва, — сказал мой отец, его кашель становился все сильнее.

Все его тело сотрясалось от приступа кашля, и казалось, что он задыхался. Мы с Эйвой стояли, не зная, что делать, и чувствовали себя беспомощными, не понимая, что предпринять. В конце концов, приступ утих, и он откинулся на подушки, его лицо выглядело бледнее и еще более осунувшимся, чем прежде.

— Так, вы помните меня? — спросила она, как только прекратился кашель. — Вы помните, кто я?

— Помню, — мягко сказал мой отец. — И мне так жаль. Так жаль.

31

Эйва

Его извинения сильно поразили, став для меня сюрпризом. По какой-то причине, я ожидала борьбы со стариком. Какая-то часть меня думала, что он никогда не вспомнит моего отца, не говоря уже обо мне. Я никогда и не думала, что он прожил всю свою жизнь, вспоминая (не говоря уже о чувстве вины) о жизнях, которые забрал. Я могла лишь вообразить, насколько жалким и мучительным было бы подобное существование, но, честно говоря, не было похоже, что Донал О'Брайен провел жалкую, мучительную жизнь.

Я стиснула зубы и прикусила язык. Вся речь, заранее приготовленная мной, была ответом на конфронтацию, но никак не на извинения. Тем более от человека, находящегося на смертном одре, и с его сыном, стоящим возле него. Все шло наперекосяк, и весь мой заранее спланированный, отрепетированный монолог негодования, казалось, полетел в трубу. Перед лицом того, что казалось искренним и душевным раскаянием, я практически потеряла дар речи.